Авоська для бриллиантов
Наталья Николаевна Александрова
Следствие ведет Василиса Селезнева
Могла ли Василиса Селезнева знать заранее, чем обернется обычная прогулка с собакой? Бордоский дог Бонни откопал в куче осенних листьев… нет, не дохлую крысу, а обычную дамскую сумку, видимо украденную в трамвае или сорванную с плеча. Первой мыслью Василисы было выкинуть эту сумку от греха подальше в первую попавшуюся мусорку, однако любопытство взяло верх, и она проверила ее содержимое. Кроме обычных женских мелочей в сумке обнаружился талон на прием к стоматологу, и наивная Василиса, пытаясь сделать доброе дело и найти хозяйку, затеяла расследование. А дальше закрутился такой сюжет, что мама не горюй!
Книга также выходила под названием «Утром деньги, вечером пуля».
Наталья Александрова
Авоська для бриллиантов
© Н. Александрова, 2017
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2017
* * *
– Бонни! – закричала я что есть мочи. – Сейчас же прекрати! Что я тебе сказала!
Как и следовало ожидать, он сделал вид, что совершенно ничего не слышит.
Вообще говоря, я его очень люблю, и это вполне объяснимо: он удивительно красивый – чудесного песочного цвета, с рельефной мускулатурой и очень выразительным взглядом. Правда, мое пристрастие разделяют далеко не все люди. Особенно те, кто встречает его под вечер на плохо освещенных улицах Васильевского острова, где мы живем с некоторых пор. Некоторые наиболее впечатлительные прохожие едва не падают в обморок. Другие, порезвее, – бросаются наутек. Тогда Бонни поворачивается ко мне и спрашивает взглядом: «Можно, ну можно я немножко побегаю? Ведь это будет так весело!»
Хотя он прекрасно знает, что я ему ни в коем случае не разрешу.
Дело в том, что Бонни (если кто еще не знает) – бордоский дог, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мало того что эта порода собак сама по себе очень крупная, а Бонни даже для своей породы уродился настоящим великаном. На выставки его не пускают, потому что он больше стандарта породы. И взгляд его далеко не всем кажется приятным и выразительным.
Например, мой приятель капитан Творогов из милиции серьезно утверждает, что знаменитая собака Баскервилей, описанная сэром Артуром Конан Дойлем, по сравнению с Бонни – просто мальтийская болонка или карликовый пудель.
Но я немного отвлеклась.
Итак, Бонни сделал вид, что не слышит моих возмущенных криков, и продолжал разрывать огромную кучу желтых осенних листьев.
– Бонни, прекрати немедленно! – воскликнула я еще раз без большой надежды на успех и подбежала, чтобы за ошейник оттащить его от этой кучи.
Дело в том, что вкусы у Бонни довольно оригинальные, и если он заинтересовался этими листьями – наверняка под ними зарыта какая-нибудь гадость, например дохлая крыса. А я крыс не переношу ни в каком виде – ни в живом, ни в мертвом. Кроме того, Бонни обожает забираться в мою постель, и после контакта с этой гадостью… ну, вы сами понимаете, как это приятно!
– Прекрати сейчас же! – повторила я еще раз и ухватила его за ошейник… но тут же поняла, что опоздала, опоздала самую малость: негодяй уже до чего-то дорылся и вытащил это что-то на свет божий, радостно скаля жуткую морду.
– Брось сейчас же эту гадость! – проговорила я по инерции и только тогда разглядела, что же он, собственно, вытащил.
К счастью, это была не дохлая крыса и не что-нибудь еще похуже (хотя не знаю, что может быть хуже дохлой крысы).
Это была дамская сумка. Очень приличная и очень дорогая, насколько можно было судить после того, как она побывала в зубах моего любимого Бонни. Кажется, я видела похожую сумку в галерее высокой моды на Невском. Не факт, что эта сумка действительно крутой фирмы, может быть, просто приличная имитация.
– Бонни, отдай! Отдай сейчас же! – крикнула я и попыталась отнять сумку у пса.
Но он решил, что я с ним просто хочу поиграть. А среди его любимых игр игра «попробуй отними» занимает одно из первых мест.
Обычно мы с ним играем в эту игру с помощью старого резинового мячика, до того изгрызенного, что его первоначальную форму уже невозможно определить. А тут появилась новая игрушка, так что радости Бонни просто не было границ. Он подпрыгнул сразу на всех четырех лапах, как игривый щенок, и припустил от меня на хорошей скорости.
Мне ничего не оставалось, как броситься за ним вдогонку, пытаясь на ходу взывать к его совести.
Наконец Бонни немножко сбавил темп: видимо, он понял, что я за ним не поспеваю, а играть в «попробуй отними» без партнера совершенно не интересно.
Я догнала его, схватила сумку и рванула на себя. Бонни, кажется, наконец понял, что я с ним вовсе не играю, и выпустил свою находку из пасти.
Я огляделась, думая, что с ней делать.
До этого момента я об этом просто не задумывалась – гоняясь за Бонни, было не до размышлений. А теперь я поняла совершенно очевидную вещь: эта сумка краденая. Вор срезал ее у хозяйки в трамвае или автобусе или просто сорвал с плеча, вытащил все ценное, а саму сумку выкинул, как возможную улику. Точнее, не просто выкинул, а зарыл в кучу листьев, где ее и нашел мой оболтус Бонни.
Первой моей мыслью было выкинуть эту сумку от греха в первую попавшуюся мусорку. И я даже шагнула к ближайшему магазину, возле дверей которого стояла урна.
Но тут же я поняла, что, как это чаще всего бывает, первая мысль – далеко не самая умная.
В пылу погони мы с Бонни выбежали из тихого безлюдного двора и сейчас находились на Среднем проспекте. А Средний проспект Васильевского острова, если кто не знает, – одна из самых людных улиц Санкт-Петербурга. Здесь полно народу в любое время дня и ночи, и вся эта толпа обтекала нас, держась на некотором расстоянии. Что было вполне объяснимо, учитывая колоритную внешность Бонни и его более чем внушительные размеры. При этом, разумеется, мы привлекали к себе всеобщее внимание, и если я сейчас, на глазах заинтересованной публики, выброшу в мусорную урну сумку – с виду довольно дорогую и почти новую, – это заметят десятки людей, и, по крайней мере, половина из них заподозрит неладное. То есть все они, как и я только что, совершенно справедливо подумают, что сумка краденая, только они-то, в отличие от меня, будут уверены, что именно я ее украла, а сейчас отделываюсь от улики… А что – вид у меня после погони за моим четвероногим сокровищем не самый лучший – волосы растрепаны, на рукаве куртки грязь, к ботинкам прилипли листочки. Да и сама одежда и обувь поношенные и не слишком чистые – а кто же с собакой в дорогом да хорошем гуляет? То есть у прохожих такой вид, несомненно, вызовет подозрение.
Нет, выкидывать сумку на глазах у публики никак нельзя!
Но и идти с ней дальше тоже небезопасно: у меня на плече висела своя собственная сумка, в руках – вторая, а это, согласитесь, довольно подозрительно. Девушка с двумя сумками выглядит примерно так же, как известный памятник вождю мирового пролетариата, где незадачливый скульптор изобразил его с двумя кепками: одна – на голове, а другая – в руке…
Кроме того, существует вероятность (пусть и небольшая) встретить хозяйку краденой сумки. Тогда мне будет очень трудно перед ней оправдаться.
Короче, я вытащила из своей сумки фирменный пластиковый пакет, запихнула в него злополучную находку и пошла себе дальше с самым независимым видом, решив выкинуть эту чертову сумку при первой возможности.
Правда, по ходу дела мне пришла в голову еще одна мысль: прежде чем выбрасывать сумку, надо бы проверить ее содержимое. Вдруг в ней остались какие-то документы или еще что-то важное – тогда нужно найти ее хозяйку и вернуть ей потерю. Тем более что я вспомнила, как совсем недавно мы с дядей Васей по заданию одной девушки искали ее сумку, точно так же украденную у нее случайным вором. Тогда поиски этой сумки стоили нам огромных усилий, а уж что мы узнали в итоге, и вспоминать не хочется… Впрочем, это совсем другая история.
Кстати, раз уж я упомянула дядю Васю – надо сказать, кто это такой и что меня с ним связывает. Василий Макарович Куликов – отставной милиционер, не так давно вышел на пенсию и, чтобы не скучать и не маяться от безделья, открыл частное сыскное агентство. И меня он пригласил в это свое агентство на должность то ли секретаря, то ли бухгалтера, то ли девочки на побегушках, хотя на самом деле мне очень часто приходится исполнять роль оперативника и детектива. Кроме совместной работы, нас связывает дружба, а еще – одинаковые имена: он – Василий, я – Василиса… Да, вот таким оригинальным именем наградили меня безответственные родители!
За этими мыслями я осознала, что нахожусь на углу Среднего проспекта и Третьей линии, перед входом в свою любимую кофейню. В этом подвальчике работала моя знакомая, Мила, которая обладала двумя несомненными достоинствами: у нее был замечательный характер и она прекрасно варила кофе. Кроме того, она была связана узами дружбы с моими друзьями из милиции – капитанами Твороговым и Бахчиняном. И этих двух капитанов с большой вероятностью можно было застать у нее в подвальчике.
Тут я решила, что после беготни и подвижных игр с Бонни мой организм нуждается в порции кофеина, и спустилась по крутым ступенькам в Милкин подвальчик.
Кроме уже названных достоинств, эта кофейня обладала еще одним, и очень важным: ни в одно заведение, кроме этого, меня не впустили бы с Бонни, а Мила хорошо знала моего пса и разрешала ему заходить в кофейню, взяв с него (и с меня тоже) слово, что он будет себя прилично вести. И даже угощала его горячими бутербродами с ветчиной, до которых Бонни был большой охотник.
Итак, мы с Бонни спустились в подвальчик и, разумеется, увидели за угловым столиком обоих неразлучных капитанов. Правильно, сейчас утро, и они в это время всегда пьют кофе у Милы, чтобы, как выражается капитан Бахчинян, день расцвел всеми красками жизни от такого дивного напитка.
Капитан обаятелен и по-восточному речист.
Творогов и Бахчинян сидели, пригорюнившись, над полупустыми чашками кофе и обменивались глубокомысленными репликами:
– М-да… глухое дело… – говорил Леша Творогов с тяжелым, грустным вздохом.
– И не говори… натуральный висяк! – вторил ему Ашот Бахчинян, потупив взор своих выразительных восточных глаз.
– Мальчики, хотите тирамису? – подала голос из-за стойки Мила, стремясь хоть чем-то утешить друзей.
– До того ли! – вздохнул Бахчинян. – Вот еще одну чашечку кофе можно…