Фея с благими намерениями

У выхода из метро стояла женщина и раздавала бесплатную газету. Надежда хотела ускользнуть, но тетя ловко сунула свернутую газету за обшлаг ее пальто. Надежда не любила бесплатные газеты, если на то пошло, она вообще не любила газеты – ничего хорошего из них не узнаешь, кроме того, бесплатные газеты всегда делаются из самой тонкой бумаги и пачкаются типографской краской. Кот Бейсик, напротив, газеты очень любил, он набрасывался на них, как коршун на беззащитную голубку, и рвал на мелкие кусочки. Кусочки эти он умудрялся разбрасывать по всей квартире, что, разумеется, Надежде очень не нравилось.

Поэтому Надежда брезгливо вытащила газету из-за обшлага и шагнула к ближайшей урне, но тут ей бросилась в глаза фамилия Кондратьев, напечатанная крупным шрифтом. Первая мысль была выбросить газету и идти домой и сделать то, что советуют делать, когда кажется, то есть перекреститься. Тем не менее Надежда развернула газету и принялась читать тут же, не отходя от урны.

«Загадка смерти Алексея Кондратьева может быть решена!» – гласил заголовок. И дальше, более мелким шрифтом: «Как нам стало известно из компетентного источника, знаменитый автор детективов Алексей Кондратьев, который скончался на прошлой неделе, оставил новый, не изданный раньше роман. Роман автобиографичен, в нем писатель раскрыл все карты. Читателей ждет полное объяснение, почему писатель вынужден был скрываться все эти годы. Кто угрожал Кондратьеву разоблачением? Кого боялся известный писатель? Отчего никто никогда не видел его лица?

Все эти загадки раскрываются в новом романе, который выпустит в ближайшем будущем издательство «Норд-Вест».

Под заметкой стояла подпись Л. Путова.

– Так я и думала… – пробормотала Надежда, складывая газету квадратиком. – Вот как получаются дешевые сенсации. Издательство не собирается печатать новый роман Кондратьева, потому что его не существует в природе. Так что загадка смерти Кондратьева никак не может быть решена, привирает тут госпожа Лилипутова. А может, и нет никакой загадки? Ну, умер человек своей смертью, с кем не бывает… А все остальное накрутили журналисты.

Тут Надежда осознала, что стоит возле мусорной урны и разговаривает сама с собой, и на нее уже начали оглядываться прохожие. Она выбросила газету и поскорее отправилась домой, моля бога, чтобы не видел ее никто из соседей.

Спала она плохо, ей снился писатель Кондратьев в виде мумии, которая восстает из саркофага вся в несвежих бинтах. Мумия протягивала руки к Надежде и говорила что-то утробным голосом, как говорят мумии в фильмах ужасов. Было совсем не страшно.

Однако Надежда проснулась от духоты. Она открыла форточку и сходила на кухню попить водички. Еще поглядела на ночную улицу. Шел дождь, и реклама соседнего магазина многократно отражалась в лужах.

Надежда полюбовалась немного на яркие огни и совершенно разгулялась. Сон не шел, хотя дождик убаюкивающе стучал по подоконнику. Муж повернулся на другой бок и сладко всхрапнул.

Под мерный стук дождевых капель Надежда честно поговорила сама с собой и решила, что она никак не может бросить это странное дело. И пускай ей говорят, что и дела-то никакого нету, так, пустяки. Ну, привели на похороны ту молодую женщину под конвоем, так, может, ее муж ревнует, вот и приставил охранников… Или покойный писатель от журналистов прятался – тут как раз Надежда очень его понимает. Эта Лиля Путова – такая врушка… Но, так или иначе, Надежда в этом деле разберется.

Не вышло ничего вызнать в музее «Арт Нуво» – значит, нужно ехать к Кондратьеву. В квартиру не попасть, так хоть на дом посмотреть, вокруг побродить, авось и придет в голову какая-нибудь умная мысль.

Приняв такое решение, Надежда заснула с почти чистой совестью.

Надежда Николаевна доехала на метро до Московских ворот, вышла на площадь и без проблем нашла дом, в котором проживал покойный писатель Кондратьев. Дом этот был так называемый «сталинский», недавно отремонтированный – короче говоря, очень приличный дом, заветная мечта риелтора.

Надежда с независимым видом прошлась вдоль дома в одну сторону, потом в другую. Дверь подъезда, как и следовало ожидать, была заперта и оснащена домофоном. Надежда Николаевна задрала голову, как будто поинтересовалась, не собирается ли дождь. Небо, как обычно в нашем городе, было плотно затянуто тяжелыми ноздреватыми облаками, но это не очень интересовало Надежду. Она внимательно разглядывала окна на последнем, девятом, этаже.

Судя по всему, это были окна двух квартир. Причем четыре левых окна производили вполне жилое и обитаемое впечатление: занавески на них были раздернуты и время от времени покачивались то ли от сквозняка, то ли от чьих-то прикосновений. На двух окнах стояли горшки с комнатными цветами (с такого расстояния определить, что это за цветы, Надежда не смогла), возле одного из окон мелькнул женский силуэт.

Те же четыре окна, что справа, производили, напротив, впечатление совершенно нежилое. Трудно сказать, в чем именно это выражалось – то ли в том, что на двух окнах занавески были задернуты, а это в нашем городе в октябре месяце о чем-нибудь говорит, у нас и без того осенним днем темнее, чем в июне ночью. То ли в том, что на двух других окнах занавески хотя и были задернуты не до конца, но были неподвижны, как паруса в мертвый штиль, и за ними не было видно ничего, кроме темноты.

В общем, как бы то ни было, Надежда уверилась, что именно эти четыре окна – это окна квартиры покойного Кондратьева. Она представила, как ловкий фотограф на веревке спустился с крыши и с риском для жизни фотографировал эти окна, надеясь заснять сцены из жизни таинственного писателя…

Тем временем дверь подъезда широко распахнулась. Из дверей вышел рабочий с тяжелой коробкой, остановился и, поставив коробку так, чтобы она заблокировала дверь, вернулся в подъезд. Видимо, у кого-то из жильцов полным ходом шел ремонт.

Минуту назад Надежда Николаевна не собиралась делать ничего предосудительного. Она собиралась еще немного покрутиться возле этого дома и отправиться домой, к повседневным домашним делам, к коту… хотя этот хулиган не слишком заслуживал хорошего отношения. Но теперь, увидев призывно открытую дверь подъезда, она не удержалась. Ноги сами понесли ее к этой двери, и Надежда не заметила, как оказалась внутри подъезда, возле лифтов.

«Что я делаю? – удивленно спросила она сама себя, точнее, ее сдержанная и законопослушная половина спросила у другой половины, склонной к авантюрам и сомнительным, безответственным поступкам. – Зачем я сюда вошла? Все равно квартира заперта и опечатана, и я не узнаю ничего нового…»

«А я только поднимусь на девятый этаж, – ответила она сама себе, точнее, ее безответственная половина ответила сдержанной и законопослушной, – только поднимусь и посмотрю…»

На площадке было два лифта. Один, грузовой, заняли рабочие со своими мешками и коробками, второй был свободен, и Надежда поднялась на девятый этаж.

Как она и полагала, на этом этаже было две квартиры. По ее расчетам, квартира Кондратьева находилась справа от лифта. Впрочем, это предположение тут же получило вполне надежное подтверждение: дверь этой квартиры была опечатана. Правда, бумажка с синей печатью едва держалась на двери, прилепленная одним уголком, но это не меняло ситуацию: квартира находилась на контроле у полиции по причине скоропостижной смерти ее владельца.

Больше здесь делать было нечего, и Надежда хотела уже вернуться, она даже шагнула к лифту, как вдруг услышала, что кабина поднимается, и из нее доносятся голоса.

Слов она разобрать не могла, но сами эти голоса звучали строго и официально, по самому их тембру Надежда поняла, что в кабине лифта находятся государственные служащие.

Хотя до сих пор Надежда Николаевна не совершила ничего противозаконного, ей совсем не хотелось, чтобы ее застали перед квартирой Кондратьева и начали задавать всяческие вопросы – мол, что вы здесь делаете, и как вы здесь оказались, и не вы ли случайно оторвали налепленную на дверь печать…

Наверх ходу не было.

Надежда метнулась к лестнице и сделала уже несколько шагов вниз, но в это время ниже этажом открылась дверь, и на площадку, как горячий суп из кастрюли, выплеснулся оглушительный собачий лай – видимо, соседи снизу вывели собаку на прогулку.

В совершенной панике Надежда метнулась назад.

Кабина лифта уже остановилась на девятом этаже, еще доля секунды – ее дверцы откроются…

Надежда попятилась, прислонилась спиной к двери кондратьевской квартиры…

И вдруг эта дверь поддалась и открылась, и Надежда Николаевна оказалась в прихожей.

Надежда ахнула и машинально захлопнула за собой входную дверь. Замки лязгнули, на этот раз дверь была заперта. Надежда перевела дыхание и снова привалилась спиной к двери, на этот раз изнутри. На какое-то время ей показалось, что она в безопасности…

Но в следующую секунду иллюзия безопасности рассеялась, как утренний туман.

Снаружи к двери приблизились шаги, и женский голос, с оттенком некоторого недовольства, проговорил:

– Но, Василий Артурович, вы же знаете, какой закон: полгода нужно ждать на тот случай, если объявятся наследники…

– Законы, Любовь Макаровна, я знаю не хуже вас, – отвечал мужской голос, в котором, несомненно, звучали нотки начальственной брезгливости. – Полгода ждать придется, хотя мы с вами знаем, что никаких наследников нет и никогда не было. Но мы можем хотя бы осмотреть квартиру, чтобы убедиться… А кстати, Любовь Макаровна, почему печать сорвана? Вы что, ее уже кому-то показывали?

– Да что вы, Василий Артурович, как можно! – В женском голосе появилась доля хорошо контролируемой истерики. – Вы меня знаете, я никогда…

– Допустим, я вас знаю, но печать… ладно, открывайте!

– Сейчас… – За дверью забренчали ключами.

– Что вы там возитесь! – недовольно ворчал мужчина.

Надежда Николаевна пришла в ужас.

Если бы ее застали на лестничной площадке, перед дверью квартиры, – она еще вполне могла отговориться, придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение. Да пусть даже не очень правдоподобное, бог бы с ним. Но теперь, когда она находится в чужой квартире, к тому же опечатанной… теперь дело не обойдется минутой позора, ее запросто могут задержать до выяснения обстоятельств, а то и арестовать… как это называется – кража со взломом? И даже если дело обойдется без суда, уж до мужа это точно дойдет!

Эти мысли промелькнули в голове Надежды Николаевны в долю секунды. В следующее мгновение она уже неслась прочь от двери, стараясь не производить шума. Самое удивительное, что это ей почти удалось – женщина средних лет и не самой субтильной комплекции, она пронеслась по квартире Кондратьева на цыпочках, почти не касаясь пола.

Промчавшись по коридору, она влетела в первую попавшуюся комнату. Это была спальня – широкая кровать с резной деревянной спинкой, низкий комод, платяной шкаф…

Много лет назад, когда Надежда была еще не замужней домохозяйкой с инженерным складом ума и авантюрными наклонностями, а хрупкой девочкой с двумя косичками, она, как и все, любила играть в прятки. Должно быть, с тех далеких времен у нее остались какие-то инстинкты, и первым ее побуждением было – спрятаться в шкафу.

На одну секунду она застыла в растерянности, представляя, как глупо это будет выглядеть, – но тут хлопнула входная дверь, и голоса донеслись уже из коридора.

Отбросив всяческие сомнения, Надежда открыла шкаф, юркнула в него и тихонько закрыла за собой дверь.

Шкаф был большой и просторный, так что в нем было вполне достаточно места для Надежды Николаевны с ее несколькими (не будем уточнять) лишними килограммами.