В шкафу пахло пылью и еще чем-то довольно приятным. Принюхавшись, Надежда Николаевна узнала запах лаванды. Она и сама раскладывала по шкафам пакетики с лавандой – и от моли помогает, и пахнет хорошо.
Однако, кроме запаха пыли и лаванды, было еще что-то трудноуловимое…
Прямо перед лицом Надежды висел мужской костюм. Приличный костюм, итальянский. Она его немножко подвинула, чтобы удобнее расположиться, уткнулась лицом в рубашку…
И вдруг услышала вздох.
Она замерла, мгновенно с ног до головы покрывшись испариной, и прислушалась.
Вроде бы все было тихо.
«Ну да, конечно, послышалось, – подумала она. – Кто здесь может вздыхать?»
Надежда Николаевна осторожно отодвинула рубашку, невольно опустила глаза…
И увидела брюки. И еще ботинки.
Допустим, брюки вполне могут висеть в платяном шкафу. Но вот ботинкам здесь совсем не место. Их обычно держат отдельно от одежды, хотя бы в другом отделении шкафа.
Но самое главное – брюки и ботинки были не сами по себе.
Они были надеты на мужские ноги.
– Мама… – прошептала Надежда, чувствуя, как по ее спине ползут тысячи ледяных мурашек, – мама, я сейчас умру…
Однако мама Надежды никак не могла прийти ей на помощь: она в это время занималась своими собственными делами и к авантюрным наклонностям своей давно уже взрослой дочери относилась крайне неодобрительно.
Так что Надежде приходилось надеяться только на себя.
И в первую очередь – признать очевидный, хотя и невероятный факт: в шкафу она была не одна.
– Кто здесь? – прошептала она дрожащими от страха губами.
– Тс-с-с! – прошипел ей в ответ таинственный незнакомец.
Действительно, сейчас был не самый подходящий момент для разговоров. Дверь спальни открылась, и раздался начальственный мужской голос:
– Хорошая квартира. Потолки высокие, ремонт недавно сделан… так что, Любовь Макаровна, попрошу без самодеятельности. Без этого, как его… волюнтаризма.
– Но, Василий Артурович, дорогой, вы же знаете мои семейные обстоятельства…
– Знаю и учту их. Но в пределах разумного. Вы же понимаете, Любовь Макаровна, у меня тоже имеется начальство, и я должен учитывать их интересы. Самое главное, Любовь Макаровна, чтобы Селезенкин не наложил лапу на эту квартиру. Так что вы уж смотрите, чтобы с ним никаких контактов! А вот здесь стеночку нужно будет немного подкрасить, позаботьтесь!
– Непременно, Василий Артурович!
Дверь комнаты снова негромко хлопнула, голоса доносились теперь из коридора, затем захлопнулась входная дверь, и в квартире наступила тишина.
Надежда Николаевна, которая до этого боялась даже дышать, перевела дыхание, вытерла со лба испарину и наконец вспомнила о своем соседе по шкафу.
Ей было очень страшно, но вместе с тем ее мучило любопытство. Кроме того, неизвестное зло страшнее известного – и она отодвинула в сторону вешалку с рубашками, затем твидовый пиджак – и увидела старомодное, но довольно элегантное пальто. Пальто показалось Надежде смутно знакомым, она уже хотела отодвинуть его тоже… но тут увидела над ним блестящие в темноте глаза.
Над этими глазами были удивленно поднятые брови, и, вглядевшись внимательнее, Надежда Николаевна узнала пожилого элегантного мужчину, которого видела на похоронах Кондратьева.
– Это вы? – прошептала она.
– Да, я… – ответил мужчина очевидное.
Еще секунду назад Надежда в ужасе вслушивалась в дыхание соседа по шкафу, ее сводил с ума сам факт его существования. Но теперь она поняла сразу две вещи: во-первых, этот мужчина, пожилой и несомненно интеллигентный, не представляет для нее опасности. И во-вторых – он ее сам боится.
Эти два факта внушили Надежде Николаевне бодрость и оптимизм. Она строго насупила брови (хотя в шкафу было довольно темно, и вряд ли это произвело на собеседника впечатление) и проговорила, придав голосу металлический призвук:
– Что вы здесь делаете?
– А вы? – вполне резонно ответил мужчина.
– Вопросы здесь задаю я! – произнесла Надежда Николаевна фразу из какого-то фильма. – И вообще, давайте выйдем из шкафа… кажется, они ушли.
– Давайте, – охотно согласился мужчина.
Они выбрались из шкафа.
При свете Надежда еще раз оглядела мужчину.
Несомненно, это он подходил к ней на похоронах. Правда, он выглядел не так элегантно, как тогда, – во-первых, прячась в шкафу, он помял свое пальто, галстук сбил на сторону, а самое главное, у него за правым ухом оказался носок. Черный, вполне приличный носок. Целый и даже, кажется, новый.
– Это вы? – удивленно спросил мужчина, разглядев Надежду. – Я вас видел на похоронах. Что вы там делали?
– Повторяю, – строго проговорила Надежда, – вопросы здесь задаю я!
– На каком основании?
– Вот на каком! – Надежда показала мужчине читательский билет. Когда-то давно она ходила в районную библиотеку. Билет был давно просрочен. Мужчина начал было к нему приглядываться, но Надежда спрятала билет и проговорила:
– Отвечайте на вопрос!
В глубине души она изумилась своей наглости. Но мужчина был явно не в своей тарелке.
– Я еще там понял, что вы не просто так пришли на похороны… – забормотал он, – неужели вы…
– Посмотрите на себя в зеркало! – перебила его Надежда.
Мужчина взглянул на свое отражение в дверце шкафа, увидел носок, сбитый на сторону галстук… и залился краской.
Надежда дала ему минуту, чтобы привести себя в порядок, и повторила свой вопрос:
– Итак, что вы здесь делаете? И для начала – кто вы такой?
– Я… Сперанский… Валентин Олегович Сперанский…