Фермуар последней фрейлины

– Снова шах и мат!

Соперник вздохнул, почесал в затылке и произнес:

– Надо же, как ты меня! Ну, давай еще одну партию… хочу отыграться…

– Подожди, Мишаня, сейчас я с этими господами поговорю – и сыграем еще одну…

С этими словами Иннокентий Михайлович повернулся к чернобородым:

– Ну что, принесли?

– Принесли, – ответил один из них, понизив голос, и скосил глаза на оттопыренный карман своей куртки.

– Покажи! – Иннокентий Михайлович протянул руку.

Бородач недовольно засопел, переглянулся со своим двойником, сунул руку в карман, достал оттуда толстый, плотно набитый конверт и передал его шахматисту. Иннокентий Михайлович приоткрыл конверт, в котором обнаружилась толстая пачка денег, пробежал музыкальными пальцами по корешкам купюр и кивнул:

– Все правильно.

Затем он уверенным жестом спрятал конверт во внутренний карман своего пиджака.

– Эй, дядя, ты куда это деньги положил? – рявкнул бородач.

– Как – куда? Мы договорились, так? Как говорил Карл Маркс, формула деньги – товар – одна из основных формул товарно-денежных отношений…

С этими словами Иннокентий Михайлович достал из другого кармана черную бархатную коробочку и протянул ее чернобородому:

– Вот ваши сережки! И я вас больше не задерживаю, мы с товарищем должны еще одну партию сыграть!

– Партию? – Бородач придвинулся к скамье, наклонился над Иннокентием Михайловичем и тихим, угрожающим голосом проговорил: – Отдай деньги, старый перечник!

– Эй, молодой человек! – подал голос партнер Иннокентия Михайловича. – Вы что себе позволяете? А ну, марш отсюда! Здесь люди культурно отдыхают…

– А ты вообще усохни, старый таракан! – шикнул на него второй бородач. – Тебя пока не трогают – вот и радуйся!

– Да вы вообще что о себе вообразили? – мужчина в плаще начал наливаться красным. – Да я вас…

– Сказали тебе – сиди, а то быстро оформим тебе инвалидность! – рявкнул бородач и легонько толкнул шахматиста.

Тот устоял на ногах, но бежевый плащ упал на скамью.

Под плащом обнаружился форменный китель со знаками различия и погонами генерала МВД.

– Это что… это кто… – пролепетал бородач, переглядываясь со своим двойником, и попятился.

– Да я вас… да я вам… да я от вас… – страшным голосом ревел генерал.

От соседних скамей к ним уже поспешали несколько бравых молодых парней в штатском, но с четко просматривающимся под одеждой оружием. Бородачи бросились было наутек, но их тут же окружили, схватили и обездвижили.

– Кто же это у нас? – проговорил генерал, разглядывая пленных. – Да никак это братья Магомедовы? Да они же у нас уже пять лет в розыске! Ну, удачный улов!

– Никакие мы не Магомедовы, – вяло отбивался один из бородачей. – Зауровы мы…

– Разберемся! – рявкнул генерал, и повернулся к Иннокентию Михайловичу:

– Ну, спасибо тебе, Кеша! Я этих орлов давно искал, если бы не ты, так бы и не нашел!

– Это тебе спасибо, Мишаня! – отмахнулся Иннокентий Михайлович. – Ты мне очень помог!

– А как насчет еще одной партии?

– А тебе разве не нужно с этими разбираться? – старый шахматист кивнул на бородачей.

– Да с ними мои ребята вполне разберутся!

– Ну, тогда ладно, давай еще одну партию!

На следующий день двое бородачей снова вошли в оранжерею.

На этот раз вид у них был виноватый и подавленный. И очень помятый, как будто их несколько часов крутили в центрифуге огромной сушильной машины.

Инвалид, как и прежде, сидел в своем кресле перед ящиком с растениями. По бокам кресла лежали два добермана и смотрели на бородачей с явным презрением. Не повернувшись к вошедшим, человек в кресле протянул:

– Хороши! Как вас угораздило так вляпаться?

– Виноваты, шеф! – протянул один из братьев. – Не разглядели, что он генерал!

– Ну, это надо уметь…

– Спасибо, что вытащили нас, шеф… – вяло бормотал бородач.

– Спасибо? – инвалид искоса взглянул на бородачей. – Да я бы из-за вас и пальцем не шевельнул! Я вас только потому вытащил, что у вас были сережки! А ну покажи!

Один из бородачей вынул из кармана черную бархатную коробочку и подал ее инвалиду.

– Что ж, – сказал тот, рассмотрев серьги, – вижу, что вещь действительно приличная, с историей, понимающий человек оценит. Понимаю, как дороги они были жене этого мозгляка, пожалуй, за них она его и простить может… Как он, кстати, поживает? Доставьте-ка его ко мне на инструктаж. Только вымойтесь, что ли, а то дух от вас камерный идет, вон, мальчики мои недовольны.

Один из «мальчиков» фыркнул и отвернулся, второй сморщил нос в издевательской ухмылке.

Проснулась Настя от холода. В комнате было свежо – ночи в начале июня бывают прохладные. За окном наступал серенький рассвет, а может, это были еще сумерки, опять-таки в июне непонятно.

Настя вспомнила о вчерашнем. Перед глазами встали две жуткие рожи – рыжего и другого, с прилизанными сальными волосами. Она поморщилась и прислушалась к себе.

Голова не болела, только пересохло в горле, потому что всю ночь дышала ртом. Очень осторожно она села и спустила ноги с кровати. Ничего не случилось, все предметы, видимые с трудом, силуэтами, оставались на своих местах. Дотащившись до кухни, она сто раз пожалела, что начала это предприятие. Нажав кнопочку электрического чайника, она плюхнулась на стул.

Сил совсем не было. Наверное, это от голода, поняла она, ведь не ела со вчерашнего обеда. Холодильник был пуст, как зимняя тундра, в магазин она сходить не успела, купила вчера по дороге домой половинку хлеба и полкило сосисок. Все покупки остались в сумке, а сумку забрали эти двое уродов.

При мысли о сосисках, в желудке начались голодные спазмы. Настя нашла в буфете пачку сухарей и немного кускового сахару. Вот и хорошо, вот и хватит ночью-то…