Черное Рождество

Прошла минута, и капитан прокричал:

– Людей возьмем, только без багажа. И подождите немного. – Он направил рупор в сторону палубы и рявкнул: – Всем выбросить багаж в море! Передавать осторожно, а то перевернемся! И никакой паники!

Поднялся крик, ошалевшие штатские цеплялись за свои пожитки, не понимая, что могут потерять жизнь. Капитан, которому все надоело, крикнул, что в нарушителей приказа будет стрелять.

Вот завизжал кто-то в пенсне истерично, крича, что не имеют права отбирать вещи. Растрепанная дама с безумными глазами вцепилась матросу в лицо, тот охнул. Толпа волной качнулась в сторону, пароход накренился, тот, в пенсне, вдруг выхватил револьвер, крича уже вовсе что-то несуразное… Но грянул выстрел – это капитан выполнил свою угрозу. Штатский в пенсне кулем рухнул на палубу. Толпа застыла в молчании.

– Я же предупреждал – без паники! – рыкнул капитан.

Молча протиснулись сквозь толпу два матроса и выбросили труп в море. Затем процесс выбрасывания узлов и чемоданов пошел как по маслу. Люди на палубе передвигались в общем трансе.

– Выбросить седла, но оставить карабины! – распорядился на пирсе Никифоров. – Сначала передаем раненых!

Беспомощных людей переносили по сходням и передавали на руки матросам, а потом они плыли над палубой, поддерживаемые толпой. Борис прикоснулся к руке медсестры и заглянул в бездонные от усталости глаза, обведенные черными кругами.

– Позвольте, я помогу вам перебраться на пароход.

– Нет-нет, – встрепенулась она. – Я должна вернуться! Там остались еще люди! Мое место рядом с ними!

Борис переглянулся с Алымовым. Они поняли друг друга без слов: погрузка будет идти долго, за это время они успеют обернуться еще раз до лазарета и обратно. Борис подхватил на руки медсестру и понес ее по сходням.

– Мы съездим туда сами и вернемся, – прошептал он, прижимая к груди легкое, почти невесомое тело, – я вам обещаю…

В стороне Туапсе застрекотал внезапно пулемет.

– Красные! Отрезали дорогу по суше! – пронеслось по толпе.

– Мы успеем! – выдохнул Борис и передал сестру в руки матросу с парохода.

На бегу обернувшись, он заметил, как она сотворила в воздухе крест. Алымов уже сидел на подводе. Борис хлестнул лошадей и погнал их обратно к лазарету.

Глава вторая

Еще издали увидев здание лазарета, Борис понял, что они возвратились напрасно: лазарет был пуст. Никого не было на крыльце, никто не выглядывал в окна. Видимо, какая-то войсковая часть сжалилась над ранеными и взяла их с собой. Подъехав ближе и убедившись, что никого не осталось, Борис развернул лошадей и погнал их обратно к порту, чтобы не прозевать отправку.

Не успела телега отъехать от лазарета, как по улице хлестнула пулеметная очередь. Борис привстал и крикнул, подгоняя лошадей, но пулемет шпарил не переставая. Одна из лошадей упала в оглоблях, телега остановилась. Борис с Алымовым скатились на землю и побежали зигзагами, пригибаясь к земле и оглядываясь в поисках укрытия.

Завернув за угол, они столкнулись с большой группой безоружных казаков.

– Драпай, драпай, ваши благородия! – истошно закричал один из донцов. – Красные валят!

Борис поднял карабин, но окружавшие казаки заслоняли от него цель, не давали развернуться, а с верхнего конца улицы катились галопом под горку кавалеристы в буденовках.

– Ходу, ходу! – кричал Алымов, но плотная толпа казаков, растерянно топчась на месте, гасила всякое движение, офицеры увязли в ней, как в болоте, да бежать уже было и некуда – с одной стороны катила красная конница, а с другой – хлестал уже не один пулемет.

Красные наехали на толпу, тесня казаков конями. Борис передернул затвор карабина, но соседний казак уставился на него огромными от ужаса желтыми глазами и вырвал из рук оружие, рявкнув:

– С ума сошел, золотопогонник! Тут тебя и кончат!

– Можно подумать, тебя пожалеют! – огрызнулся Борис.

– А что они мне сделают? Мы люди простые, – ответил казак и испуганно перекрестился.

Толпа становилась все больше – красные сгоняли в одну кучу не успевших погрузиться на корабли.

Борис нашел Алымова и пробился к нему.

Красные, тесня конями и охаживая крайних плетьми, погнали все это человеческое стадо вниз, к морю. Скоро, приподнявшись на цыпочки и взглянув над головами соседей, Борис увидел бухту и спешно уходящие от берега последние пароходы. У самой пристани красные артиллеристы снимали с передков и устанавливали в боевое положение трехдюймовое орудие. Возле горизонта виднелись силуэты торопливо удирающих английских крейсеров.

Борис злобно сплюнул.

– Сволочи союзнички! – проговорил Алымов, перехватив его взгляд.

Красные, подогнав толпу пленных к краю дебаркадера, спешились, поставили пулемет, направили его на толпу и занялись какими-то непонятными приготовлениями. Спустя несколько минут смысл их действий стал ясен, и над толпой поднялся глухой стон ужаса.

– Что же они делают? – пробормотал сосед Бориса, тот самый казак с белыми от страха глазами.

– В море топить будут, – прошептал Алымов одними губами, – патронов им на нас жалко. Вот попали-то мы, Борис. А все ты, захотел перед сестрицей себя героем показать!

– Что-то я вас, штабс-капитан, не узнаю, – угрюмо ответил Борис. – Нечего причитать – снявши голову, по волосам не плачут.

Сбоку дебаркадера притулилась старая проржавевшая баржа. С ней-то и были связаны приготовления красных. Распоряжался красноармейцами командир в папахе с красной лентой и ладно пригнанном кожушке, отороченном мерлушкой.

– Завальнюк! – крикнул он зычно.

И тотчас явился на зов сутулый детина с мотком веревки. Он деловито размотал веревку, оглянулся на толпу, прикинул что-то, причем работа мысли явственно отразилась в его глазах, затем взял принесенный с веревкой топор, примерился и начал рубить веревку на равные куски.

– Однако коротко будет, – озабоченно произнес маленький белобрысый красноармеец, суетясь вокруг.

– Не будет, – Завальнюк прервал свою работу и оглянулся на безмолвную толпу, – а ты не мешай, отойди от света-то, не засти…

И от такого будничного его разговора толпа пленных пришла в еще больший ужас, потому что поверила в реальность происходящего.

– Вона что, – выдохнул дюжий казак справа от Бориса, – вона как дураков учат. – И, перехватив недоуменный взгляд Алымова, пояснил: – Давеча агитатор к нам приходил от красных, листовки принес. А в них сказано, что, мол, братья-казаки, бросайте оружие, выходите сдаваться, ничего, мол, вам не будет, отпустят домой, – он покопался в кармане, – нет, потерял я ее где-то, листовку эту. А сегодня чуем – дело плохо, мы и поперли как бараны сдаваться, оружие бросили. А они, значит, вон что задумали… Чуяло мое сердце, что наврут, уж больно подлый агитатор был… чернявенький, глазки бегают. Его бы за ноги да головой об стенку… А наши дурни уши развесили: войне конец! Амнистия будет! Вот и дождались…

Красноармейцы принесли откуда-то две широкие доски и положили их в качестве сходней с пристани на баржу. Четверо встали по бокам сходней: двое на барже, двое на пристани. Завальнюк закончил свое дело, и командир закричал зычно:

– Выходи по двое, казаки!

Бах! – раздался выстрел в центре толпы. Красноармейцы мгновенно вскинули винтовки. Бах! – еще выстрел. Но никто из красных не пострадал.

– Что еще? – крикнул командир.

– Офицеров двое застрелилось, – крикнул из толпы пленных угодливый голос.

– Туда им и дорога, – облегченно вздохнул командир.

– У тебя «наган» есть? – прошептал Алымов.