Астролябия судьбы

Надежда поверила, что так и будет – у Антонины Васильевны не забалуешь, ее все службы знали и боялись.

– Крути не крути, а надо идти, – сказала Надежда и подхватила свой тюк. – Не ждать же, пока мастер придет.

– Да уж, нам-то ничего, – согласилась Антонина Васильевна, – а вот Вера со своим инвалидом сколько ползти будут до девятого-то… Только что пошли, Вера говорит, у него строгий режим, лекарство обязательно по часам принимать нужно…

– А кстати, – Надежда плюхнула тяжелый пакет на асфальт, – откуда он взялся, инвалид этот? Вы, Антонина Васильевна, все всегда знаете…

– Откуда взялся? А ведь, пожалуй, и не знаю. – Соседка выглядела удивленной. – Знаю, что квартиру эту купили у Валерки, они с женой развелись и разъехались. Думаю, привезли этого инвалида из другого города, наняли сиделку, с собой ведь такого не поселишь. Кто этим занимался – не знаю, только сиделку, Веру эту, и вижу.

– А что с ним такое? Какая болезнь?

– Да, может, он такой уже давно или с рождения…

– Не-а, недавно, – заметила Надежда Николаевна, – вся одежда большего размера, как будто он вдруг резко похудел. Такое после болезни бывает.

– А ведь и правда… – протянула Антонина Васильевна.

Надежда подхватила свой тюк и устремилась наверх.

Первые три этажа она проскочила на ура, четвертый преодолела, отдуваясь и перекладывая тюк из руки в руку, пятый же проползла, сцепив зубы и ругая про себя лифтеров такими словами, каких от себя и не ожидала, а уж если бы такое услышал из ее уст вежливый муж, то был бы поражен в самое сердце.

На площадке пятого этажа Надежда преодолела искушение прислониться к стенке или же повиснуть на перилах, скомандовала себе: «Вперед!» – как командир, призывающий бойцов в атаку, и пошла на чистом адреналине. Пройдя всего один марш, она настигла Веру с Виталием Андреевичем.

Обрадовавшись, что можно ненадолго остановиться и перевести дух, Надежда повернулась к ним, и слова приветствия невольно застряли у нее в горле.

Виталий Андреевич был явно не в лучшей форме – бледный до синевы, на лбу выступила испарина, губы дрожали. Он пытался опереться на перила, но рука не слушалась и бестолково шарила по воздуху. В глазах стояла пелена. Было такое чувство, что он сейчас потеряет сознание.

– Миленький! – Вера поддерживала его с другой стороны. – Ну, еще немножко, и придем! Совсем немного осталось! Только не падай тут… – в ее голосе слышались слезы.

– Да что ж это такое творится! – Надежда бросила тюк и подхватила инвалида с другой стороны. – Давайте вместе!

– Нет, все равно не дойдет, – вздохнула Вера. При виде Надежды она немного успокоилась. – Ему лекарство нужно обязательно принять, тогда легче станет. Надя, вы тут постойте, я сбегаю за этим лекарством, ладно?

Надежда согласилась. А что ей еще оставалось?

Вера бодро припустила вверх по лестнице. Как только она скрылась из глаз, Виталий Андреевич повернулся к Надежде. Теперь в его глазах не было прежнего отрешенного выражения, и пелены тоже не было. Он пошевелил губами, словно примериваясь, и заговорил тихим, чуть хриплым голосом:

– Один… два… три…

«Ну, снова-здорово, завел свою шарманку», – подумала Надежда Николаевна.

– Четыре… пять… шесть… четырнадцать девяносто два… – продолжал Виталий Андреевич.

– Опять двадцать пять! – сказала Надежда. – Ну что вам эти цифры?

– Четырнадцать девяносто два! – в голосе инвалида прозвучало что-то, напоминающее упрямство ребенка.

– Ну хорошо-хорошо… – Надежда погладила его по плечу. – Пускай будет четырнадцать девяносто два.

– Девять… десять… – успокоившись, снова забормотал Виталий Андреевич, – одиннадцать… двенадцать… четырнадцать девяносто два… тринадцать…

Наверху хлопнула дверь, послышались быстрые шаги – это Вера неслась с лекарством.

– Пятнадцать… – Виталий Андреевич наклонился к Надежде и говорил теперь едва слышно ей на ухо: – Семнадцать… восемнадцать… четырнадцать девяносто два…

– Ну как он? – Вера смотрела на них с площадки шестого этажа.

– Да вроде ничего.

Надежде показалось, что в глазах Веры мелькнуло подозрение. Или страх? Но сиделка уже спустилась, протягивая инвалиду стаканчик с растворенным в нем лекарством. Виталий Андреевич смотрел отрешенно, молча открыл рот и выпил, не поморщившись. Постоял немного, сделал шаг вперед и упал бы, если бы Надежда не перехватила его буквально в воздухе.

– Слушайте, давайте уж я вас до квартиры провожу! – сказала она решительно.

Вдвоем они доволокли инвалида до девятого этажа довольно быстро. По дороге Надежда осторожно выяснила, что Виталий Андреевич – клиент тихий. Сам одевается, сам умывается и может ходить по квартире. Сам ест, только очень мало. Разговаривать не может, но все понимает. Себя контролирует, тут у Веры проблем не было.

Надежда хотела было сказать, что с ней Виталий Андреевич разговаривал, только цифрами, но тут инвалид вроде бы случайно споткнулся и наступил ей на ногу. Надо же, вроде худой такой, легкий, а как больно!

Войти в квартиру Вера ее не пригласила, да и не нужно этого. Надежда побежала к себе и вспомнила, что забыла тюк с покрывалом между пятым и шестым этажами, только минут через сорок. Надо же, на нее редко находит такая забывчивость!

Надежда занималась домашними делами, но перед глазами по-прежнему стояло озабоченное лицо Виталия Андреевича, а в ушах звучал его монотонный голос.

Эти цифры… что он хотел сказать?

Надежда открыла посудомойку, да так и застыла над ней.

Так ли уж бессмысленны были цифры? Если бы он просто перечислял по порядку – один, два, три и так далее, хоть до миллиона, то она и внимания не обратила бы. Ну, человек не в себе, ясное дело. Это если вежливо говорить, а если по-простому – то больной на всю голову. Псих, одним словом.

Однако… псих-то он псих, но вчера именно в двенадцать тридцать три отключилось электричество во всем микрорайоне и в ювелирном магазине открылся электронный замок на двери. Как раз для того, чтобы могли войти грабители.

Они с Антониной Васильевной еще удивились вчера, как же такое возможно – на двери электронный замок. Мало ли какая авария случится, свет вырубится, вот и дверь нараспашку. А Лиза сказала, что на ночь они запирали дверь изнутри на огромный такой крюк – мол, это надежнее всего. А днем, конечно… то товар привезут, то кто-то придет к хозяину, вот крюк и снимали.

В общем, хозяин магазина крутил какие-то свои дела, но Надежду это не интересовало. Сам как-нибудь разберется. А вот каким образом Виталий Андреевич узнал, что электричество отключится именно в двенадцать тридцать три и ни минутой позже? Нет, все же придется признать это обычным совпадением.

Надежда обнаружила, что стоит склонившись над посудомойкой в самой неудобной позе, и решила сосредоточиться на хозяйстве и выбросить из головы посторонние мысли. Однако мысли никак не хотели уходить – голова-то свободна. Перемыв и убрав посуду, Надежда села за стол, чтобы выпить чаю. Достала было песочное печенье и конфеты, но устыдилась и положила на тарелку сухофрукты и орехи. Все же лучше, чем конфеты и сдоба.

– Итак, – сказала она коту Бейсику, – что мы имеем? Сегодня Виталий Андреевич говорил совершенно другие цифры – четырнадцать девяносто два. Что бы это значило?

Кот потянулся и посмотрел на Надежду неуважительно – дескать, дурью маешься, проблемы из пальца высасываешь. Делать тебе нечего, что ли?

– Раз ты так, вообще с тобой разговаривать не буду! – обиделась Надежда.

И то верно, на словах все выходило глупо. А вот если тихо посидеть и поразмышлять… Что могут означать эти цифры – четырнадцать девяносто два? Время отпадает, в часе минут всего шестьдесят, так что девяносто два не подходит. Четырехзначное число… Дата? Ага, тысяча четыреста девяносто второй год.

Надежда Николаевна была женщиной образованной, причем не только технически. Кое-что она помнила из школы, кое-что почерпнула из художественной литературы. Историю она всегда любила, но вот с датами была у нее проблема. Из всей истории – русской, зарубежной, Древнего мира и Средних веков – Надежда помнила только, что восстание Спартака было в семьдесят втором году до нашей эры и что Колумб открыл Америку в одна тысяча четыреста девяносто втором году. Правда, открыл он не совсем Америку и там еще была какая-то путаница с Америго Веспуччи, но эту дату Надежда помнила точно. И еще, кажется, в тысяча восемьсот шестидесятом году в России отменили крепостное право.

Но при чем тут Колумб? Какое он имеет отношение к инвалиду с девятого этажа?

Надежда очнулась от мыслей и обнаружила, что съела пакет инжира и полкоробки фиников. Уж лучше бы одну конфету за щеку положила… ой, лихо!