Астролябия судьбы

– А вы откуда знаете? Вы его документы видели? – напирала Антонина Васильевна. – Может, он социально опасен, может, он припадочный или у него эта… циклотимия, вот!

– А что это такое? – оторопела Маргарита Петровна.

– А это когда больной месяц или даже полгода тихий, а потом начинает куролесить, и обязательно через равные промежутки времени! – без запинки выдала Антонина Васильевна. – Пускаете в дом непонятно кого!

– Да что я-то, – мигом открестилась Маргарита Петровна, – я за бухгалтерию отвечаю, а с оплатой у этого Сычева все в порядке.

– А у сиделки его регистрация есть? Нелегалов еще в доме нам не хватает!

– А у нее вообще гражданство российское, и прописана она в нашем городе! И вообще, если вам что-то не нравится, то обращайтесь к управляющему!

– Да к нему обратишься, пожалуй, он ничего не помнит, – отмахнулась Антонина Васильевна. – Вон Пролазкина с Прохазкиным перепутал. Это же надо – невинному человеку фановую трубу заварить! И я этот вопрос на собрании обязательно поставлю!

Оставив таким образом за собой последнее слово, Антонина Васильевна удалилась с торжеством во взоре. Однако по дороге к дому она дала себе слово выяснить все, что можно, про подозрительного инвалида из шестьдесят четвертой квартиры и взять его под свой персональный контроль.

На следующее утро Надежда проснулась рано. Возможно, оттого, что весеннее солнце ярко светило в окна спальни, и никакие занавески не помогали. Муж еще спал, а кот едва приоткрыл желто-зеленый глаз и мигнул неодобрительно.

Надежда приняла душ и взялась за приготовление завтрака. Сперва она хотела нажарить сырников, но вспомнила, что муж вчера вечером проговорился, что был в индийском ресторане, а там вся еда острая и чай подают с молоком.

Так что Надежда сварила геркулесовую кашу на половинном молоке и посмотрела на проснувшегося мужа строго: будешь есть, как миленький. Сан Саныч не посмел отказаться и даже кофе не стал пить, удовлетворился слабым чаем.

Проводив мужа на работу, Надежда машинально переделала мелкие хозяйственные дела. Все спорилось у нее в руках: и швабра сама летала по комнате, и кот не путался под ногами. Настроение было прекрасное, возможно, из-за хорошей погоды, а скорее всего из-за того, что на сегодня у Надежды Николаевны была намечена цель.

Она решила выяснить, что значат эти совпадения с цифрами.

Способ был только один: снова послушать Виталия Андреевича, и если он опять начнет выдавать цифры, постараться угадать, что они означают. А если это удастся (Надежда в этом почти не сомневалась, поскольку была неплохого мнения о своих умственных способностях), то далее действовать по обстоятельствам, и прежде всего выяснить, кто же такой Виталий Андреевич, как он оказался в их доме и, самое главное, что вообще все это значит.

Занимаясь домашними делами, Надежда изредка поглядывала в окно. Расчет ее был прост: рано или поздно Вера со своим подопечным отправятся на прогулку.

Погода нынче располагает, но поскольку ходит Виталий Андреевич неважно, то они далеко не пойдут, в скверике возле дома и сядут. И если Надежда пройдет мимо, то Вера попросит ее с инвалидом посидеть, потому что в магазин по мелочи всегда нужно. Хлеба свежего купить или, допустим, к чаю чего-нибудь. Или за мобильный телефон заплатить, да мало ли что понадобится.

Надежда все поглядывала в окно и наконец дождалась: из подъезда вышли двое. Виталий Андреевич был одет в новую летнюю курточку, которая не висела на нем, как на вешалке, а пришлась впору. Вот, стало быть, кто-то ему одежду покупает…

Машинально отметив этот интересный факт, Надежда засобиралась на улицу.

У подъезда она как обычно застала Антонину Васильевну, причем очень недовольную.

– Что это вы, Антонина Васильевна, вроде бы не с той ноги нынче встали?

– Да вот, Надя, как-то я сомневаюсь, – ответила соседка. – Понимаешь, была я в нашем ТСЖ… – И она, посмеиваясь, рассказала про несчастного перепутанного Пролазкина и про свои расспросы насчет инвалида.

– И вот выяснила я только, что фамилия у него Сычев, а больше и ничего. Кто такой, где раньше жил, отчего в наш дом переехал – тайна, покрытая мраком. Понимаешь, если его из провинции к нам перевезли, чтобы к родственникам ближе был, то где те родственники? Никого я не видела и больше тебе скажу – вот сейчас пошли они на прогулку, я Веру и спрашиваю: как же, мол, вы одна с ним управляетесь, надо и туда и сюда. Она сказала, что продукты на дом привозят, она их по телефону заказывает, а если что по мелочи – в магазин может сбегать. Я тогда прямо спрашиваю: кто ее нанимал, кто вообще за все отвечает? Она так шарахнулась от меня. А вам, говорит, зачем? Подхватила своего инвалида, да и пошла. Подозрительно это, вот что я тебе скажу, Надя.

– Ну… – Надежда подумала, что сиделке просто не понравилась излишняя настырность Антонины Васильевны. В то же время чутье Антонину никогда не подводило, это все в доме знали. – Ладно, пойду я по делам. – Надежда пока не хотела делиться с соседкой информацией о странных совпадениях с цифрами, тем более что Виталий Андреевич явно не хотел, чтобы знали о его способностях. Не зря Вера уверена, что он вообще не может говорить.

Расчет Надежды оказался верен, Вера со своим инвалидом сидели на лавочке. Виталий Андреевич смотрел прямо перед собой ничего не выражающим взглядом. Вера, слегка отодвинувшись, читала что-то в телефоне.

– Здравствуйте! – жизнерадостно сказала Надежда, остановившись рядом со скамейкой.

Вера подняла глаза и посмотрела не слишком приветливо, однако пробормотала что-то, напоминающее «Добрый день». Виталий Андреевич никак не отреагировал.

– Как он сегодня? – Надежда присела на край скамьи.

– А вам… – Вера хотела ответить резко, но, очевидно, вспомнила, как Надежда тащила вчера ее подопечного буквально на себе аж до девятого этажа, и прикусила язык. – Ничего, – сдержанно сказала она, – спал вроде хорошо, обычно-то он в полшестого просыпается…

Надежда подумала, что Антонина Васильевна своими расспросами сослужила ей плохую службу. А вот интересно, Вере такие указания дали, чтобы язык не распускала, или же она сама болтать не любит?

Скорее всего первое, уверилась Надежда. Вера не производила впечатления женщины суровой, к тому же ей было скучно, а в такой ситуации поболтать каждый рад. Значит – запрет. Ну, это мы позже выясним, а пока просто так посидим.

– Простите меня, – неожиданно сказала сиделка, – я так устала…

– Конечно, – кивнула Надежда, – одной с таким больным тяжело. Вы же без выходных работаете, да? А нужно хоть изредка без него побыть. Знаете что? Если вам в магазин сбегать надо или еще куда – так я с ним посижу. Он спокойный, неконфликтный, я прослежу, чтобы он никуда не делся. Да и куда ему идти-то?

– Да нет… – Вера отвернулась. – Спасибо конечно… только не пойму, вам-то это зачем?

– А мне на том свете доброе дело зачтется! – весело сказала Надежда.

Но Вера подозрительно поджала губы и помотала головой. Надежда несолоно хлебавши поднялась со скамейки, как вдруг у Веры зазвонил мобильник.

– Да? – сказала она. – Слушаю!

Лицо ее изменилось, стало серьезнее и строже, а в глазах мелькнуло что-то похожее на страх. Или это Надежде показалось?

Сиделка оглянулась на Надежду, и та успокаивающе махнула рукой – иди, мол, я посижу. Вера ушла, прижимая трубку к уху и что-то тихо говоря.

– Ну? – Надежда подсела к Виталию Андреевичу поближе. – Слушаю вас, давайте уж вашу таблицу умножения! Или последовательность Фибоначчи!

Он никак не отреагировал на ее игривый тон. Лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, а глаза ничего не выражали.

– Виталий Андреевич, – Надежда тронула его за рукав, – ну скажите что-нибудь.

Ага, как же. Он продолжал сидеть как истукан. Похоже, ее слова просто не дошли до него. Отскочили от оболочки, которой он себя окружил. Надежда привстала и заглянула ему в глаза. Лучше бы она этого не делала, потому что глаза Виталия Андреевича ничего не выражали. Буквально ничего, как у покойника (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить).

– Да… – пробормотала Надежда, – положеньице. Сижу тут, как полная дура, а для чего? Охраняю бессловесного инвалида, как собака-поводырь, так той хоть похлебку дают, а мне что? Тридцать пять минут уже псу под хвост ушло!

Она взглянула на часы, и тут Виталий Андреевич повернулся к ней. В глазах появилось осмысленное выражение, он пошевелил губами, как будто репетируя звуки, и сказал тихим хриплым голосом:

– Тридцать пять…

«Слава тебе, Господи, включился, наконец!» – обрадовалась Надежда.

– Тридцать шесть… – продолжал Виталий Андреевич, – тридцать семь… сорок два пятьдесят шесть…

«О! – Надежда боялась сказать вслух, но возликовала. – Кажется, заработало!»

– Тридцать восемь… тридцать девять… сорок два пятьдесят шесть…

Тут Надежда заметила в конце аллеи приближающуюся Веру и толкнула инвалида локтем: