– Ветром – не ветром, но я теперь знаю, что меня так смутило в ауре госпожи Льефф.
Целитель наконец прошел к центру комнаты, и Арфель смогла его увидеть. Темные густые волосы мастера была всклокочены, как будто он постоянно запускал в них пальцы. Под зелеными глазами залегли тени, а у губ притаилась горькая складка.
– Здравствуйте, мастер, – улыбнулась Арфель, вспоминая о манерах. – Приношу свои искренние извинения, что вам пришлось наблюдать меня не в лучшем виде.
– И вы здравствуйте, госпожа Льефф, – вздохнул целитель. – И ваш вид был не худшим, что мне довелось наблюдать на этой неделе.
– Мне бы про ауру подробности, – напряженно произнесла Каэль.
– С легкостью. Как я сказал вам, госпожа Хемм, меня смущают темные области вокруг головы госпожи Льефф. И сейчас, как следует порывшись в старых справочниках, я могу с уверенностью сказать, что кто-то или что-то воздействовало на память моей пациентки.
– И вы не смогли сразу это опознать? – сощурилась Каэль.
– В том-то и дело, что это очень нетипичное воздействие. Обычно аура выглядит так, будто кто-то вырвал из нее кусок и неловко сшил края. При этом человек и сам может понять, что у него забрали часть жизни, ведь будет момент, который он не помнит.
– Но у меня нет провалов в памяти, – тихо сказала Арфель. – Я все помню очень четко, никаких… стандартных симптомов.
Мастер Дэррик резко кивнул и добавил:
– И это ужасно, на самом деле. Сейчас, видя это пятно, мы можем его убрать. То есть не мы с вами, а в целом его можно убрать. Память не повреждена, она заменена, и заменена профессионально. Вот вы, госпожа Льефф, можете припомнить что-нибудь нетипичное для себя?
Она покачала головой:
– Все в пределах нормы.
– Вы почистить память не сможете, – уверенно предположила Каэль.
– Не мой уровень. Я лучший целитель Ондиниума, но не серебряный имперский врачеватель, – тяжело вздохнул мастер Дэррик. – Да я бы и не советовал, на самом деле.
– В смысле?! – поразилась Арфель. – Кто-то меня… А я не буду этого знать?
– А если это было больно и страшно, – тихо спросил целитель, – вы уверены, что хотите это знать? Если вы решитесь, то я вызову серебряного врачевателя через свою почту. Тогда вам не придется оплачивать его дорогу.
– Мы обсудим этот вопрос, – сказала Каэль. – Что вы скажете в целом? Ей можно вставать?
– Вставать можно, но следует избегать использования магии и перетаскивания тяжестей. Срок очень маленький, дня три назад я бы даже не смог с точностью указать на беременность. Так что если вы желаете выносить этого ребенка, то берегите себя. Если нет, то…
– Спасибо, мастер, – прервала его Арфель. – Что делать, если беременность нежеланная, я знаю. В этом, как правило, помогают травы. А я, как вы помните, травница.
– Я зайду завтра, проверю ваше состояние, – усмехнулся мастер Дэррик.
Каэль вышла проводить его, а Арфель устало откинулась на подушки. Она беременна? Реально? Вот прямо сейчас, сию секунду, внутри нее происходят всякие штуки, из которых в итоге получится маленький человечек?
Положив руку на плоский живот, травница попыталась поверить. Но, если честно, у нее это как-то не очень получалось.
– Тебя выдает аура, она полна вины и скорби, – задумчиво произнесла Арфель.
– Я успела обидеться на тебя, – тихо сказала вернувшаяся Каэль и присела на постель. – Я столько всего попередумала.
– Ты не сказала ничего обидного, – отстраненно ответила госпожа Хемм. – Если бы… Если бы я помнила, я бы действительно искала подходящий момент. Как тогда, с шарфиком.
– Момент ты выбрала отвратительный, я тебе скажу. Тогда. Я едва насмерть не задохнулась, когда чай пошел не в то горло. С тех пор не люблю чай – вино, знаешь ли, так меня не подводило, – хмыкнула Каэль. – Как ты?
– В шоке. В ужасе. Кажется, я собираюсь поплакать, потом умыться, поесть и озвучить решение.
– Или принять его?
– Я уже приняла,– Арфель усмехнулась, – а сейчас оставь меня, пожалуйста, одну. Я имею желание давиться слезами и, закусив уголок подушки, рассказывать мирозданию, где именно оно напортачило.
– Заварю земляничный чай. И поставлю тесто, – кривовато улыбнулась Каэль и встала. – Если что-то понадобится – кричи.
Арфель только кивнула и укрылась одеялом с головой. Сдерживать слезы было уже невозможно, и они лились по щекам. Свернувшись калачиком, она расслабилась и позволила эмоциям течь сквозь нее. Боль, скорбь, гнев. Кто посмел? Кто, мать его, посмел? Страх, ужас, паника. Как это было? Больно? Он бил ее или связал? Надежда. Она должна знать, кто это, чтобы исключить его из своей жизни. Если он слишком высокопоставлен – она будет интриговать, она пригрозит публичным разбирательством. Если он обычный человек, то подвластен суду, а значит, им с ребенком ничего не будет угрожать.
Вытерев слезы, Арфель выбралась из-под одеяла и тут же покрылась румянцем – она была полностью обнажена. Ох, мастер Дэррик видел ее обнаженной?!
«И не только он. Кто-то еще видел тебя обнаженной, трогал тебя. Возможно, даже кусал», – зло подумала Арфель и содрогнулась от отвращения. Она не чувствовала в себе никакой любви или симпатии хоть к кому-нибудь, а значит, это не могло быть добровольным решением.
«Может, и правда не стоит вспоминать?» – мелькнула подленькая, слабенькая мыслишка. И следом за ней другая: «И ходить как ни в чем не бывало, а потом узнать, что таких вот «темных пятен» на ауре больше пятидесяти?»
И эта вымышленная цифра так испугала ее, что она чуть не рухнула на пол. Но удержалась и, наскоро одевшись, устремилась на кухню. Решение принято и обжалованию не подлежит.
Бросив последний взгляд в зеркало, Арфель тяжело вздохнула: сейчас бы накинуть легкий морок, чтобы скрыть покрасневшие глаза и опухший нос. Но мастер Дэррик ясно и недвусмысленно указал, что делать нельзя, а что можно. И магия, и без того невеликая, оказалась под запретом.
"Перед сном нужно будет сесть и составить список вопросов к целителю, – отстраненно подумала Арфель и вышла на лестницу. – Уточнить, какой именно витаминный состав мне более всего подходит, когда можно будет использовать магию и стоит ли продолжать работу в лавке. На двадцать золотых особо не разгуляешься, но, вообще-то, прожить можно".
И тут озарение, как молнией: "Я собралась вызывать серебряного врачевателя, а сколько он запросит?!"
– Ты планируешь спускаться? – с интересом спросила Каэль и продолжила: – Я, знаешь ли, следилку бросила на лестницу. А ты прямо в нее наступила и стоишь, бесишь.
Болтовня подруги помогла Арфель преодолеть нежданный ступор, и травница все-таки спустилась.
– Да я просто представила, сколько может стоить вызов имперского врачевателя, – вздохнула госпожа Льефф.
– Сколько бы ни стоил, – серьезно произнесла Каэль. – Оборотни нарушили Соглашение.
– А если нет? – Травница шмыгнула носом. – Вдруг на меня умопомрачение нашло? Или, не знаю, какого-нибудь дурмана нанюхалась? Это ведь будет недоказуемо!
– Пошли чай пить, там из пекарни сладкие лепешки принесли, – вздохнула госпожа Хемм. – Решение принимать тебе. Да и потом, вернуть воспоминания и обратиться в суд – это два разных процесса.
Арфель согласно кивнула и последовала за подругой на кухню.
– В лавку ломились, – обстоятельно докладывала по дороге Каэль. – Я вначале хотела всех по матушке направить, а оказалось, это твои постоянные клиенты – видели, как я тебя по улице левитировала. Натащили меда, орехов, солений. Собственно, за лепешки из булочной я тоже не платила.
– А, у сына пекаря была стыдная болезнь, а признаваться отцу он побоялся, – со смешком припомнила Арфель.
– Срамная, – закатила глаза госпожа Хемм. – Если уж используешь такие обороты, то используй правильно!
– Стыдная, – уперлась госпожа Льефф, – срамная – это когда мужчина болезнь из телесного театра приносит. А юный господин Кват решил поразить свою нареченную меткой стрельбой из лука. Так мало того, что стрела попала ему в зад, так он еще и догадался сам ее вырвать. Вырвал, от боли оступился и сел на раскаленную печку.