Гости полуночные. Русское фэнтези

Пришел второй врач, Игнат Петрович, живший в квартире при больнице, стал помогать. Проколов палец больного, чтобы взять кровь на исследование, он выругался. Кровь еле шла. С трудом набрав ее, он проделал анализы. Результаты их были как после массивной кровопотери. Парень умирал. Его сердце еле билось, по телу пробегали судороги. Врачи быстро использовали весь арсенал доступных им средств, но все было бесполезно.

– Надо попробовать кровь перелить, – сказал Александр Михайлович. – Все равно терять нечего. У меня возьмите!

Игнат Петрович кивнул. Начали спешно готовиться к переливанию, но не успели, – больной скончался.

Игнат Петрович накрыл умершего простыней и приказал санитару перевезти тело в мертвецкую.

Глава 2

Утром следующего дня доктора сидели в ординаторской, мрачно куря. Ненастная погода осени не способствовала поднятию настроения. За окном медленно начинало светать.

– Не расстраивайтесь так, коллега, – говорил Игнат Петрович. – Сами знаете, насколько рискованны переливания. Не знаем мы еще там чего-то. А помри он после переливания, нас бы с вами родня обвинила, что, дескать, уморили парня. На вскрытии сегодня точно узнаем, что стало причиной смерти.

В дверь постучали. Вошел санитар и замялся на пороге:

– Так, это… Забрали покойничка-то! Отец его, видать, ночью уташшил. Я хотел в мертвецкую везти, а его и нетути…

Доктора удивленно переглянулись и встали…

– Что значит «забрали покойничка»? А вы куда глядели? Сторож где? Он что, не видел, как тело на телегу грузили?

– Так он бает, что уснул с устатку и не слышал ничего…

– Знаю я его устаток! Признавайся, вместе пили?!

– Да ни-ни, господин доктор! Ей богу! Как можно? – заканючил санитар, глядя на начальство чистыми, как у младенца, глазами.

– Позвать дежурную сестру немедленно! – с досадой прервал его Игнат Петрович.

– Так ее нет. Верно, она уж сменилась, домой ушла. Вместо нее сама Клавдия Ивановна сегодня дежурить будет.

– Ее позови!

Старшая сестра Клавдия Ивановна, пожилая чопорная особа в белой, до твердости жести накрахмаленной шапочке и белоснежном халате, смуглая, носатая, с черными усиками над губой, спустя минуту предстала перед докторами. Неодобрительно поджимая губы, она покосилась на Александра Михайловича.

– И вы туда же, доктор! Молоды вы табаком дымить! Разрешите, я форточку открою? Накурено, хоть топор вешай, прости господи! Никакого порядка! А все вы, Игнат Петрович! Распустился персонал! Вот и Марья Григорьевна сегодня раньше времени домой убежала. Я за тридцать минут до начала смены пришла, а ее уж след простыл! От горшка два вершка, только работать начала, а туда же! Гнать таких работничков надо, я вам давно говорю! – она бросила убийственный взгляд на мнущегося у двери санитара. – У нас в госпитале, в Иркутске, сроду никто себе такого не позволял!

– Ну-ну, успокойтесь, я ее приструню, – заговорил Игнат Петрович, поспешно гася папиросу и вставая. Старый доктор явно побаивался эту грозную особу. О строгих порядках в иркутском госпитале, где работала когда-то Клавдия Ивановна, он был давно и хорошо наслышан.

– Этой ночью умер неясный больной, – продолжил он более твердым голосом. – Выясните, пожалуйста, как вышло, что тело увезли без разрешения, без оформления документов. Пошлите за Марьей Григорьевной. Пусть она объяснит.

Клавдия Ивановна выжидательно уставилась на него…

– Рапорт, рапорт пусть напишет! – поспешил добавить доктор и повернулся к Александру Михайловичу:

– Придется, коллега, вам в эту, как бишь ее, Черногузовку, съездить.

Александр Михайлович кивнул, встал и приказал санитару распорядиться, чтоб заложили больничную пролетку. Обрадованный санитар поклонился и выскользнул из кабинета.

Посланный за дежурившей ночью сестрой дворник вернулся через двадцать минут в сопровождении ее матери, встревоженной старой женщины. По ее словам, дочь дома не появлялась, а заходить к кому-то или куда-то после смены было не в ее правилах.

– Не так я мою доченьку воспитала, господин доктор, чтоб она где-то гулевонила, – крикливо говорила старуха. – Здесь, в больнице у вас, она должна быть! Ведь не видел никто, как она отсюда уходила! Это ваши злыдни дели ее куда-то! Говорите, где теперь моя доченька дорогая?

Услышав про «ваших злыдней», Игнат Петрович рассвирепел и приказал обыскать все помещения больницы. Обыскали всё. Обшарили палаты, процедурные, чуланы, погреб и прочие хозяйственные постройки. Поиски были напрасны. Старуха принялась плакать в голос и причитать. Женщину напоили бромом и под конвоем санитара насильно отправили домой. Оставалось обратиться в полицию, что Игнат Петрович и сделал, позвонив в полицейский участок.

***

Заехав в уездное управление полиции и объяснив, что произошло, Александр Михайлович в сопровождении урядника отправился дальше. До упомянутой Черногузовки было около 18 верст. Чтобы вернуться засветло, стоило поторопиться.

Когда они добрались до Черногузовки, маленькой деревушки у склона невысокой, заросшей густым ельником горы, солнце уже перевалило за полдень. Избу искомого крестьянина им показали ребятишки, сидевшие на бревнах у старого амбара. Перед избой стояли несколько мужиков и старух. При виде приезжих они стали поспешно расходиться. Заплаканная миловидная женщина встретила доктора и урядника у порога и без слов провела в дом.

В переднем углу, под иконами, на широкой лавке с закрытыми глазами и руками, сложенными на груди, лежал отец умершего парня. Голова его тонула в подушке так, что бледное лицо терялось на фоне белой наволочки. Рядом сидела старуха в черном платке, очевидно, мать и седой как лунь старик. Александр Михайлович подошел к лежавшему, наклонился и коснулся его руки… Мужик медленно раскрыл мутные глаза. Лицо его дрогнуло, губы зашевелились… Похоже, он узнал доктора и силился что-то сказать. Доктор хотел заговорить с ним, но сидевшая рядом старуха вдруг резким движением выдернула подушку из-под головы раненого. Мужик судорожно вздрогнул, глубоко вздохнул и вытянулся. Глаза его разом потухли…

– Что ты наделала, ведьма! – воскликнул доктор. – Зачем?

Он попытался нащупать пульс, но пульса не было. Мужик был мертв.

Женщина помоложе завыла в голос. Вошедший со двора мальчик лет десяти подошел и молча обнял ее. Старик, сидевший рядом, плакал, трясясь всем телом, закрыв лицо руками… Старуха повернулась к доктору. По ее сморщенному лицу тоже катились слезы.

– Сколько ж ему еще мучиться-то было? Гляди! – прошептала она и откинула овчинное одеяло, которым был укрыт умерший.

Александр Михайлович посмотрел и обмер: белая рубаха мужика на груди и животе была черна от запекшейся крови.

Старуха приподняла рубаху. Под ней была насквозь пропитавшаяся кровью повязка, идущая поперек живота и нижней части груди.

Доктор приказал снять ее и склонился над телом: оно выглядело так, словно его терзал обезумевший дикий зверь. Урядник, стоявший за спиной доктора, тронул его за плечо:

– Теперь я буду с ними беседовать, господин доктор! Пойдите на воздух. Тут дышать нечем.

Действительно, воздух в избе был спертый и душный. Доктор вышел на крыльцо, присел на ступеньку и закурил. Подошел пожилой мужчина в поддевке, назвавшийся старостой. Они разговорились. По словам старосты, рано утром крестьянин Матвей Семичев, направлявшийся с сыном-подростком в город, отъехав с версту от деревни, увидал на дороге подводу своего соседа и однофамильца Михаила Семичева. Лошадь была вся в мыле, дышала, словно ее черти гнали, и не могла уже идти. Сам Михаил, изодранный, окровавленный, без памяти лежал на телеге.

– А еще что было в телеге? – спросил доктор. – Он помершего сына ночью из больницы увез, без разрешения, без заключения о смерти. Там тело сына должно было находиться.

Староста взглянул на него и отвел глаза.

– Так боле никого и ничего не было! Матвей сказал бы, если б еще кто был. Я подходил, смотрел, как они к дому-то подъехали…

По словам старосты, выходило, что Матвей Семичев, впрягши своего коня, довез Михаила до дома и передал на руки жене и старикам. Прибежавшие соседи занесли беднягу в избу. Был вызван фельдшер, проживающий в соседнем селе. Тот приехал, посмотрел, сказал, что дело безнадежное, и уехал восвояси.

– Значит, помер? Как не помереть! С такими ранами не живут. Теперь хоронить надо скореича, до темноты чтобы успеть.

– Я вам дам «хоронить»! – раздался над головой доктора сердитый голос вышедшего из избы урядника. – За уездным следователем в управу послать надо! Он осмотреть должен тело. Может, это вы сами мужика порешили?

– Как можно подумать такое? Что вы, господин урядник!

– Поговори мне еще! Делай, что сказано!

– Сейчас пошлю, не извольте беспокоиться, – сказал староста.