Гости полуночные. Русское фэнтези

– Если вы к доктору, господа, то он в отъезде, – сказала Анна.

Полуночные гости продолжали молчать.

«Робкие какие! Наверное, из какой-нибудь глухой деревни приехали», – подумала девушка.

– Ну, что же вы молчите? Говорите, коль пришли! – улыбнулась Анна.

– Нам бы войти, барышня! Обогреться! – наконец выдавил из себя стоявший впереди, продолжая улыбаться. – Продрогли мы – страсть!

– Так войдите! – посторонившись, она пропустила их в дом.

Мальчишка скользнул мимо нее и исчез, словно растворился в темноте дома. Второй вошел следом, откинул башлык, и Анна узнала в нем русоволосого парня, спасшего ее в лесу.

– Говорил ведь – свидимся! – произнес он глубоким, низким голосом и с силой вдруг притянул девушку к себе. Она почувствовала на губах его жадный, жгучий поцелуй, попробовала вырваться из крепко держащих ее рук, но голова закружилась, все поплыло, и она потеряла сознание…

***

– Барышня, барышня! Да живы ли вы, миленькая моя?

К голосу Матрены, долетавшему словно через слой ваты, примешивался то ли шум волн, то ли гул многолюдной толпы. Перед закрытыми глазами мерцал желтый туман. Анна застонала, попыталась шевельнуть рукой, открыть глаза – и в следующее мгновение очнулась. Она сидела на маленьком диванчике в прихожей. Перед ней на коленях стояла Матрена, смертельно бледная, с провалившимися глазами, в одной рубахе, на груди и у ворота густо испачканной красным.

– Как вы, барышня? – тормошила ее взволнованная Матрена.

– Все нормально, жива я… А с тобой-то что такое? Ты как смерть бледна! – хотела сказать Анна, но губы словно одеревенели и с трудом повиновались ей.

– Ох, видать, это мы угорели! – продолжала Матрена. – Говорила ведь я намедни этому идолищу, печнику, что тяга в печи плохая! Иной раз как ветер задует, так угар в дом идет. Вы, видать, барышня, угар-то раньше меня почуяли, раз открыли дверь. Настежь ведь она была!

– Смотри, Матрена, что это? – слабым голосом проговорила Анна. – Никак, кровь у тебя на рубахе?..

– Да какая ж это кровь, барышня? Морс клюквенный! Видать, вырвало меня… Уж так плохо мне было, так плохо! Но, слава Богу, живы мы с вами остались! Пойдемте-ка, я вас в спальню провожу.

Матрена помогла Анне встать и, тяжело ступая, охая, жалуясь на головную боль, повела ее наверх. В спальне она уложила Анну, уселась напротив кровати и долго сидела так, не в силах подняться. Язык у нее порой заплетался, глаза были мутные, красные, с набрякшими веками. Анне с трудом удалось отправить ее вниз, чтобы отлежаться и прийти в себя…

***

Оставшись, наконец, одна, Анна попыталась вспомнить, что произошло. В памяти сохранились только какие-то смутные образы, ощущения, не дающие полной картины случившегося. Вот она спускается по лестнице… Стук в дверь, улыбающееся лицо мальчишки, темная фигура за его спиной, и тягостное, томящее чувство какой-то неотвратимой жути, а потом внезапная темнота, провал в памяти…

Анна встала, подошла к зеркалу и посмотрела на себя: бледное лицо с горящими глазами, запекшиеся, синеватые губы, растрепавшиеся пряди волнистых волос… «Краше в гроб кладут! – мелькнула мысль. – Саша расстроится, если увидит меня такой». Она взяла с туалетного столика умывальный кувшин, плеснула воды в ладони и стала умываться. Провела рукой по лицу, шее, снова по лицу… И, холодея, выронила кувшин: за пальцами тянулась темно-красная, почти черная полоса… Она взглянула на ладонь: кровь! Откуда она взялась? Медленно поворачиваясь перед зеркалом, Анна оглядела себя и увидела два маленьких багровых пятнышка на боковой поверхности шеи…

Глава 7

– Упырь! Да неужели возможно такое? – в ужасе шептала Анна. – Батюшка, миленький, сестрица родная, за что это мне?

Лицо второго ночного гостя с поразительной четкостью всплыло в ее памяти: русые густые волосы, высокий лоб, брови, резко выделяющиеся на бледном лице, темные глаза, притягивающий, внимательный взгляд… И поцелуй, страстный, обжигающий, от которого сердце замирает, ноги подкашиваются, тонет все в сладкой истоме… Только один человек мог так целовать ее когда-то, но его нет и никогда не будет. И кто же вместо него? Упырь! Кровосос! Получи, моя красавица!

«Боже, вот оно, наказание за мои грехи! – шептала Анна, сидя на кровати и раскачиваясь из стороны в сторону. – Что теперь будет? Он ведь еще придет! Повадится ходить – не остановится, пока я такой же, как он, не стану. Вместе будем ночами людей подкарауливать да кровь пить! И так целую вечность, без конца…»

Внизу что-то тяжело ударило, прокатилось гулом по всему дому…

«Матрена что-то уронила или сама упала? Вот упрямая! Надо пойти посмотреть, как она там»

Анна хотела встать, но силы вновь покинули ее, потому что красные пятна на Матрениной рубахе сами собой всплыли вдруг перед ее мысленным взором.

«Это ж они, упыри, в полночь к нам явились, а я-то, дура, в дом их пригласила! И Матрену, и себя погубила! Ну, себя-то – понятно за что, а ее за что же? – сокрушалась Анна. – Что я скажу теперь Саше? А если он еще пару дней не приедет? Все это время, два дня полнолуния, мы будем с Матреной вдвоем… Что делать?»

С улицы донесся скрип колес, конский топот, затем по крыльцу, простучали знакомые шаги, тяжело хлопнула дверь.

– Аннушка, я вернулся! – раздался в прихожей голос Саши. – Ты дома? Я тебе кое-что привез!

Анна едва успела встать, как он уже взбежал по лестнице и крепко обнял ее, целуя и смеясь. Он был осунувшийся, усталый, но глаза его лучились такой радостью и любовью, что Анна, улыбаясь, залюбовалась им…

У нее язык не повернулся рассказать о том, что на самом деле произошло ночью. Версия с угаром казалась наиболее приемлемой, тем более, что Матрену они обнаружили в кухне без чувств. Бедная баба пыталась, видно, поставить самовар, но ей стало плохо, она уронила его и сама упала рядом.

Александр Михайлович не на шутку встревожился. Приведя стряпуху в чувство с помощью нашатыря и уложив ее и Анну в постели, он послал дворника за печником. Тот вскорости явился, осмотрел печь, разжег в топке огонь и начал божиться, что с печью все в полном порядке, тяга отличная.

– Ума не приложу, господин доктор, отчего бабам поплохеть могло, – басил он недоумевающе. – Трубу я намедни еще прочистил, щели все замазал. Изволите видеть, как славно дрова горят!

Доктор заглянул в топящуюся печь и не нашел, к чему придраться. Заплатив старику за беспокойство, он отпустил его и поднялся к Анне. К его приходу она уже встала с постели и успела привести себя в порядок. Саше она показалась только чуть бледнее обычного. В дамских ухищрениях по части косметики он плохо разбирался.

Долго побыть вместе им не пришлось. Они даже не успели толком поговорить, потому что явился санитар, привезший записку от Игната Петровича с просьбой незамедлительно явиться в больницу.

– Отчего спешность такая? Что стряслось? – поинтересовался Александр Михайлович, быстро собираясь. – Признаться, устал я, отдохнуть хотелось…

«Известно, что вам хотелось! С любушкой помиловаться!» – беззлобно усмехаясь в душе, подумал санитар, но вслух сказал только:

– Стряслось! Уж такое стряслось, господин доктор! Четверых уездных стражников, что с урядником и следователем в Черногузовку ездили, в больницу доставили… Игнат Петрович сказал, что оперировать их срочно надо. Израненные все, в кровище – страсть! Следователь обещается всех мужиков в Черногузовке пострелять. Говорит, что это их рук дело. Воинскую команду вызывать думает…

– А что ж урядник? – спросил Александр Михайлович.

– Так Ивана Ивановича, урядника-то, живым не довезли, сразу в мертвецкую поместили! – сказал санитар. – Ой, барышня! Простите вы меня, дурака, не хотел я вас пугать, голубушка!

Девушка была бледна как полотно. Александр Михайлович кинулся к ней, – ему показалось, что она сейчас упадет. Но Анна с улыбкой отстранила его:

– Ты иди, Саша. Тебя ждут. Не беспокойся за меня, – я в полном порядке.

– Я постараюсь пораньше вернуться, милая, – шепнул Саша, целуя ее. – Ничего не поделаешь, уж работа у нас такая…

Он еще раз поцеловал ее и вышел.

Анна подошла к окну и долго смотрела вслед отъехавшей пролетке.

***

Но вернуться пораньше не получилось. Александр Михайлович задержался в больнице надолго, так что Анна напрасно ждала его к обеду. Уже смеркалось, когда явился давешний санитар с коротенькой запиской, в которой доктор сообщал, что вернется только утром, так как прооперированные в очень тяжелом состоянии. Еще он спрашивал о ее самочувствии и просил не беспокоиться.

Анна велела на словах передать ему, что дома все хорошо.

Когда санитар ушел, она сказала Матрене, что ужинать не будет и велела ей идти отдыхать. Та весь день была бледна, слаба, как осенняя муха, из рук у нее все валилось. Выслушав хозяйку, она только молча кивнула, ушла в свою комнатку и вскоре захрапела.