Terra Mirus. Тебе не кажется

– Ткань хорошая, – с видом знатока заявил Индра, ощупывая капюшон и подкладку. – Крепче и легче шерсти, при этом достаточно жесткая, хорошо форму держит. Можно мне ножницы и нитки с иголкой? Я сейчас его переделаю под вашу местную моду.

– Может, маму дождемся? – спросил Рик, снимая с полки шкатулку со швейными принадлежностями. – У нее оверлок есть, с ним быстрее. А то вручную мы сейчас напеределываем тут.

– Зачем? – удивился сокол. – Здесь неспешной работы часа на два.

А затем он взял ножницы в руки и несколькими отточенными и плавными движениями уменьшил длину и ширину плаща почти вполовину. Следующие минут двадцать Рик и Алиса молчали, смотря с удивлением, как ловко гость орудует иглой, подгоняя плащ по фигуре и превращая его в куртку чуть ниже середины бедра. Дальше он набрал полный рот булавок и начал крепить на передней части вырезанные из остатков ткани карманы.

– Ты так хорошо умеешь шить! – наконец, восхищенно шепнула Алиса.

– У-у, – Индра отрицательно помотал головой, затем вытащил булавки изо рта и воткнул в спинку дивана. – Не умею. Вот наша портниха умеет, ей костюм на праздник Урожая за два дня сделать ничего не стоит, она еще и золотом его обошьет. А я так, немного…

– Дружок, ты сейчас делаешь из плаща куртку по всем правилам, и швы у тебя ровнее машинных, – Рик недоверчиво покачал головой. – Я бы сказал, что ты очень хороший мастер.

– А как иначе? – парень даже удивился. – У нас все в отряде шить умеют. В военном походе нянек нет. Кто нам оторванные в битве рукава на место приставит, командир или сам повелитель Гаруда? Соколы не могут драными оборванцами перед остальными ходить, это просто недопустимо.

– Может, ты и готовить умеешь?

– Ну… шью я лучше, – смутился Индра. – Тушку разделать сумею и мясо пожарить, и тесто могу замесить, а вот если на костре хлеб или булочки печь – только в большой сковородке, в маленькой почему-то не очень получается. С лекарственными настоями проще, поэтому меня часто отправляют целителю в помощь. Я и травы некоторые на усиление действия заговорить могу. И еще я луком и мечом нормально орудую, а с копьем уже сложнее…

Алиса почувствовала, что заливается краской. Булочки в сковородке на костре, милосердное Мироздание! У нее даже яичница в сковородке на плите постоянно подгорала. Единственное блюдо, которое девочка готовила виртуозно – горячие бутерброды с сыром и колбасой. Ими и питалась по большей части, когда родители были на сутках. Шитье же, хоть и считалось занятием достойных девиц, не вызывало у нее никакого восторга, за ее кривые-косые фартуки и прихватки наставница по трудовому воспитанию ставила тройки исключительно из жалости. И до недавних пор ей было на это наплевать, подумаешь – шитье! Зато по литературе и биологии она лучшая в классе.

Но теперь Алисе было мучительно стыдно. Индре еще семнадцати не стукнуло – а он совершенно самостоятельный. И восемь языков знает. И плащ в куртку вручную переделать может, вон, сидит, ковыряет ткань иглой, склонившись над карманом и прикусив кончик языка от усердия. И с голоду с ним в лесу не умрешь: и поймает мясо, и разделает, и приготовит.

«А я что же? Ничего не умею. Совершенно бесполезна, не зря надо мной старшие девчонки смеются», – думала Алиса с отчаянием.

Масла в огонь подлил папа, который с улыбкой сказал, что, раз такое дело, он готов хоть завтра отдать Алису в соколиную армию на перевоспитание, чтобы там ее научили хотя бы готовить и шить, раз уж школа и родители не смогли. Конечно, сказал он это в шутку, но стало еще обиднее. От расстройства защипало в глазах, и девочка ушла на кухню под предлогом уборки, чтобы не плакать при посторонних.

А дальше от невысказанной, но распирающей злости включился какой-то внутренний моторчик, и Алиса перемыла полы на кухне, оба стола, раковину, дверцу холодильника и начала с ожесточением тереть щеткой плиту, как будто та была виновата в ее бедах. Но вдруг чьи-то пальцы аккуратно сжали ее левое плечо, заставляя остановиться.

– Не расстраивайся! – зашептал ей в ухо сокол. От него уютно пахло свежими булками и мятной зубной пастой. – Я раньше тоже ничего не умел, еще и ревел постоянно от малейшей неудачи. Отцу даже говорили, что из меня ничего путного не выйдет. Он потому и отдал меня в учебный отряд командиру Рагнару на воспитание, когда шесть стукнуло. Там уже всему научился.

– В шесть лет? – Алиса ахнула от ужаса. Собственные горести забылись моментально. – В этом возрасте надо носиться по двору и коленки разбивать, и махать разве что деревянным мечом, а не в учебный отряд идти!

– Так я и махал деревяшкой. Кто ж мальцу острое железо в руки даст? И коленки разбивал, и по двору носился. Учебный отряд – это вовсе не страшно, – Индра улыбнулся, а затем аккуратно оттеснил ее в сторону и начал сам тереть плитку. Конечно, у него получалось намного лучше. – К тому же, у отца все равно обо мне позаботиться было некому, он сам в военных походах регулярно пропадает, да и дел у него по горло…

«А как же мама?» – хотела спросить Алиса.

И прикусила язык. На это разума у нее хватило. Явно не от хорошей жизни отец Индры отдал его в шесть лет в соколиную армию. И не просто так про маму за эти два дня он не сказал ни слова. Услышала Алиса и еще кое-что важное: парень часто упоминал в разговоре отца, но ни разу не назвал его папой. Вероятно, отношения между ними не были такими теплыми, как у нее с родителями. Они, конечно, шутят иногда обидно, но зато всегда на ее стороне, даже если она и неумеха.

… – Скворцов, да простит меня великое Мироздание, но я бы на месте твоей матери день и ночь молилась у районного жреца в храме, чтобы ума тебе хоть немного прибавилось, – распекала тем временем Евгения Львовна нерадивого ученика у доски. – Ни одного правильного ответа не дал! Неделя учебы осталась, потом каникулы, и если ты за неделю ни разу нормально не ответишь, вылетишь из школы со справкой, и будешь на заводе отходы в тележке возить с Егоровым в компании, я тебе обещаю!

– А я-то что?! – тут же заныл Егоров с последней парты. – Я же ответил!

– Ты еще у наставницы по счетоведению нормальную оценку получи! Она на тебя жаловалась вчера, говорит, десяток морковок сосчитать не можешь. И это в восьмом классе. Позорище какое!

– Не десяток там был! Там в задаче два ящика, и в одном крупных двадцать штук, а в другом мелких на семь больше, и крупные по пять денег за штуку, а мелкие по три деньги, и как это все сосчитать без калькулятора, если их запретили?! – начал спорить Егоров, отчаянно жестикулируя и загибая пальцы при попытке показать содержимое ящиков.

«Все-таки относительно неплохо мы живем, несмотря на Великих и их тиранию, – думала Алиса. – Отдали бы меня в армию в шесть лет, и я бы тоже к шестнадцати умела и шить, и мясо добывать, и булочки на костре печь. Особенно если тех, у кого не получается, потом бьют или еще как-то наказывают. Мало ли, какие у них там законы, в соколином королевстве. А тут один дурак семь страниц книжки прочитать и запомнить не может, а второй морковки третий день пересчитывает. Вот уж точно, позорище. И с ними еще разговаривают, ругают, убеждают учиться! Да в другом мире они бы и дня не прожили, их бы гоблины схарчили, а кожу на пальто пустили. Надо у Индры, кстати, спросить, носят ли гоблины человеческие шкуры. Главное, не при маме с папой, а то начнут причитать, что меня такие страсти интересуют».

До окончания второго и последнего на сегодня урока оставалось две минуты. Надо попасть поскорее домой, забрать гостя и ехать в лес, а попутно где-нибудь перекусить. Жаль, конечно, столько времени на дорогу терять. Но что поделать, нельзя же выпускать сокола в чужой город в одиночку! До конца он так и не выздоровел, хоть и кашлять перестал.

Девочка выглянула в окно. Погодка – как по заказу, только десять утра, еще не жарко, но день будет теплым и почти безветренным. Остатки деревянного школьного забора золотились в лучах взошедшего солнца. Покачивала тяжелыми ветвями раскидистая ива, будто угрожая вот-вот переломиться и завалиться во двор.

А внизу подпирала спиной узловатый ствол знакомая мальчишеская фигура в зеленой куртке с капюшоном.

– Да ладно?! – Алиса вскочила с места и прильнула носом к окну. В ту же секунду заорал школьный звонок. С приходом Великих противный трезвон заменили на пение птиц, но на полной громкости они звучали также мерзко.

Ребята гурьбой высыпали из класса. Алиса задержалась, собирая учебники и конспекты. Зоркая Евгения Львовна, от которой не укрылось странное поведение одной из ее лучших учениц, тоже подошла к окну и взглянула в него.

– Твой мальчик? – спросила она и покачала головой. – Не рановато, Алиса? Я понимаю, сейчас такие времена, когда девицам лучше всего после школы замуж выйти, а через год родить, и хорошо бы сразу тройню, чтобы статус социальный повысился. Но ты же умничка, я бы хотела, чтобы ты дальше училась, хотя это нынче и не поощряется…

У Алисы по телу тут же разлилось тепло. Как хорошо, когда в огромном мире мракобесия попадаются понимающие люди, которые ценят за знания и талант, а не за половую принадлежность и мифическое предназначение!

– Евгения Львовна, я буду учиться дальше обязательно! – заверила девочка наставницу. – А это не мой мальчик, это к маме по обмену опытом прислали, чтобы со стариками научиться работать и гулять. Он просто живет у нас, потому что в гостинице дорого и там холодно, отопление практически везде отключили, чтобы полезные ископаемые экономить. Сегодня с ним как раз к маме на работу пойдем.

– Ну и молодцы, ну и славно, – лицо худенькой женщины озарилось улыбкой, около глаз расцвели тонкие морщинки. Она была уже в том возрасте, который тактично называли «второй зрелостью» и прекрасно понимала, каково живется одиноким старикам в Доме призрения. – Главное, не простудитесь, а то вдруг погода испортится. И не забудь ему город показать, музеи наши, выставки…

– Обязательно! – и Алиса выскочила из класса.

«Вот уж делать больше нечего, по музеям его таскать, – думала она, сбегая вприпрыжку по лестнице с третьего этажа на первый. – Самое старое и интересное все равно запретили и сожгли, теперь только картины во славу новой власти висят. А вот в кафе через дорогу его можно сводить, там блинчики с черничным джемом вкусные. Все равно по пути, да и перекусить где-то надо…»

**

Десятиклассница Лена Селезнева выглянула из-за угла и ухмыльнулась.

– На уроках точно была. Небось, последняя выкатится, как всегда. Она же в любимчиках у Евгеши. Так что нормально, все уже уйдут и никто не заметит.

– Ленка, ты уверена? – опасливо оглянулась вторая девочка. – Влетит нам потом по первое число, еще комиссию вызовут. Мамаша же ее придурочная вызвала, когда Петрова отлупили. Вечно ей до всего дело есть! А за Алиску она вообще нас порвет…

– Оля, не боись, я ее пальцем не трону, – улыбнулась Лена, поправляя светлые пряди, уложенные волосок к волоску. – Поговорю просто, объясню, как себя вести надо глупым сопливым малявкам перед взрослыми девочками. А то взяла моду выпендриваться, а потом ее наставники всем в пример ставят, еще и нас поучает, гусеница книжная.

– Да лишь бы никто не увидел… – продолжала бубнить Оля.

Ей вообще не нравилась идея одноклассницы поймать мелкую Каменеву после уроков и хорошенечко поучить нормам поведения в современном обществе. Но Лена была заводилой во всей параллели и не подчиняться ей было чревато. Живо окажешься на месте того, кто тоже напрашивается на обучение через негативный жизненный опыт.

Школьный двор был пустым, восьмой «А» только что ринулся отсюда всей толпой, еще пыль на дорожке к воротам не осела. Только у старой ивы стоял незнакомый парень в модной зеленой куртке и джинсах.

– Это что за хмырь? – озадаченно прошептала Лена. Чужак мог сорвать все их злодейские планы. – Оль, ты знаешь его? Вроде не из нашей школы.

– Я его отсюда не могу разглядеть. Хоть бы повернулся, может, из параллельки кто, – пожала плечами Оля.

И в это минуту парень, как будто услышав их, стянул с головы капюшон и повернулся к школьной двери, высматривая кого-то.

– Ты глянь! – белобрысая Лена оценивающе прищурилась, а затем полезла в сумку за расческой. – Нееет, у нас таких в школе точно не водится. У нас вообще плюнуть не на кого, не то что взгляд кинуть. А тут прямо и посмотреть приятно!

Незнакомец был хорош. Густые каштановые кудри, огромные зеленые глазищи, густые брови вразлет, тонкий нос с легкой горбинкой. Высокий, выше Ленки, которая в классе на физкультуре всегда стояла самой первой. Широкие плечи, идеальная осанка. Половина одноклассников Селезневой в многолетних попытках хотя бы надкусить гранит науки уже хронически ссутулилась. На их фоне парень выглядел моделью, сошедшей с обложки журнала о здоровом образе жизни.

– Ты посмотри, как спину держит, – восхищенно прошептала Оля. – Я у фехтовальщиков такую позицию видела, когда братца с занятий во Дворце Искусств забирала. Они все подтянутые, изящные, но при этом скоростные – махом истыкают, как булавочную подушку. Но даже там таких красавцев не было…