Оборотень по объявлению. Его запретная пара

Настя? Та самая молоденькая девушка, рядом с которой вечно ошивается Тень?

Рядом с люстрой черный коготь медленно вскрыл потолок. Высунулась не мордочка, а красное лицо Аленки:

– Бесишь, елы-палы! Историю хоть изучи, а? В Насте, одной из близнецов, сохранились гены отца, а в ее брате – гибрида. И то все из-за того, что произошло медицинское вмешательство с кровью сверха, когда ее мама была на волосок от гибели! Вот же дурында, елы-палы! Только и горазда чушь метелить.

– Я не метелю! Если ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого нет!

– Никто не знает, а одна ты знаешь, елы-палы? – Аленка попыталась достать рукой до невесты, и та с визгом спрыгнула с люстры в объятия жениха.

На полу расправила платье, поправила прическу и с ненавистью посмотрела на меня:

– Конечно, знаю, потому что мы из одного приплода.

– Так! – Аленка скрылась, от шока забыв свое коронное «елы-палы», а я повторяла про себя слова девушки, в которых не было никакого смысла.

– Мы – это кто? – уточнила, выдвинув для себя стул из-за стола и с размаху присаживаясь.

Мне показалось. Она точно о другом.

Аленка уже спустилась в виде медоедки по портьере и за ней же с задорным матерком переодевалась.

– Мы— это кто? – повторила я вопрос, потому что невеста с женихом явно ждали от появления медоедки убийственного подвоха и с тревогой не отводили от портьеры глаз.

Невеста совершенно невоспитанно показала на меня пальцем:

– Ты.

Потом на себя:

– Я.

– А я, елы-палы? – выскочила обиженная Аленка, чем свела на нет весь накал и трагизм момента.

Я даже сперва подумала, что это шутка.

– Я и ты? Кошка и человек?

– Да. В кого ты такая тупая? Мама умничка была, как про нее говорили, отец – вообще гордость.

Я моргнула, потом еще раз пару раз моргнула, потрогала ухо. На месте.

– Ален, я ничего не понимаю.

– Она говорит, что вы сестры, елы-палы! Вся красота и ум тебе достались, а ей – хищная натура. А про родителей сама не поняла.

Мама – больная и одновременно очень далекая для меня тема. У всех она была, а моя умерла при родах. По крайней мере, так говорил папа. Тетки с лихвой заменили ее отсутствие, но я всегда хотела бы знать, каково это – иметь человека, которого можно нежно назвать «мам» и пожаловаться на плохое самочувствие. А теперь эта кошка задевает родительскую тему.

– Ты несешь бред! – Я встала. – Ален, покажи дорогу к медведям. У них мои братья и отец.

– Наш отец, – поправила невеста.

– Да? А братья не наши?

Ну не верила я ей. Как про свадьбу обманула, так и тут воду мутит. Чушь же!

– Ко мне приютыши никакого отношения не имеют.

– Да? Раз папа общий, то где же общая мама?

Невеста помрачнела и спросила:

– Издеваешься? Мама умерла, рожая нас, а папа разрывается между мной и тобой. Никогда не задумывалась о его рейсах? Почему он ровно половину времени отсутствует?

Я замолчала, первый раз прикинув малейшую вероятность правды.

– Мы с тобой делим одного папу. Он всегда дарит нам одинаковые подарки. На последний день рождения ты получила смарт-часы, а на последний Новый год – беспроводные наушники.

– Ты врешь, – прошептала я.

– До сих пор не веришь? Тебя не смущало, что он пропускает твой день рождения и Новый год через раз? Знаешь, где он был? Со мной. Если бы ты была нормальной, у нас бы было нормальное детство. Но тебе ничего не помогло, впрочем, как и твоим братишкам-приютышам.

Медоедка возникла перед невестой словно из-под земли. Пшикнула в рот спреем, тем самым, что сбивает запах:

– Дезинфекция, елы-палы!

Обернулась ко мне, подошла и схватила за окоченевшую руку:

– Медведи и твоя семья нас ждут, елы-палы! Кошка, догоняй, если не соврала!

И Аленка потащила меня на выход, буквально отодрав от стула.

Глава 6

Мы ехали в абсолютной тишине. Несмотря на безбашенность Аленки, она знала, когда нужно молчать. Или же, возможно, тоже глубоко задумалась, как и я?

Вела машину медоедка тоже не спеша, без всяких залихватских поворотов, словно давая мне время собраться с мыслями.

Мы припарковались у здания, больше похожего на районный дом культуры, и я попросила:

– Ален, а можешь показать свою метку? Ты говорила, что твой…

Не успела я договорить, как медоедка лихо заправила прядь за ухо и показала пальцем на шею. Шрам, в который упирался черный ноготь, очень походил на мой, но был более четким, а мой – расплывчатым. Они были похожи, но я бы не утверждала с уверенностью, что это метка.

Не мог же меня кто-то в детстве пометить, в конце концов?

– Готова, елы-палы?

– Это здесь?