Я нарисую симфонию неба

Оторвала карандаш от бумаги и представила свои похороны. Торжествовала вместе с бесенком ровно до тех пор, пока не споткнулась о картину с рыдающей мамой и скорбно вздыхающим отцом. Надавила на карандаш, грифель сломался. Протянула руку к столу и не глядя взяла первое, что нащупала. Хотела провести несколько линий, чтобы придать стволу шероховатость, и вскрикнула. С рисунка на нее смотрело мертвое лицо Симеона. В нос шибанул запах гари. Ладони вспотели, вернулась внутренняя тряска. Отшвырнула блокнот, попыталась встать, но подвели затекшие ноги. Охнув, осела, и заколотила кулаками по полу:

«Дрянь! Какая же я дрянь!»

Двери с шумом распахнулись, и в комнату вбежали родители. Отец кинулся ее поднимать, мама опять запричитала:

– Ну что же ты делаешь?

Альбина посмотрела на них сквозь слезы:

– Что вам… Всем… – голос срывался, – надо от меня? – на негнущихся ногах дошла до кровати.

Отец суетился:

– Давай.

Мама протянула стакан:

– Аля, мы не уйдем, пока ты не примешь лекарство.

Альбина села, выхватила стакан, чуть не пролив содержимое. Короткими поспешными глотками выпила горьковатую жидкость и рухнула лицом в подушку.

В дверь позвонили. Мама пошла открывать. Отец поднял с пола блокнот и внимательно посмотрел на рисунок:

– Очень даже симпатичная березка. И закат.

Альбина вздрогнула:

«Издевается: какой закат, какая березка? Неужели он не видит то ужасное лицо?» – попыталась возразить, но слова застряли в горле.

Забрала скетчбук и начала яростно черкать набросок:

– Закат! – выдергивала листы, рвала и швыряла на пол. – Березка!

Отец беспомощно разводил руками. Из прихожей раздался знакомый голос:

– Алька, ты чего там буянишь?

Голос из той жизни. Жизни до озера. Альбина замерла на секунду, а отец поспешил доложить:

– К нам Ксения заглянула на чаек, – он потер ладони. – Пойдем на кухню?

Альбина криво усмехнулась:

– Сами пейте свой чаек, – отвернулась к стене, – а от меня отстаньте. – И зарылась лицом в подушку.

Альбина очнулась. Все тело ломило. Перевернулась на спину и болезненно поморщилась.

«Я что, спала? – обвела комнату взглядом. – Где мама с папой?»

Привычные вещи стояли на своих местах: письменный стол у окна. У противоположной стены – мольберт с грунтованным холстом на подрамнике. На приоткрытой дверце платяного шкафа висело сметанное по швам платье. Ксюха вызвалась сшить его для студенческой вечеринки.

Альбина встала, подошла к шкафу и коснулась ткани. Рука ощутила приятную гладкость. Шелк темно василькового цвета заказывали через интернет. Переживали, чтобы не подсунули подделку. Спустила на него отложенные к лету деньги. Другая жизнь…

«Какие уж тут платья? Не до вечеринок».

С кухни доносился громкий Ксюхин смех вперемешку с папиными низами. Альбина всегда по-хорошему завидовала раскованности подруги; той ничего не стоило подойти к незнакомому парню и спросить в лоб: «А что вы думаете о моей внешности, сударь?» И с чертовщинкой в глазах наблюдать, как молодой человек, ошарашенный неожиданным вопросом, пытается выкрутиться из неловкой ситуации. Альбина еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, а Ксения томно вздыхала, добивая бедолагу призывным взглядом выпученных карих глаз с нарощенными ресницами. Неизменно рыжий цвет волос и красная помада придавали ей в этой сцене черты женщины-вамп, вышедшей на охоту.

Их дружба началась на торжественной линейке. Альбина была самой мелкой среди девочек-первоклашек, и ей доверили нести колокольчик. И вот уже директриса с гордостью объявляет, что сейчас прозвенит первый в этом учебном году звонок. Аплодисменты шелестящей волной прокатываются по рядам родителей. Альбина слышит свое имя. Видит, как к ней идет рослый кучерявый старшеклассник, чтобы водрузить на плечо и пронести по школьной площадке. Учительница сует в руку серебристый колокольчик, перевязанный красной лентой, а из динамика льется звонкое: «По тропинкам, по дорогам в первый раз осенним днем».[8 - «Здравствуй, здравствуй, первый класс», слова: Владимир Степанов, музыка: Станислав Стемпневский]

И вдруг жуткий страх нападает на нее. Внутри все затрепыхалось, колени подкосились. Даже банты на косичках затряслись. Она чуть слышно твердит: «Нет, я не буду, не буду!» Старшеклассник, выпучив глаза, хватает за руку и тянет к себе. Учительница испуганно шепчет: «Никитина, ты что?»

Ладони вспотели, перед глазами все завертелось в одну большую кутерьму. Альбина пятится и наталкивается спиной на кого-то в толпе детей. И этот кто-то, подпихивая ее вперед, отчетливо шепчет: «Девочка, ну, иди же ты, иди!»

Оборачивается и видит пухленькую рыжеволосую одноклассницу с большими глазами, а та продолжает шипеть: «Я вот очень хотела звонок нести, но толстым нельзя, – хлопает ладошками по бокам, – меня мальчик уронит».

С тех пор все время вместе. Учителя удивлялись их дружбе: «Надо же, такие разные девочки!» А утонченная ранимость Альбины чувствовала себя в безопасности под сенью разбитной бесшабашности Ксюхи.

Родители по-разному относились к их дружбе. Отец не пропускал случая подшутить над манерами подруги дочери. Но его любимую фразу «Приличным барышням не пристало» Ксюха, нисколько не тушуясь, парировала: «Не знаю, что там им не пристало, уважаемый Андрей Ильич, но ко мне уж точно все эти рюшки-финтифлюшки не пристают. И уж примите меня такой, какая есть!»

Отец недовольно бухтел себе под нос, но спорить не решался, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Мама, наоборот, приводила подругу Альбине в пример: «Вот, учись! Не пропадет девочка в жизни: и шьет, и готовит, ловкая, практичная». Альбина улавливала досадливые нотки в голосе, а мама наседала еще больше: «А ты у меня… Вечно в облаках витаешь…» – вздыхала и разводила руками.

После девятого класса Ксюха поступила в кулинарный техникум. Проучилась два с половиной года, и, не дотянув совсем немного до диплома, бросила, увлекшись моделированием одежды. Шила хорошо, хотя нигде не училась.

Альбина тряхнула головой, прогоняя воспоминания, и поежилась.

«Надо что-то срочно придумать, а то замучит с расспросами… – она озиралась по сторонам. – Жаль, что комната на замок не закрывается. Может…»

Не успела ничего сообразить. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Ксюха. В неизменной мини юбке, ярким макияжем и тапочках на каблуках.

«Даже в гости таскает свои тапки с помпонами!» – досадливо поморщилась Альбина.

– Та-ак, подруга! – Ксюха смотрела с прищуром. – Помирать собралась?

Альбина держалась за дверцу шкафа и лихорадочно прикидывала, что ей делать. Сил объясняться не было совсем. Она стушевалась, не выдержав взгляда подруги. Осторожно прошла к кровати и демонстративно улеглась лицом к стене, наивно полагая, что Ксюха поймет – беседы по душам не будет.

Ксения угрожающе рявкнула:

– Ну-ну! Игнор включаем! – прогарцевала к окну и с грохотом закрыла его. – Решила в ледышку превратиться?

Альбина молчала, а Ксюха хозяйничала:

– Что это тут у нас? – шорох бумаги. – Ага, рисуночки валяются, понятно. Ну, так себе намалевала, явно не в духе была.

Альбина резко повернулась. Их взгляды снова встретились. Альбина отвернулась, а Ксюха продолжала напирать:

– В комнате дубак. На полу бардак. Мать с отцом в печали, а ты тут истерики закатываешь и голодовку объявляешь?!