У нас под крылом – солнце

– Вряд ли мы можем здесь что-то изменить, –  помолчав, ответила она. –  Во всяком случае… у нас с тобой теперь есть, кажется, второй шанс. У тебя-то точно –  новая молодость и все такое, –  сама Зинаида не была пока уверена, радоваться ли ей своему попаданству. Молодость –  так ей и в прежнем теле до старости далеко было. И одно дело –  быть молодой, но взрослой и самостоятельной, с профессией, образованием, какой-никакой налаженной жизнью, другое –  подростком с невыясненным положением… С другой стороны, здесь она точно никогда не встретит своего бывшего –  и это было уже огромным поводом для того, чтобы поднять голову, осмотреться и… может, наконец вернуться в мир? Даже если этот мир будет –  другой?

Так или иначе, первым делом стоит подумать о насущных проблемах. А порефлексировать можно будет и потом. В конце концов, плакать над уже пролитым молоком –  самое бессмысленное и нерациональное занятие на свете. Умерла так умерла. Попала так попала.

– Не стоит нам сообщать, что мы не местные, пока не поймем, как к этому здесь отнесутся. Может, сумасшедшими нас объявят. Или ведьмами какими. Мы же не сможем доказать, что это не мы виноваты, что девочки… умерли. Но первым делом нам нужно разобраться с языком. Тем, на котором здесь говорят. Мы должны его выучить, чтобы адаптироваться в этом мире.

– Старая я уже, инглиши ваши учить, –  проворчала бабка Зинка.

– Ну, во-первых, точно не инглиши –  я проверяла. А во-вторых –  теперь молодая! И мозги у тебя, баб Зин, молодые теперь, так что никаких оправданий! Учиться все равно придется…

– От жеж, –  тоскливо вздохнула бабка Зинка. –  Одно слово –  учителка…

– Потом… надо разобраться, что с нашими телами не так. Мы все еще больны или просто ослабели от долгой болезни? Здоровье нам уж точно понадобится, так что надо приложить все усилия… Хотя, чтобы это понять, все равно придется сначала как-то объясниться с местными. Значит –  что?

– Шо?

– Значит, нам нужен учитель! Кто угодно местный. Сейчас кого-нибудь позовем и приступим к учебному процессу…

Дверь в комнату оказалась заперта –  неприятный сюрприз, так что для вызова “учителя” в нее пришлось потарабанить. В конце концов прибежала все та же немолодая женщина в переднике, которая отчего-то сразу снова разохалась. Однако Зинаиде удалось успокоить ее –  иногда неважно, что именно говорить, важно,  каким тоном, –  и заставить сесть рядом с собой.

Кое-как с помощью жестов и вопросительной интонации Зинаида сумела главное –  дать понять, что она хочет знать, как называются предметы вокруг. Кровать, подушка, стол, окно, дверь, рука, нога, зеркало… жаль, “наглядных пособий” в комнате немного, а с глаголами и вовсе все сложно. Хотя простейшие действия можно показать и жестами –  например, слово “идти”, обозначив шаги пальцами. “Спать”, “плакать”, “говорить” –  за всей этой пантомимой Зинаида вспоминала, как в студенчестве, еще на первых курсах, на развеселых посиделках с сокурсниками играли в “крокодила”. Оставалось только надеяться, что женщина понимала ее правильно.

Зато удалось выяснить, что ее, Зинаиду, теперь звали Идой, а ее сестру-близняшку –  Адой. Тиссе –  похоже, форма обращения. Сама женщина –  родственница? Служанка? Нянька? –  представилась как Крита и замахала руками при попытке назвать ее “тиссе”. Так, Ида и Ада –  “тиссе”, а Крита –  нет. Может, это обращение к молодым девушкам? Или дело, например, в социальном статусе? Ладно, потом разберемся.

В какой-то момент в комнату бесшумно вошел еще один незнакомец –  новый, не тот, что заходил раньше, этот был куда старше  –  но он что-то сказал Крите и тихонько присел в углу, наблюдая за происходящим, и вскоре на него перестали обращать внимание.

Правда, в итоге внимание пришлось-таки обратить –  но не из-за его действий.

Бабка Зинка –  нет, надо все-таки привыкать звать ее Адой! –  с тоской послушно повторявшая слова, вдруг задумчиво заозиралась.

– А вот интересно –  где у них тут сортир?

– Эээ… –  Зинаида покосилась на безмолвного наблюдателя, –  а это у тебя сейчас вопрос насущный или так… для общей информации, чисто умозрительно?

– Нассущщщный! –  выразительно прошипела та, –  уж такой… нассущщщный!

Зинаида оглянулась по сторонам. Дверь в комнате была одна –  входная. А еще, прислушавшись к себе, она с ужасом осознала, что вопрос и впрямь отнюдь не праздный! И как спросить про туалет жестами?

А вот у бабки Зинки идеи на этот счет были. И для начала она попыталась выгнать наблюдателя. То есть попросту ткнула пальцем сначала в него, а затем в дверь, рявкнув “А ну пшел вон!”. Однако тот продолжал смотреть на нее с таким научно-исследовательским интересом, что стало ясно: так просто от него не избавиться.

Ну и… сам виноват!

“Детка Зинка” решительно поднялась на ноги и принялась демонстрировать собственную пантомиму, выразительно глядя на Криту. То есть попросту слегка присела и принялась медленно приподнимать подол рубахи.

Крита пару секунд смотрела на этот стриптиз шокированно и непонимающие, а затем издала какое-то восклицание, подхватилась и буквально взашей вытолкала мужчину из комнаты.

А потом вернулась сама и извлекла из-под кровати… ночной горшок.

Серьезно, самый настоящий ночной горшок с крышкой, вид которого заставил Зинаиду застонать в голос. Вот это и впрямь –  попали! А она еще думала, что здесь не Средневековье! Наряды, подумаешь тоже. Вот он –  истинный показатель цивилизации!

Собственно, горшок был чуть ниже обычных и пошире –  нечто среднее между ночной вазой и медицинской уткой, с веселенькими розочками и ручками по бокам.

Впрочем, вариантов, похоже, все равно не было.

– Ну а шо, –  пожала плечами бабка Зинка, –  мы не гордые!

Ухватив горшок за ручку, она все-таки зашла с ним за спинку кровати и завозилась. Крита и Зинаида деликатно отвернулись, старательно пытаясь заодно не замечать и звуков.

А потом Зинаида с тяжким вздохом поднялась сама. Заглянула на всякий случай под вторую кровать –  но, увы, второй ночной вазы там не обнаружилось. Ну и какие тут варианты? Она сменила бабку Зинку на ее месте за кроватью, гадливо приподняла крышку горшка и изумленно уставилась в девственно-чистую пустую емкость.

– О как! –  изумленно воскликнула тут же любопытно заглянувшая бабка Зинка. –  До чего техника дошла!

– Это не техника, –  печально сообщила Зинаида. –  Это, кажется, магия… и мы, конечно, должны были найти ее именно в ночном горшке!

Изумляться факту существования магии после переселения в другое тело казалось как-то поздно. Нет, само наличие в этом мире магии –  дело, конечно, хорошее… наверное. Но способ, которым она о нем узнала, наводил на нехорошие мысли. Почему сначала не могло быть какое-нибудь, ну… волшебное исцеление, красивые иллюзии с бабочками, скатерть-самобранка, в конце-то концов!

– А шо делать, –  бабка Зинка хмыкнула с самым философским видом. –  Оно, вишь как, если уж как пойдет все в жизни через жо…

– Горшок! Через горшок! Ой, сгинь уже с глаз, баб Зин, а то у меня тоже… насущный вопрос!

…И снова Зинаида до одурения повторяла новые слова и заставляла новоявленную сестру  делать то же самое. Наблюдатель незаметно вернулся и все так же тихонько сидел в уголке, делая какие-то пометки в своем блокноте. Эх, как бы бумагу и писчие принадлежности выпросить –  стоило бы записывать слова для повторения…

Впрочем, импровизированный урок все равно закончился довольно быстро: обе девушки в итоге устали так, будто таскали тяжелые шпалы, да еще и при этом говорили безостановочно сутками. В итоге Крита, заметив, как подопечные устало роняют головы и опускают плечи, заставила обеих улечься в постели, задернула шторы и ушла, увлекая за собой мужчину, молчавшего все время их урока.

Глаза уже слипались, так что Зинаида не стала ничего возражать.

“Ида. Теперь меня зовут Ида”, –  думала она, уплывая в сон.

Уже между сном и явью вспомнились почему-то прочитанные книги с яркими обложками. Чаще всего попаданкам там доставался какой-нибудь самый крутой магический дар,  милый питомец и обязательно –  принц или король в мужья. Ну или просто какой-нибудь красавчик. Но непременно с самым высоким положением в обществе и окруженный толпами ревнивых и склочных воздыхательниц.

Ой, вот не надо нам… хотя… а вот если попаданок сразу две штуки? Тут как –  в двойном размере или напополам все? Полпринца –  это как-то непрактично. Или кому-то котиков, а кому-то мужиков? Так тут и думать нечего!

“Выбираю котиков!” –  мысленно твердо решила для себя Зинаида, прежде чем наконец заснуть окончательно.

Во сне бабка Зинка, вполне себе старуха из прошлого, скакала на единороге, потрясая посохом очень волшебного вида и издавая дребезжащим голосом воинственные крики.

– Нам ваших прынцев и дааааром не надь! –  донеслось издалека.

Глава третья. Наследницы рода Виленто

Надежду на то, что наследницы рода однажды придут в себя и исцелятся от своей загадочной болезни, Тристобаль Виленто потерял много лет назад. Это поначалу еще все казалось, что вот-вот, в конце концов, все дети развиваются по-разному, и если уделить чуть больше внимания, пригласить самых лучших специалистов…

Но ничего не менялось. И тогда, когда девочкам было по три года, и когда им исполнилось пять… и когда им стало уже тринадцать.

Все началось практически сразу после рождения близнецов. Счастливые родители успели порадоваться двойне, а целители после осмотра постановили, что дети полностью здоровы.

Но очень скоро стало ясно: что-то не так. Младенцы не плакали и не кричали, требуя покормить их или сменить пеленки. Ели, если их прикладывали к груди кормилицы, но сами никак не давали знать, что голодны, а испачканные пеленки их как будто просто не беспокоили. Как и вообще что бы то ни было вокруг. Более того –  они почти не двигались.

Потом стало ясно, что девочки не станут сами учиться ни вставать, ни делать первые шаги. Тисс и тиссе Виленто наняли целый штат нянек, которые бесконечно занимались с малышками, обучая их тому, что большинство детей осваивают самостоятельно. Кое-какие успехи были: по крайней мере, в конце концов Ада и Ида научились ходить. Они покорно вставали, если взять их за руку и потянуть. Но никогда не делали этого по собственной инициативе. Никогда ничем вокруг не интересовались. И так и не научились разговаривать. Если никто их не трогал, они просто лежали неподвижно, глядя в одну точку перед собой.