Путешествия одной души. Книга 1

Марис: Ты только что прожила по сути жизнь в теле молодого сильного мужчины. Что тебе дает этот опыт в проживании в теле противоположного пола?

В нем совсем другие ощущения сильных мышц и точности действий – выверенных и четких, совсем не таких, как в мягком теле женщины. Совершенно иначе себя чувствуешь. Пружинящие движения, как у хищного зверя весьма впечатляют!

Утопленница Лиса

Я снова чувствую пространство в Мире Душ, где находится моя семья, группа молодых душ, которые только начали получать свои опыты воплощений, и чувствую присутствие Наставника Немана, который за нами присматривает. Возникает образ, будто мы сидим за столом и что-то старательно и сосредоточенно пишем.

После первых воплощений, которые мы попробовали (уже человеческих), мы начали больше понимать в том, что там происходит: что такое взаимоотношения, чувства, эмоции в телах, как работает ум, что такое человеческое тело, чем оно отличается от животных.

И если поначалу мы отправлялись в воплощения, ни о чем не задумываясь, просто ожидая, что будет, то сейчас нам стало интересно задавать параметры того, что хотелось бы прожить, каким будет человек, исходные характеристики тела, место действий, ставить простенькие задачки. Мы подошли к этому со всей серьезностью, прописываем и продумываем в деталях. Некоторые из нашей группы между собой договариваются, у них возникают общие идеи. Кто-то уже «сообразили на двоих».

Мне приходит визуальный образ: темный-темный лес с голыми переплетенными деревьями, ночь, туман и полупрозрачный образ девушки в белоснежном одеянии. Похоже на утопленницу или привидение. И выплыло слово «печаль».

Поскольку в предыдущем воплощении я была мужчиной, дикарем – сильным, наполненным кипучей жизненной энергией, то на этот раз мне стало интересно попробовать, что такое печаль. Меня зацепило это слово, понятие, образ. Я прорисовываю его в воображении как набросок будущего воплощения, продумываю, где бы это могло быть. Сразу приходит: Англия, 18-й век, и это будет утопленница. Надолго мне там зависать не хочется, поэтому умру молодой. Пусть будет меланхоличный характер, не очень довольная жизнью печальная особа… Так, хватит, пора браться за дело, выдумывать можно очень долго…

И вот момент родов. Моя мать тоже худая, бледная, с довольно слабым здоровьем женщина. Меня сразу же отдают кормилице – пышнотелой Мари. Она полненькая, румяная, пышет здоровьем. Девушка с вожделением взяла крошечного ребенка, худенького, синенького, со сморщенным личиком и начала изливать на него всю свою накопившуюся любовь, заботу и материнские инстинкты. Она принялась кормить, ухаживать, ей хотелось, чтобы поскорее этот синенький маленький крысёныш превратился в нормального ребенка. Она с неодобрением относится к высокородным леди, у которых нет ни здоровья, ни жизни, ни радости, худым и бледным, в корсетах, скрывающихся от солнышка.

Сама она, напротив, очень жизнелюбива. Ее любимое занятие – сбежать куда-нибудь в поля, луга, поваляться в травке, желательно не одной. Теперь у нее появился малыш и господа очень строги, но ей есть чем заняться. Она с чопорным видом приносит малышку показать матери. Обычно это длится недолго, у матери часто нет сил, настроения, она то и дело подносит к лицу баночку с нюхательной солью, у нее нет желания уделять внимание ребенку. Я ощущаю это тело совсем другим, по сравнению с предыдущим. Оно легкое, тонкое, кажется хрупким, я начинаю потихоньку его осваивать, привыкать. Такое ощущение, что чуть пошевелила ручками и уже устала.

Мне исполнилось семь лет, вижу себя худенькой девочкой. Я очень серьезна для своего возраста – маленькая вышколенная леди. Сейчас наблюдаю за тем, как в кухне, где пол выложен каменными плитами (они не очень ровные, округлые по краям) и между плитами маленький желобок, лежит жук. И я маленькой палочкой его тереблю. Пытаюсь понять, он умер или притворяется. Я вспоминаю, как кто-то мне рассказывал, что жуки притворяются мертвыми. Я хочу его расшевелить. Он немножко подрагивает лапками, я понимаю, что он живой. Меня злит, что он притворяется. Эта маленькая девочка еще и злиться умеет на полном серьезе!

Среди работников есть парень плотный, румяный, сильный, крупный. Они с моей кормилицей похожи и, судя по всему, дружат и очень нравятся друг другу. Они как брат и сестра. Но меня они так раздражают! Вернее, их сила, наполненность жизненной энергией. Они такие солнечные, радостные, у них работа спорится, они всё делают с энтузиазмом, с песней и улыбкой, с веселыми шуточками, постоянно подмигивают – у них жизнь бурлит!

У меня есть занятия, когда я должна сидеть за книгой и читать. Я делаю это, потому что должна, но мне это не неинтересно. Такой маленький человечек, а уже есть чувство долга. Я весьма наблюдательна, изучаю всё, что попадается на глаза. Чаще всего это мелкие насекомые и животные. Палочкой у пруда пытаюсь достать лягушку, и у меня столь серьезное лицо! Так и хочется этого ребенка растормошить, рассмешить. Кормилица меня вылавливает и ведет на кухню. Я повинуюсь и с кислым лицом тащусь за ней. Она сажает меня за стол, начинает кормить, я отворачиваюсь – унылое-унылое лицо. Мари всплескивает руками: «Ну что ты будешь делать! Вот что значит порода!» – и возводит взгляд кверху, туда, где находятся покои моих родителей.

Я постепенно научаюсь манерничать, полностью копирую свою мать с ее вечно уставшим недовольным лицом. Мне уже четырнадцать лет, и я становлюсь худенькой вытянутой девочкой, но как-то немножко больше живости появляется. Приехал в поместье кузен – юноша лет шестнадцати. Меня зовут Лиса. Я оживилась и начинаю в воображении рисовать сюжеты, о которых читала в книгах, представлять себе сцены про себя и кузена. Но это лишь игра. Я не пыталась с ним сблизиться, пообщаться, узнать его как человека. Он был объектом моих фантазий, в которые я погружалась и проигрывала эти сценки сама с собой.

Когда мы выходили утром на прогулку, как того требовала вежливость, чтобы показать ему наше поместье, я представляла себя взрослой дамой и пыталась полностью следовать всем правилам этикета. Кузену было странно, что молодая девчонка так важничает. Он, конечно, джентльмен, но ему хотелось более живого общения, интересного разговора. Но он слышит лишь штампованные фразы, вежливые обороты, как будто выученную роль.

Девочка очень категорична в своих суждениях, у нее есть свои представления о том, как всё должно быть, и никак иначе. При том, что она выросла в поместье и практически не видела мира вокруг, но чувствует себя всезнайкой. В итоге Фрэнк (так зовут парня) решил, что он соблюдёт приличия, но на самом деле потерял всякий интерес к разговору и общению с Лисой. Решил под каким-то предлогом от нее отделаться и прогуляться самому, пошнырять по закоулкам парка, посмотреть, что здесь есть интересного. С этой занудой гулять скучно.

Потом он стал ее дразнить. Скачет мимо на лошади и, приостановившись, спрашивает, не любит ли леди ездить верхом, прекрасно понимая, что она ближе чем на метр к лошади не подойдет, не то чтобы сесть на нее. Он так поддевает ее, она злится.

Однажды мать намекает дочери: может быть, Фрэнк был бы ей интересен в качестве будущего жениха. Девочка приходит в негодование: как можно? Он совершенно для нее не привлекателен, не интересен, он ее бесит, он смеется над ней. Она даже мысли допустить об этом не может, это исключено.

Наступает осень. Все гости покидают поместье, отец уезжает по своим делам. Они с матерью остаются вдвоем в огромном доме. В этом году осень ранняя, дождливая и ужасно неуютная. Мать ворчит, что понадобится больше дров, потому что слишком рано начали зажигать камин, приходится всё время кутаться в шаль, рано зажигать свечи, потому что постоянно темно, унылая погода.

И тут вдруг Лиса обнаруживает, что, когда она занимается своими обычными делами, например вышивает или садится за книгу, она не может читать, потому что мысли ее возвращаются к Фрэнку. Она видит его мчащимся на лошади, растрепанным. Он живой парень, полный жизни, крепыш, и ее злит то, что она о нем думает. Она пытается сконцентрироваться на том, что делает, но мысли снова сбегают от нее.

Проходит два месяца. Холод и сырость, однообразие текущих дней. Не с кем поговорить по душам и пообщаться. Можно, конечно, выехать в ближайший городок, но слишком сыро и грязно, и эта тряска в экипаже… И она понимает, что Фрэнк был довольно ценным развлечением в их поместье. Может быть, мама была права и можно было рассматривать его как жениха, в качестве средства от скуки.

Лиса начинает задумываться, что же такое брак, зачем он нужен. Она пытается представить, каким бы был ее брак. Но она не может представить себе его по-настоящему. Она понимает, что есть некие аспекты семьи, которые от нее ускользают: что может связывать мужчину и женщину, как и о чем они могут общаться, что может быть общего. Даже если они будут жить в одном поместье, всё равно это скука смертная. Если он будет постоянно над ней смеяться и поддевать ее – нет! И она поддается унынию, расплывается, ей отчего-то становится тошно и грустно, настроение препаршивое. Она сама не понимает, что с ней происходит, но не видит смысла в своей жизни, потому что не видит в семье ничего радостного, того, к чему можно было бы стремиться.

И это подталкивает ее к тому, чтобы подумать, какое же будущее ждет ее. Она понимает, что ей очень сложно представить свое будущее. Она не видела ничего кроме жизни в поместье, и ее жизнь рисуется ей продолжением такой же жизни. Будет какой-то муж, она будет хозяйкой, погруженной в домашние хлопоты, но у нее такое ощущение, что она упускает всё время что-то важное, а что, не может понять…

Вижу ее образ, похожий на призрак. Он бродит в лесу, вокруг поместья, с немым вопросом: «Зачем люди живут этой жизнью? Они рождаются, цепляются за нее, хотят жить, когда они болеют, то очень боятся смерти…»

Вижу момент ее смерти – на самом деле это была случайность. Она стояла на небольшом мостике над речкой, и когда подул сильный ветер, он увлек ее зонтик. Она попыталась его удержать и перегнулась через перила мостика, ее увлекло за зонтиком, перила оказались хрупкими и проломились. Она улетела в воду. Лиса даже не пыталась бороться, так как не умела плавать. Она запуталась в многочисленных пышных юбках и утонула, плавно опустившись на дно.

Душа наблюдает за тем, как тело опускается вниз и тихо замирает на дне. Она тревожно озирается по сторонам, ей хочется, чтобы кто-то узнал о том, что произошло, она мечется, нужно кому-то сообщить. Вот кто-то подходит. Впереди идет охотничья собака с коричневой мордой. Душа Лисы пристально смотрит на собаку, понимая, что та ее чувствует. Собака рычит и тянет хозяина к проломленным перилам. Мужчина живет в ближайшем городке, он приходил в поместье по делу. Когда он проходил по мостику, то увидел пролом и понял, что что-то случилось. Собака ведет себя беспокойно, лает, но при этом поджимает хвост. А я в виде духа ее немножко пугаю, чтобы привлечь внимание ее хозяина. Он решил вернуться в поместье и удостовериться, что всё в порядке и все на месте.

Кормилица понимает, что нет Лисы, начинает кричать, метаться. Прибегает одна из первых к мосту и не может найти себе места от беспокойства. Ей хочется, чтобы уже скорее мужчины проверили реку. Спускают лодку и ниже по течению находят тело. Его выносят на берег. Кормилица безутешна, она рыдает. Она так любила свою девочку! Мари представляет, как сообщат об этом матери и как та упадет в обморок, опять нюхательная соль…

Я наблюдаю за этой сценой со стороны. И опять тот же вопрос: «Зачем они живут?» Некоторым это нравится, как тому веселому работнику, который помогает на кухне и во дворе. Но такие как моя мать… Я понимаю, что никогда не видела свою мать счастливой, не видела радости в ее глазах. Тогда как кормилица очень часто светилась этой радостью изнутри, ее глаза блестели, щеки сияли румянцем и эти хитрые переглядки с Дэйвом (рабочим) … Я понимаю, что жизнь кормилицы, наверное, приятная, радостная, тогда как жизнь матери кажется пустой.

Снова приходит мысль о печали. Для чего нужна печаль? Она соленая на вкус… Приходит сравнение с солеными слезами или морем. И тут я понимаю, что даже каких-либо негативных событий, из-за которых можно было страдать, переживать, у меня тоже не было. Зачем была нужна такая жизнь? Наставник Неман в более высоких сферах наблюдает за состоянием моей души и отправляет мысленный посыл: «Ну, подумай над этим». Я продолжаю бродить в форме души по парку, который окружает поместье, и мне не дает покоя этот вопрос. Вот я попробовала, что такое уныние и скука. Пустая, холодная, соленая, даже с привкусом плесени. Но для чего? Я чувствую, как учитель смеется.

Мне представляются воды ручья, немножко заболоченного, когда он течет, и в его струях можно наблюдать зеленые мохнатые водоросли, колыхающиеся по течению. И образ темного мрачного старого леса со мхами, свисающими с ветвей елей и деревьев. В этих картинах я начинаю ощущать очарование, притягательность, но не знаю почему.

Жизнь связана со светом, теплом, с чем-то ярким и радостным, а та грань, к которой я подхожу, пытаясь понять печаль, уныние, – это грань перехода во что-то другое. Это то, что мы называем низкими вибрациями, – еще не темной, но уже сумеречной серой энергией. Это граница совсем другого опыта. Печаль – это когда мы чувствуем себя одинокими, когда мы не чувствуем радости и полноты жизни, не чувствуем света. А свет и радость – это то божественное, что есть в нас, это как раз та искорка, часть нашей души, которая является частью Творца мироздания.

Печаль, уныние – состояния, когда эта искорка становится подернутой серой пеленой. Тогда получается, что человек, живущий на земле, не видит и не чувствует искорку, она спрятана, спит. И создается иллюзия, что нет связи с Богом, нет силы, которая бы давала уверенность. И тогда чувствуешь себя одиноким, покинутым. То есть это опыт проживания оторванности, отделенности от Бога, Вселенной, Мира Душ, в котором я до этого пребывала.

Это начальная ступень моего опыта отделенности, осознания того, что ты один в этом мире, никому не нужен и жизнь бессмысленна. Нет понимания, зачем всё это нужно, нет интереса и желания жить. Не просто быть, существовать, а именно жить, то есть радоваться, творить и нести божественный свет в себе.

Тогда Неман говорит: «Да, ты верно всё понимаешь. Это знакомство с более низкими вибрациями, с опусканием в материю и ощущением, которое мы называем завесой, пеленой, когда человек не помнит себя, идентифицирует себя полностью с телом, с материальным физическим миром, в который он приходит. Учти, что это первое знакомство. Там, дальше, за завесой, будет еще очень много всего». Холодок пробегает по моему существу, и становится как-то зябко и неуютно от понимания того, что если это начало, то что может быть дальше. С другой стороны, это интересно и я понимаю, насколько оно безгранично. Но если честно, окунуться в него мне пока не хочется. Учитель доволен тем, как я усвоил урок, тем, что я понял, в чем смысл печали, уныния и что это значит.

У меня возник «человеческий» вопрос: нужно ли избавляться от уныния и печали, находясь в воплощении? В данном воплощении такой задачи не было, нужно было прожить это и хорошо прочувствовать, что было важно для души. Это важный урок и опыт для меня.

Марис:Можешь еще раз поподробнее рассказать о том, как подбирались характеристики, настроение, характер персонажа для данного воплощения?

Имели значение параметры физического тела: худоба, болезненность, вялость, слабость, они наследственные по материнской линии. Отец – крепыш, полноватый мужчина с густыми бакенбардами, курит трубку, а мать – как привидение: худая, бледная, и девочка родилась такой же. Было важно минимальное присутствие жизни в этом теле. Большой энергии души в нем не за что зацепиться, туда можно «всунуться» только маленьким «клочком» души. Плюс особенности нервного устройства – она не слишком чувствительная, немного заторможенная. Все ее припадки, обмороки больше были наигранными, чтобы привлечь внимание. На самом деле она достаточно равнодушная.

Марис:И еще вопрос по поводу ухода из жизни. Порыв ветра, зонтик… Этот уход был понятен еще до рождения или это обстоятельства, которыми было легко воспользоваться, или кто-то спровоцировал это дуновение ветра? Как технически происходил выход из воплощения?

«Утопленницей» она была изначально, этот образ предшествовал даже продумыванию самого воплощения. А варианты были такие: она могла плыть на лодке, но это менее вероятно, потому что она должна была быть одна в лодке. Поэтому случай с мостиком был более удобен, и там загодя были продуманы полусгнившие перила. Еще был вариант, когда она могла на берегу зацепиться за что-то, оступиться или поскользнуться и просто съехать в воду. Но в любом случае, это была та же речка, тот же возраст, то же состояние. Именно в этом возрасте она должна была уйти.

Марис: Получается, что в духовном мире, по сути, «отрепетирована» смерть. Для нас это ужасно, девушка утонула, а тут целый «оркестр» работает над тем, чтобы жизнь закончилась: и ветер подул, и зонтик в руке, и перила прогнившие, и юбки большие, которые мешают выбраться, – полный набор, лишь бы утонула. И одна пошла, а не вместе с кем-то…

Потому что момент, и тело, и жизнь – всё подбиралось душой для ее задач. Душе важно было прожить и прочувствовать уныние, печаль. При этом Наставник присматривал за тем, чтобы я не «заигрался», поскольку это был первый опыт окунания в «серую» часть. Ему не хотелось, чтобы я там находился долго. Чтобы я буквально почувствовал и понял, что это, но не переиграл.

Марис: Слушатели могли обратить внимание, что ты несколько раз до этого и сейчас говорила о себе в мужском роде. Почему так?

Не знаю почему, но я себя в Мире Душ воспринимаю как душу, у которой больше мужской энергии. Может быть, это связано с тем, что вихрь, моя душа – она очень активная, целеустремленная и, наверное, это больше похоже на мужские качества и черты, мужской способ действия.

Марис: А если мы просмотрим известные тебе воплощения, то в процентном отношении больше каких – мужских или женских?

Всяких было много. Мне кажется, это от воплощений не зависит.

Марис: То есть в духовном мире тебе хочется себя называть больше мужскими энергиями?

Да, по характеру я больше мужское существо.

Марис:Может быть, есть какой-то комментарий, пояснение твоего Наставника по поводу только что просмотренного воплощения?

У него в тот момент было очень бережное отношение к его подопечной группе и ему важно было поберечь меня, не опустить резко в материю и негативные энергии. Я об этом упоминала на первой встрече: когда только родились наши души, свойством моей души было проникать всюду глубоко и играть всерьез. И он понимал, что я, скорее всего, буду серьезно влезать во всевозможные переделки. Если меня сразу отпустить, то я могу там заиграться и потеряться (это то, что называют падением души).

Я чувствую, что впоследствии так и произошло – были очень негативные с точки зрения человека воплощения, совершавшие много зла персонажи. Это то, что в самом начале пытался предотвратить учитель. Вначале ему это удалось, но дальше – нет. В любом случае он понимал, что это, скорее всего, неизбежно, просто такая черта характера у души.