Оценить:
 Рейтинг: 0

Метаморфозы жизни

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
2 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
А у Ашотика всё хорошо со здоровьем, да и на работе всё вроде в порядке. Он уже три месяца как заместитель ген. директора! Только вот с Машей опять накрутил, опять бабу завёл, вроде секретарша. Маша бедная уже все глаза выплакала, который раз прощает! Сын наш весь в тебя, такой же красивый и такой же горячий. Паразиты вы, мужики, сколько нам нервов портите.

Она присела, показала ему цветы и положила на небольшой столик букет гвоздик.

– Вот, как ты любишь, красные. Партийные цветы, революционные!!! Я – то больше розовые предпочитаю, если уж гвоздики, а так- тюльпаны неважно какого цвета. В прочем, у нас всегда с тобой были разные вкусы на всё. Молчишь? Ну, ну! Что ты можешь ответить, предатель!

Думаешь я не знаю, что у тебя баб было немерено, ни одной юбки бывало не пропустишь. Конечно, какой соблазн – полный курс студенточек!!! Говорила мне мама, что у вас, у армян, это в крови. Да что уж теперь… ты, Мотя, хоть помнишь, какой сегодня день? Пятьдесят лет как мы вместе, я вот не забыла…

Она обиженно отвернулась от него и вытерла внезапно появившееся слёзы.

– Мотя, зачем ты так меня всю жизнь изводил, разве я не заслужила другого обращения? Я ведь не уродина какая, сам же ревновал к соседу Фильке, и к другу своему Сёме.

Помнишь, как мы в кинотеатре сада Эрмитаж познакомились? Какой фильм смотрели? Ах, да верно, "В джазе только девушки". Я всегда кино любила, и театр тоже. Но ты нет, ты всё девок больше любил, сволочь ты последняя, и как я только всё это терпела понять до сих пор не могу. Та Ленка тощая, ну чего ты в ней нашёл? А Анька-соседка наша, дура-дурой. Ну, конечно, скажешь сами вешались. Что ты ещё можешь сказать, паразит такой. Может ты меня всё-таки тоже любил, раз столько лет со мной жил? Какой ты мне букет из розовых гвоздик на нашу жемчужную свадьбу подарил!!! Ровно тридцать штук и такие крупные, нежные… Солнышко моё, а я тебя как любила, как любила… до сих пор простить не могу, что ты меня оставил, зачем ты это сделал? Зачем? Лучше бы ещё одну бабу завёл, я стерпела бы, но нет- ты решил уйти и уйти навсегда. А обо мне ты подумал? Как мне жить-то без тебя, кому я нужна? У детей своя жизнь и свои заботы, они и не звонят почти. А я бы за тобой ухаживала, пылинки сдувала, ничего бы тебе делать не пришлось… Ну, почему ты бросил меня на произвол судьбы, гад ты последний, боль моя невыплаканная, суженный мой, единственный…

Ладно, Мотя, не обижайся на меня, ехать мне пора, а то совсем окоченею, видишь, какое лето холодное в этом году. А когда наша свадьба была, почти тридцать – жара, все быстро перепились. А какой ты красивый, стройный был, я млела от счастья. Ну и я тоже ничего, верно?

Помнишь какое платье на мне было шикарное? Длинное в пол, тогда только в моду входить стали такие, и шляпа с широкими полями, ты ещё долго сопротивлялся, фату хотел. А я шляпу. Я тогда на своём настояла… Наверное, это был единственный раз, когда тебе не уступила. Ну, с праздником тебя, с нашей золотой! Вот дожили – даже и выпить не можем. Видать всё своё и сладкое, и горькое мы с тобой отпили. Пойду, совсем ноги не ходят, еле-еле доплелась. Надо ещё как-то и домой вернуться. А то на этом холоде и околеть недолго. Прощай, Мотичка мой родной, может потеплеет, тогда чаще навещать тебя буду.

И протерев фотографию на памятнике, поцеловав его в губы и перекрестив на прощанье, она поплелась тяжёлой походкой переваливаясь, как старая гусыня, по аллее к выходу кладбища. Моросил противный леденящий дождь.

Её мужчины

15 октября – самая середина осени… Она всегда любила эту пору. Именно в этот день, точно такой же угрюмо- серый, с мелким нудным дождичком, с ковром из золотых листьев, покрывавший чёрный мокрый асфальт, она первый раз вышла замуж.

Тогда ещё и в помине не было никаких пробок в Москве, но в ЗАГС её жених Михаил почему-то приехал на полчаса позже и это, и то, что букет он привёз какой-то страшненький, куцый, уже было недобрым предзнаменованием предстоящей совместной жизни. Им было тогда девятнадцать. Свадьбу справляли у её родителей, гостей было человек тридцать и всю мебель из небольшой квартиры вынесли на лестничную площадку, оставили только столы и стулья в большой комнате да широченную тахту для молодых в маленькой.

Она, невеста, блистала в белом платье с искорками люрекса и оборочками на юбке до самого пола, которое сшила мама с тёткой, он пыжился в тогда обязательном, чёрном костюме из жатки и в белой синтетической рубашке, купленной у спекулянтов.

Как и положено на свадьбе, звучали тосты за обильным столом, кричали «горько», они стеснительно целовались, затем гремела музыка в раскрытые зачем-то окна, гости веселились, пели и плясали. Она ничего не ела и не пила-предстояла первая брачная ночь. Оба только слышали о какой-то интимной, таинственной жизни: друг у друга были первыми… Но её, этой самой первой брачной ночи, не было. Когда ушёл последний гость, оказалось, что предназначенное для молодых ложе, то есть мамина и папина тахта, было занято изрядно захмелевшим и распластанным во всю её ширину необъятным телом свёкра. Их любезно пригласила к себе переночевать соседка, спали на одной раскладушке даже не раздеваясь, рядом на диване храпел сосед, а в кроватке милое сопение их годовалого сыночка периодически переходило в требовательный рёв, который гасился соседкиным тихим пением.

Женщиной она всё же стала. Это произошло на следующий день на освободившейся тахте. Ничего кроме небольшой боли, она и не поняла. Очевидно всё так и должно было быть-решила она. Следующие пять лет она тоже ничего так и не поняла, потому что не знала, что она должна понять; она честно выполняла свою роль страстной женщины каждую ночь, изображая охи и постанывания, как в кино, выслушивая его объяснения в безграничной любви и отвечая восхищением на его вопросы об удовлетворении происходящим. Длилось это минуты две. Он потел, потел так сильно, что всё бельё было мокрым, как после стирки. Ей было противно, брезгливо и непонятно, что может быть в этом прекрасного. Спросить у матери – невозможно, у подруг – стыдно. Он был ей предан, выполнял любую домашнюю работу, чинил электропроводку, мыл полы, мастерил какие-то полочки… Со стороны брак удался.

Как-то зимой на работе ей предложили путёвку в Ессентуки. Стояли жуткие морозы, совсем не свойственные этой местности. Большую часть времени она проводила в корпусе, на процедурах и в столовой. За соседним столиком появился мужчина лет тридцати, худощавый, рыжеватый, с невероятно синими глазами. Некоторое время они переглядывались, потом познакомились, потом она влюбилась. Звали его Димой. Она влюбилась и наконец узнала, что такое настоящее наслаждение. Он просветил её во всех тонкостях и премудростях интимной жизни между мужчиной и женщиной. Она познала в ту зиму самоё себя, она ждала с нетерпением этих вороватых свиданий, была счастлива бесконечно. Когда закончился срок её путёвки, он проводил её. Оба знали, что никогда больше не встретятся. Было немного грустно.

Вернувшись домой, она объявила Михаилу, что хочет развестись. Он благородно переехал к родителям, оставив ей квартиру, доставшуюся ей от её же бабушки.

Однажды возвращаясь после работы, она зашла в магазин, холодильник давно опустел и ей пришлось набрать кучу продуктов. Сумки любезно предложил поднести мужчина невысокого роста, крепенький, уже начавший лысеть. Оказалось, что живёт он в соседнем подъезде и давно её приметил. В благодарность за помощь, она дежурно предложила выпить кофе или чай, он с удовольствием согласился. Они просидели почти до утра, он с упоением рассказывал о поездках по стране, о красоте природы Дальнего Востока, о чудесах архитектуры Средней Азии, о горных реках Северного Кавказа. Артём был кинооператором и занимался документалистикой. Она влюбилась, что называется по самые ушки. С ним было так интересно, он был старше на четырнадцать лет. Она его боготворила; любовь, восхищение, нежность пронизывали всё её существо до самых кончиков волос. Через год они поженились, родился Славик. А ещё через год Артём пропал без вести где-то в горах Алтая.

От глубокой депрессии её спас Павлик, тридцатишестилетний красавец, работающий в соседнем офисе. Он очень галантно ухаживал, дарил огромные букеты, приносил Славику мягкие игрушки и развивающие игры, даже переехал к ним жить… Но каждый день после работы непременно заезжал к своим родителям и все поручения своей мамы выполнял в первую очередь. По выходным то возил их на дачу, то по будням отвозил сестре продукты, то ехал на далёкий рынок покупать парное мясо для папы, то отвозил маму к дантисту. Она со Славиком была на n-ном месте. Прожив в таком режиме некоторое время, она решила «хватит». Этот маменький сынок её достал. И произошло это как раз в тот день, когда он решился сделать ей предложение. Но, как говориться, его поезд ушёл.

Когда сын подрос и пошёл в первый класс, в её жизни совершенно неожиданно появился Виктор. Они встретились в электричке, оба ехали в командировку в Тверь всего на два дня. Там намечался некий Симпозиум. Разговорились, оказалось, что жена от него ушла, что у него тоже есть сын и почти одного возраста с её Славиком. После заседаний гуляли вместе по городу, сидели в кафе и болтали, болтали обо всём. Он поразил её своим сильным характером: один воспитывал сына, при этом успевал работать над диссертацией, причём, уже докторской. Таких волевых и целеустремлённых мужчин она ещё не встречала. Обменялись телефонами, он жил в Люберцах, встречались редко. Каждый раз она трепетно ждала встречи, ей казалось, что наконец-то этот мужчина и есть её судьба. Прошло два года, но их отношения дальше не продвинулись, о совместной жизни он ни разу разговор не заводил, с сыном своим так её и не познакомил. Когда она забеременела, пришлось сделать аборт: он категорически был против ребёнка. Приезжал обычно по понедельникам после какого-нибудь очередного важного совещания, которое оканчивалось в середине дня. Ей приходилось под разными предлогами отпрашиваться с работы, Любовь была страстной, истосковавшейся, голодной и загнанной в короткие часы встреч. И всё же она понимала, что вся эта романтика бесперспективна. Её опасения подтвердились: однажды позвонив ему домой, она услышала женский голос, который представился женой Виктора.

Потом был Станислав. Она его любила самозабвенно, до такого одурения, что казалось ничего подобного она в своей жизни не чувствовала ни к одному мужчине. Он изменял ей, она это знала, старалась не думать. Жизнь без него, казалось, не имела никакого смысла. Он был художником, творческие личности не могут вести спокойную, размеренную жизнь. И уж однолюбами точно не бывают. Он ввёл её в мир Гойи, Веласкеса, Рубенса и Рембранта – мир нереальной красоты и гармонии, он превозносил импрессионистов, и она смотрела ему, что называется, в рот, широко раскрыв глаза от восхищения, стараясь впитать в себя каждое его слово. Для неё он был Гуру и она прощала ему всех натурщиц и не натурщиц.

Наконец, муки ревности всё же взяли своё и однажды, познакомившись у него же, Станислава, в студии с его тихим другом, поэтом Желтовским, она сначала решила в отместку просто изменить, а потом до того влюбилась в этого непризнанного гения, что когда снова почувствовала, что забеременела, решила не сообщая ему об этом, рожать, оставив себе на память частичку этого необыкновенного романа. Желтовский был женат, имел троих детей, и она подумала, что не стоит обременять его столь пикантным результатом его кратковременной неверности. Родилась восхитительно красивая девочка, имя придумал Славик- Алиса. Он только что дочитал нетленное произведение Льюиса Кэрролла.

Потом на долгие серьёзные отношения у неё просто не было времени, но в силу своей влюбчивой и увлекающейся натуры в её жизни случались яркие, незабываемые встречи: стоматолог Ривкин- темпераментный интеллигент с белозубой улыбкой, ну очень начитанный инженер Кузьмичёв – поклонник Льва Толстого и Владимира Маяковского, капитан МЧС Приходько- строгий и статный, пленяющий всем своим видом ежеминутной готовности кого-нибудь спасать.

Да, прошло столько лет… в её личной жизни всё было романтично, одухотворённо, поэтично, экзотично…, вот только секса, слава Богу, не было! Да, она это слово, выдернутое откуда-то из анналов западной или медицинской лексики, не признавала. Оно вызывало чувство нечистоплотности, похотливости и скотства. У неё с мужчинами была только любовь: обожание, уважение, восхищение, близость; могла закружиться голова от одного только взгляда, запаха, воспоминания, прикосновения- она любила и была любима!

Сильный порыв ветра освобождал деревья от красных и жёлтых, резных кленовых листьев, немного ещё зелёных, продолговатых листьев ясеня, скрученных в трубочки сухих липовых. Всё это бесстыдство обнажающейся природы, торжествующей осени ложилось беспорядочно к её ногам. Она шла по этому роскошному ковру и наслаждалась нахлынувшими воспоминаниями, жёлтые фонари уже начинали то тут, то там одаривать своим тусклым светом тёмные улицы и переулки. Закопошился телефон в боковом кармане куртки и проиграл такую знакомую битловскую мелодию «Yesterday».

– Мам, ты скоро? Наши мужики есть хотят!

– Да иду, иду! Вот уже к подъезду подхожу, ничего подождут!

Сын Славик давно был женат и они с Леной опять ждали ребёнка, жили отдельно.

Алиса после развода жила на даче у Желтовского. Всё же пришлось ему сказать о дочери, тайну эту выдал болтливый Станислав.

Иногда, как сегодня, Алиса заезжала к матери поболтать, которая никогда не жила одна: у неё обитали три здоровенных кота или, как она их любовно звала, «мужики». Кастрированные Ричи и Шамп и полноценный Рыжик, все беспородные, все подобранные во дворе ещё котятами и превратившиеся в откормленных, ухоженных и холёных сибаритов.

– Вот держи «котакормы», – и она протянула Алисе пакеты с едой для котов. – Руки от холода онемели! Всем купила: и старичкам моим «Ageing Sterilised», и «WHISKAS» Рыжику. Только, Алиса, смотри не перепутай какому мужику что.

– Ну, идите мои лапочки, Ричик, Шапуля, а ты чего, Рыжик, особого приглашения ждёшь? Всё подчеркнуть хочешь, что ты один тут особенный – мужик? – и она ласково потрепала его за ушко, улыбнулась. – Ну уж нет! Все вы тут мои любимые, и каждый особенный!

Самые красивые цветы

Дождь лил уже второй месяц с небольшими промежутками то днём, то ночью и, таким образом, возложенную на него кем-то Высшим миссию – испортить это лето окончательно, вполне оправдывал.

Каждое утро поливочные машины строго по расписанию выезжали из своих стойбищ и со всей энергией водителей-гастарбайтеров добавляли к этому небесному водному потоку ещё и местную водичку, добытую из грязных городских водоёмов: чтобы ни одного сухого местечка ни на асфальте, ни на резиновом покрытии детских площадок, ни просто на остатках тёмно-зелёной тощей травы, то есть НИГДЕ не оставалось.

Лужи, лужи, лужи – это время года раньше было принято называть коротким и весёлым словом лето, а месяц считался самым жарким в Москве. Июль – праздник солнца, цветов и ясного голубого неба.

Вера с тоской посмотрела в окно и вдруг приятно удивилась: дождя не было, а на небе появились некие проблески голубого цвета! О, чудеса всё же случаются! Сегодня у неё День рождения да ещё и суббота, значит весь её план вполне может удасться. Дата, правда, не очень весёлая- уже сороковник, говорят, что и праздновать этот день не стоит. А вот почему так никто и не знает: не стоит праздновать и всё. Но Вера не была столь суеверна и всё же подготовилась к этому событию по полной программе: и закуски, и салатик, и горячее, и торт, ну и «Мартини» для мамы, «Хеннесси» для себя и подруг, Любочки и Наташи, и «Перцовку» для папы и соседки Дашки, если та соизволит прийти оторвавшись от своего многочисленного семейства. Ну, Любочка и Наташа тоже не должны подвести – всё же школьные подруги.

Кроме папы, мужчин никаких не предполагалось: у Дашки муж риэлтер и все выходные на работе, у Любочки – муж гражданский и не исключена возможность, что он ещё не только её гражданский муж, а у Наташи в данный период жизни полный штиль. Сама Вера была дважды официально замужем, а потом так- по мелочи.

С первым мужем Сашкой она дружила с первого класса, они даже сидели все эти годы за одной партой и понятно, что сразу же после получения аттестата зрелости, эту самую зрелость подкрепили ещё и штампом в паспорте. Но вот почему-то сидеть за одной партой одиннадцать лет это одно, а жить вместе, это оказалось совсем другое, и через год они развелись без особых страданий и упрёков.

Второй раз Вера вышла замуж через два года за брата своего однокурсника Славу. Всё было прекрасно: Слава был старше её на семь лет, кандидат физико-математических наук и вообще очень – очень интеллигентный мужчина. Через положенный срок родился Юрик, очаровательный бутуз, вылитый папочка. Вера уже дописывала диплом и стоило немного поднатужиться, чтобы она его защитила и не брала академку, но Слава натужиться не собирался, дневной визг Юрика и ночные недосыпы родителей его ужасно раздражали и он переехал жить к своей маме. Пришлось подключиться Вериным родителям, диплом был получен вовремя; Юрик подрос и стал спокойно спать ночами, но Слава так и не вернулся. На этом в паспорте была поставлена вторая печать о разводе.

И вот Юрик вырос и уже полгода как служил на доблестном Тихоокеанском флоте.

Характер у Веры был лёгкий, она никогда не переживала по пустякам, обожала всякие сюрпризы, радовалась иногда обыкновенным мелочам. И в этот свой День рождения решила назло природе устроить и себе, и родителям, и подружкам настоящий праздник.

Да пусть себе льёт этот грустный дождь: дома тепло, уютно. Лишь бы девчонки погоды не испугались и родители не захандрили.

Первыми, как и положено, с раннего утра (в восемь часов!) поздравили родители, а потом и сами прибыли ровно в двенадцать.

Всегда чуть меланхоличная Любочка в новом цветастом платье, очевидно первый раз одетом с начала этого лета, и улыбающаяся Наташа, видимо совсем недавно перекрашенная в блондинку сизоватого оттенка, приехали в половину первого, а в час дня явилась вырвавшаяся из домашнего плена Дашка, она была как всегда в джинсах и полосатой майке (правда, фартук снять всё же не позабыла).

К этому времени стол уже был почти накрыт стараниями и Вериной мамы- Людмилы Сергеевны, и Наташи с Любочкой. Дашка тоже внесла свою всегдашнюю лепту- она обожала украшать все блюда разными резными розочками и листиками из овощей и зелени, и обязательно делать мухоморы из половинок помидоров с белыми точечками из майонеза, которые виртуозно наносила спичкой.

В общем, стол получился на славу и по красоте, и по содержанию! И вот, в тот самый ответственный момент, когда Николай Иванович, то есть отец виновницы торжества, разлил принесённое им «Абрау-Дюрсо» по бокалам и все радостно собрались чокнуться богемским хрусталём на высоких точёных ножках, в тот самый момент раздался настойчивый звонок в дверь.

Все удивлённо переглянулись, включая саму Веру, и разочарованно вынуждены были поставить бокалы обратно на стол.

– Верочка, ты ещё кого-то ждёшь? – Людмила Сергеевна ужасно не любила всякие неожиданности, это выводило её из равновесия.

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
2 из 6