Охота на Церковь

– Я, наверное, в лагеря от завода поеду. – Ленька покусывал травинку. – Если отец достанет деньги. Нужно шестьдесят рублей.

Он лениво поднялся и ушел к Мусе, подсел рядом.

– Прочла?

– Прочла.

– Ну и как тебе?

– Чепуха. Ну какой из тебя поэт, Ленька. Пушкина и Надсона копируешь.

Звягин, помрачнев, отодвинулся.

– Хотела посмотреть, какое у тебя лицо забавное станет, – тихо засмеялась девушка. – По-моему, очень хорошие стихи.

– Ну и дура набитая! – вспыхнул Звягин.

– А ты не слушай дур и не спрашивай их ни о чем. Я показала твои стихи одному человеку. Он старый, был знаком с Есениным. Это отец Жени Шмит…

– С самим Есениным?! – Ленька был ошарашен.

– Знаешь, что он сказал?

– Ну говори, не телись!

– Он сказал, у тебя есть талант… но лучше тебе сжечь эти стихи и не писать в таком духе.

– Почему?!

– Потому что сейчас не времена Пушкина-лицеиста. За такое по головке не погладят и упекут не в Михайловское, а в глубину сибирских руд.

– Там только один стих про советскую жизнь, – обиженно недоумевал Звягин. – Остальные-то зачем жечь?

– Ленька, твои стихи про печаль и тоску, про разочарование в жизни… Ты сам подумай, разве может советский человек быть разочарован в жизни? Такие чувства может испытывать только враг… троцкист или белогвардеец.

– Ты правда так думаешь? – оторопел парень.

– Нет, конечно! Так будет думать наш комсорг Шестопалов, если вдруг прочтет твои стихи. И такие, как он.

Их приглушенную беседу оборвал Брыкин.

– Ладно, хватит болтать впустую. Мы подпольная группа или кружок по выпиливанию лобзиком? Командир! – адресовался он к Игорю, который бросал долгие взгляды на Мусю и не спешил заговаривать о деле. – Нужно придумать название. Предлагаю «Молодежь за новую революцию».

– Общество непримиримых революционеров, – подкинул Фомичев.

– Такие группы, как наша, надо создавать во всех городах, – вздохнув, заговорил Игорь. – Муром в этом плане неперспективен. Маленький городок, сонный, как осенняя муха.

– Из искры возгорится пламя! – Ленька неприятно удивился словам вожака. – Ты что, Бороздин, решил отыграть назад? Самораспуститься из страха, что ничего не выйдет? Это глупо и бездарно!

– Нет. Просто летом я уезжаю в Москву, буду поступать в университет. Если поступлю, то начну работу там. Продвижение по комсомольской линии, поиск единомышленников среди членов партии, прощупывание почвы и настроений, создание тайной организации. Разветвленной организации, понимаете? С отделениями в других городах. В Москве антисталински настроенной молодежи должно быть много, я уверен. А вы будете продолжать работу здесь, если останетесь.

– Отлично, я тебя заменю, и мы наконец начнем проворачивать серьезные дела, – объявил Брыкин. – Я щас.

Скорым шагом он направился к лесу. Болотистая почва проминалась под ногами, и Генка долго искал место, где присесть. Глубже в лес болото начиналось уже всерьез, но где-то неподалеку проходила тропа. Вскоре он вышел на нее и, долго не думая, пристроился под ближайшим кустом.

Застегивая на ходу штаны, он вдруг увидел сидящего на трухлявом пеньке седого деда с долгой бородой, как будто сошедшего с картинки из сказки про старика-лесовика. Только под распахнутым старинным армяком у деда была поповская ряса, и на груди висел круглый медальон с иконой. В ногах лежал мешок на веревочных лямках. Обеими руками старик упирал в землю длинную палку-посох.

– Ты чего тут расселся, поп толоконный лоб? – рассмеялся Генка от неожиданности явления.

– Далеко ли до города, сынок? – улыбнулся старик.

– Километров двадцать, – весело соврал Брыкин. – По дороге успеешь рассыпаться, дедуся.

– Э-хе-хе. – Дед принялся надевать на плечи мешок и вдруг глянул на Генку из-под мохнатых бровей. – Плохо тебе, сынок, было от краденого спирта? А станет-то куда как плоше.

Назад Брыкин вернулся рысью. Подскочил к Звягину, заорал:

– Ты кому про спирт с завода рассказал, дурацкая твоя башка?

– Никому! – опешил Ленька.

Остальные про спирт ничего не знали. Обступили их двоих, посыпались расспросы. Пришлось сознаться: Генка подговорил знакомого рабочего со станкопатронного завода вынести им литровую бутыль спирта. Рабочий этот был обязан его отцу и потому согласился. Теперь про ту кражу с завода откуда-то известно даже бродячим попам. Брыкин сбивчиво поведал про встречу в лесу.

– Это тот спирт, который на твой день рожденья пили? – спросил Игорь Звягина.

– Ага. Генка тогда с березками пообнимался и чуть коньки не отбросил.

– А что это старик сказал: еще хуже будет?

– Это значит, кражу обнаружат и вы попадетесь, – хмурился Игорь. – Что за детские выходки!

– Да ну. – Генка, подумав, отмахнулся. – Отец отмажет. А старикан – балаганный чревовещатель. Чепуха на постном масле.

– Ничего не чепуха, – возразила Муся. – Некоторые умеют читать по человеку его судьбу. Цыганки так гадают.

– Что тебе нагадала цыганка? – поддразнил ее Брыкин.

– Ничего, – отрезала девушка.

Генка отошел в сторону и, выбивая ботинками по земле подобие чечетки, изобразил танцующую в фильме «Цирк» артистку Любовь Орлову, перед тем как она ныряет в ствол пушки, чтобы лететь на Луну. «Мэри верит в чудеса, Мэри едет в небеса», – кривляясь, пропел он тонким голоском с английским акцентом.

– Дурак, – обиделась Заборовская и ушла к своему поваленному дереву.

Брыкин подмигнул Игорю:

– Чего ты к ней не чалишься? Не теряй время на воздыхания. Любовь – это половое влечение самца к самке, только красиво оформленное.

– Иды ты со своими советами…