Реконструкция событий

Получив заявку на очередную реконструкцию, Марина сразу поняла, что это мероприятие не имеет отношения к реконструкции как к таковой, а уж к исторической, тем более. Как поступить в такой ситуации она не знала, решила за советом обратиться к «старшим товарищам» и набрала внутренний номер Тюнина.

– Игнат, можешь меня принять? Хотела посоветоваться по одному вопросу.

– Конечно, заходи. Я на месте и у меня есть полчаса, – как всегда дал исчерпывающую информацию господин Тюнин.

В приёмной скучала Волька.

– Ты самотёком или вызывал? – поинтересовалась бывшая одноклассница.

– Как ты говоришь, самотёком, – усмехнулась Марина.

– Тогда нужно Им позвонить, – не вставая с места, в сторону кабинета раскланялась Алёна, – и высочайшее соизволение испросить. А то Они самоуправства жуть как не любят.

Секретарь потянулась к телефону, Марина остановила и в стиле подруги сказала:

– Госпожа Привольная, не волнуйтесь, Они гневаться не будут. Я звонила, попросила об аудиенции и меня милостиво обещали принять.

– Ну, всё равно, правило есть правило, – откликнулась Алёна, беря трубку, – Игнат Фиактистович, к Вам Марина Тимофеева, прикажите принять? – видимо трубка в ответ воспроизвела какую-то шутку, потому что Алёна засмеялась, кокетливо сказала, – да ну тебя, – и обратилась к сотруднице, ожидающей аудиенции, – заходи, он ждёт.

Беспокойный Тюнин особенно не ждал, а распахнул дверь и выглянул в приёмную.

– Марин, заходи! Что ты здесь прохлаждаешься?

– Я собственно не прохлаждаюсь, – даже как-то растерялась Марина, она всегда терялась от его неуёмного напора.

– Это я её задержала, – гордо сказала Привольная, – выполняю Ваши распоряжения: «без доклада никого не пущать».

– Да ну тебя! – теперь уже Тюнин повторил вышесказанную Алёной фразу и снова сказал, обращаясь к Марине, – давай заходи.

Марина прошла в кабинет, уселась в предложенное кресло, подумала: «До чего же стильный у него кабинет, умеет же человек создавать прошловековую атмосферу неспешного спокойствия. Даже то, что сам суетится, общий настрой сломать не может». Марина обратила внимание, что на столе у шефа стоят две вазы, которые она раньше не видела.

– Какие красавицы! – искренне восхитилась сотрудница. И действительно, восхищаться было чем – высокие вазы из матового темно-бордового стекла с цветочным рисунком.

– Красавицы, – согласился хозяин кабинета, – только сейчас купил.

– Очень красивые, – ещё раз оценила Марина, разглядывая приобретение шефа, – величественные и в то же время изящные. – Марина прикоснулась к одной из ваз, – даже на ощупь приятные.

– Настоящие старинные вещи, именно не просто старые, а старинные, всем органам чувств приятны: и внешне, и на ощупь, и даже на запах, – в доказательство Тюнин понюхал вазу и с удовольствием выдохнул, – прелесть!

– ХIХ век? – уточнила Марина.

– Вероятно, начало двадцатого, – откликнулся Тюнин, – дореволюционная Россия, наверное, четырнадцатый-пятнадцатый год, знаменитый Мальцевский завод, в Гусе Хрустальном, вазы аля Галле.

– Аля Галле – это стиль? – поинтересовалась, не особенно разбирающаяся в антиквариате Марина.

– В ХIХ веке во Франции жил художник, впоследствии, ставший знаменитым, его звали Эмиль Галле. Он по праву считается основоположником течения арт-нуво, ну, может быть, если не основоположником, то по крайней мере один из основоположников. Работал с декоративным стеклом и керамикой. Мастер был первоклассный. Его называли мастер-ювелир стекольного искусства.

– Звучит, – оценила Марина.

– Это правда, он в своём деле настоящий ювелир. Я одно время увлёкся этой темой, каталоги пересмотрел, какие-то его работы воочию видел и у нас, и заграницей. Ты один экземпляр, могла у нас в будуаре видеть.

– Ваза, которая у тебя в витрине стоит? – догадалась Марина.

– В витрине под замком, – подмигнул Игнат, – это подлинный Галле, несколько лет назад на аукционе купил. А это, – Игнат снова воззрился на новое приобретение, – это русский аналог в стиле Галле.

– Изумительно хороши! – продолжала восхищаться Марина.

– И правда, – закивал Тюнин, – ну это же русские мастера. У наших фантазии больше, они как будто смелее. Русские же, нам всё подвластно! – и расхохотался, вспомнив какую-то забавную деталь, – я где-то читал, что когда революция случилась и в Гусе Хрустальном завод ясное дело был национализирован, стали выпускать стаканы да пепельницы, но старые мастера ещё оставались. А потом, к ним новая власть стала обращаться, чтобы вазы такие делали для подарков всяким именитым гостям. Чтобы в мире знали, какая советская власть продвинутая и образованная.

– Что, прямо такие вазы заказывали? – удивилась Марина, – у большевиков губа не дура!

– Такие да не такие, – ответил Игнат, – им цветочки да лепесточки были ни к чему, им что-то более советское нужно было. Например, появилась синяя ваза с изображением пионерки в пилотке и в галстуке.

– Синяя пионерка – это круто! – усмехнулась Марина, – ты видел?

– Только на картинке. Я думаю, если она сохранилась, то наверняка несметных денег стоит. Хотя и эти красавицы недешёвое удовольствие.

– Главное, что удовольствие, – улыбнулась Марина.

– Точно удовольствие. Пусть дорогие. Они стоят того, – ухмыльнулся Игнат и добавил, – вроде не обули меня антиквары эти. А то, знаешь, какие они ребята ушлые. Но правда в этот раз я Дашку с собой брал, её не обманешь, она у нас девушка не менее ушлая и знающая, пока клейма не разглядела, ответа не дала.

Марина была осведомлена, что «Дашка» – жена архитектора, который реставрировал особняк, она её никогда не видела, но наслышана была так много, что ей временами казалось, что эту даму она давно и хорошо знает.

– Красивые! – Игнат любовался дорогой «игрушкой», мечтательно сказал, – в бальном зале поставлю или в парадной гостиной, – потом, наконец, отвлёкся от приобретения, покопался на столе, нашёл какой-то документ, протянул Марине, – смотри, Копыловы благодарность прислали за последнюю реконструкцию.

Марина пробежала текст на листе – семья заказчиков прошлого мероприятия рассыпалась в благодарностях.

– Там в конце прочитай, лично тебя благодарят, пишут: какая ты распрекрасная и лучше тебя нет.

Марина дочитала письмо, абзац, посвящённый ей, был полон дифирамб и восхищений, ей приписывали: виртуозное владение ситуацией, глубокое знание исторического материала, талант организатора и ещё много всего приятного.

– Ну как?! – спросил Тюнин, спросил гордо, как будто сам всё это написал.

– Приятно, – ответила Марина.

– Приятно, не то слово! – ажиотировал Игнат, – нам их оценка ещё сто раз пригодится. Люди-то непростые, сама понимаешь. И ведь не поленились, не по мылу отправили, а с нарочным, как положено. Уважение проявили, воспитанные люди! Сейчас Алёнке бумаженцию эту дам, пусть в рамочку вставит и на видное место повесит. – Игнат вскочил, схватил «бумаженцию» и понёсся давать распоряжения секретарю. Через мгновение вернулся, уставился на Марину, как будто видел её впервые, остановился, не понимая, что сотрудница делает в его кабинете. Но удивиться не успел, сразу всё вспомнил и деловито спросил, – так ты же по какому-то делу заходила? Слушаю тебя, – предварительно посмотрел на часы, сразу предупредил, – у нас осталось пятнадцать минут. Если что-то серьёзное и надолго, давай перенесём.

– Серьёзное, но ненадолго, я не задержу, – успокоила Марина, – дело в том, что сегодня мне поступила заявка на очередную реконструкцию.

– Это то, что на октябрь? – уточнил Игнат, Марина утвердительно кивнула. Начальник поделился впечатлением о новом клиенте, – ох, там заказчица жутко боевая тётка! Напор такой! Я думал наш домик-крошечка по кирпичику разлетится. Ну, ничего, крепенький оказался, устоял. Так, что тебя смущает в этой заявке?

– Честно говоря, всё.

– Что значит, всё? Будь любезна, объясни, – заволновался шеф.

– Во-первых, это не реконструкция, а скорее коммерческое спортивное соревнование, в общем, даже и не соревнование, а имитация соревнования.

– А во-вторых?