Записки с Марса и Венеры. Проза

«Нет, конечно. Этот тут Климов слухи распускает. Он у нас вообще такой…

В антропологический всё-таки попали.

Я считала его чуть ли не божеством. А задумывалась ли я о нём как о человеке? Не ищу в нём характер, а вижу только внешность. Может, выдумала разочарование в нём?

Мы с Ниной отправились в аптеку. У входа стоял ОН, с мальчишками. Во мне всё пело. Он говорил со мной! Ему интересно моё мнение о подарке! Кинаш в аптеке – я не хочу на него смотреть. Скорей в автобус! Скорей увидеть его! Я веду себя ужасно. И знаю это за собой.

«А ты поедешь в Кремль или в антропологию?»

«А ты был в Кремле?»

«Нет, не был. А ты была?»

«Да».

Он, которого я обожаю и который ничего не знает об этом, сейчас стоит рядом со мной и для него наш разговор не имеет никакого значения. А для меня! А для меня?

…Возле ВГИКа были люди, мы остановились возле студии и Вова фотографировал нас-Нину, меня, Наташу и Ленку. А потом Ленка – нас с Володей. Всё было бы неплохо, но тут Ленку что-то укололо. Она подбежала к Вове, встала рядом с ним и сказала: «Фотографируйте меня!» Тут все попадали со смеху. И я тоже. Но, едва я посмотрела на него, то увидела, как он смутился и почувствовала, что тут что-то неправильно. С меня разом сошёл весь смех. Я не успела ещё очухаться, как Вова сказал: «Ну ладно, я тут с вами время теряю,» – и быстро ушёл. Вот тут-то я и высказалась о том, что мы поставили его в неудобное положение, и сами опозорились, и теперь надо извиниться. Мы с Ленкой стали спорить о том, кому извиняться. Она вся как-то сникла, шла до самой гостиницы и всё время угрюмо повторяла, что это она виновата и извиняться будет сама.

В вестибюле гостиницы мы сели, и я спросила, как мы обе будем извиняться и что говорить. Можно, например, сказать, что вышла очень некрасивая ситуация.

Тут открылась дверь, и вошёл Климов. Ленка подозвала его и сказала: «Извини, такая ситуация вышла неудобная.» Он ответил, что ничего не заметил и вообще всё забыл и ни на что не собирался обижаться.

Вечером собрались в четыреста двадцатом номере, девчонки показывали тряпки, кто какие купил. Было противно сидеть среди этих барахольщиц.

Перед отъездом решили опять позвонить Климову, но всё попадали на Кулижского. Потом Ленка что-то расхотела говорить с Климовым. Разговор не клеился и между нами.

Вот и Казанский вокзал. Будто не уезжали…

…Дома, как я и ожидала, состоялся разговор с мамой. Я чувствовала себя ничтожеством. Потом я мыла пол в кухне и ревела, а в комнате пел Высоцкий, и от его песен я ревела ещё больше. В голову лезли дурацкие мысли: уеду в Горький, никого не буду видеть, начнётся война. Нас, как специально, в то время часто водили на экскурсии в бомбоубежище…

Потом я позвонила Ленке. Хорошо, что есть телефон!

Я вспомнила, как она говорила мне в поезде: «Ну чего ты, такая большая и такая глупенькая», а я сидела, уткнувшись в её плечо и рыдала. Она отдала мне все свои носовые платки.

Хочу уехать отсюда! Последние каникулы, а я подгоняю время.

Москва и девчонки будут как доброе воспоминание.

Когда мы уезжали из Москвы, Ира Седова просила таблетка от головной боли. Спросили, кому. – «Павлику. У него лоб такой горячий» (неужели потрогала?) Паша прошагал через сумки, перешагивая всё на своём пути, и Светка спросила у него: «Паша, это отчего у тебя голова горячая?» – «От любви», ответил он.

Паше домой тоже позвонили, лежит с температурой.

Хочу в школу – увидеть их всех.

Разве можно стихи сочинить?
Разве может назваться стихами
Та незримая тонкая нить,
Что так прочно легла между нами?
Этот след называется – свет.
Для кого-то он резок и ярок,
Для кого-то – бесценный подарок,
Уходящего памятный след,
Уходящего тающий свет.
Перетёрлась тончайшая нить.
Люди грубы и неосторожны.
Разве можно тебя сочинить?
Разве можно?..

– О! Идея! Завтра какое число?

– Первое.

– Не знаешь, – когда паспорт дают, забирают свидетельство о рождении?

– Нет, не забирают.

Перебирает бумажки в сумке.

– Это очень хорошо… Наташа, где висит мой костюм? Здесь?

– Да.

Открывает шкаф.

– Нет, вот так…

– Пардон…

– Да господи…

Не может справиться с ключом.

– Плохой из меня взломщик.

– Нет, не в ту сторону.

– Помоги мне, пожалуйста.

Но уже справился сам.

Я смотрю, стоя сзади, на его отражение в зеркале. Сохрани его, зеркало. Сохрани!

Открывает чемоданы. Я стою у окна, отвернувшись.

– Ну, а ты что сейчас делаешь?

– Да ничего. На работу неделю не ходим. Учимся с третьего числа.