Город без любви

– Что родители? – перебила его Катя. – Вы знаете их? Отца волнуют только деньги да диковинные штучки, даже домом полностью управляет моя матушка. Вы же знаете, в нашем городе нет любви, она не любит меня и даже не питает уважение ко мне. Ее волнует только честь семьи. Они обозлятся и проклянут меня, если я уеду. Но лишь по той причине, что я поступила наперекор их желаниям и оскорбила их достоинство. С детства я любила только свою нянечку и ее дочь, Таню. Они не знали любви, как и все в этом городе, но нянечка проникалась к нам добротой, сочувствием и уважением. Может, она сама того не зная, любила нас. Няню, когда мне стало четырнадцать, прогнали с нашего двора, Танечку хотели прогнать вместе с ней, но я попросила, чтобы Танюша стала моей личной служанкой. Вы понимаете, Эрнест, я не пожалею, если уйду вместе с вами, ведь в родителях моих нет ни капли любви. Я лишь не знаю, как поступить с Танечкой: её накажут, если я уеду.

– Моя дорогая! С вами я готов хоть на край света! Если хотите, то мы заберем Таню. Я лично убедился, какая она преданная и добрая девушка. У нас есть месяц, за несколько недель мы сможем собраться и уехать, – горячо зашептал Эрнест, взяв руку Кати.

– Господин Де Бриз, я не выдержу и недели! Теперь мне известна моя участь, я не смогу скрыть этого. Мы должны уехать как можно скорее, или я не вынесу! – сквозь слезы сказала Катя. Юноша провел пальцами по ее щеке.

– Если вы так хотите, то мы уедем через два дня в полночь, карета будет стоять вон за тем переулком. Я постараюсь закончить все мои дела так быстро, как только смогу. Вы сможете не подавать виду несколько дней?

– Смогу, – тихо произнесла Екатерина. Резко с яблони в глубине сада слетел ворон. Его крик разнесся по окрестностям словно раскат грома. Катенька испуганно прильнула к Эрнесту.

– В саду кто-то есть, – испуганно прошептала девушка.

– Это просто птица, мы здесь одни.

– Все равно это не к добру, – промолвила Катя.

Знак ворона

Екатерине Владимировне снился странный сон. Она оказалась в кольце огня, который сжимался все сильней и сильней, грозясь подобраться к девушке слишком быстро. За огненным кругом стояли уродливые существа. Они кричали дикими голосами. Катенька пыталась заслониться от огня, но он уже начал пожирать ее одежду. Девушка пронзительно закричала. Над кругом, пронзительно каркая, летал ворон. Он сел девушке на плечо, больно впившись когтями, и крикнул ей на ухо:

– Беда!

Катя проснулась в холодном поту. Рука продолжала нещадно болеть. Девушка только после нескольких секунд осознала, что Таня стоит около ее постели и тормошит девушку за плечо.

– Вставайте, Екатерина Владимировна! Вас матушка зовет.

– Из-за чего я ей понадобилась? – спросила Катя.

– Я не знаю, право, не знаю! Только она сердится на вас, называет вас негодницей, – объяснила Танечка. Служанка была полна дурных предчувствий, Танечка вся тряслась от страха.

***

Анна Федоровна сидела в глубоком кресле. Ее взгляд источал холод, губы были плотно сжаты. На столике около госпожи стоял графин вина, полностью опустошенный. Катеньке это совершенно не понравилось. С этого графина матушка пила только крепкие напитки.

– Вы звали меня? – спросила Катя, присев в реверансе. Девушка почувствовала, что ее дрожь в голосе не ускользнула от матери.

– Звала ли я тебя? Конечно, звала. Я хочу задать тебе один вопрос: зачем ты порочишь наш дом? – Анна Федоровна говорила ровным бесстрастным голосом, но Катя чувствовала, что матушка хочет перейти на крик. Кровь отхлынула от лица девушки: Катенька поняла, что ей все известно. Она не ошиблась, когда насторожилась из-за крика ворона: в саду действительно они были не одни.

– О чем вы? – пролепетала Катя.

– О чем я? Вас видели вчера ночью в саду. Я уверена, что это были вы.

– Я не понимаю о чем вы, матушка, – сдерживая слезы, прошептала Катерина. Бледность Кати не ускользнула от Анны Федоровны.

– Ах ты, дрянь, как ты смеешь лгать мне! – крикнула госпожа и наотмашь ударила Катю по лицу. Девушка схватилась за горящую щеку и зарыдала.

– Зачем вы так, матушка…

– Не смей меня так называть, слышишь? Не смей! Ты мне больше не дочь, ты недостойна находиться в моем доме! Как ты посмела так опозорить меня?

– Матушка, я не понимаю, – попыталась сопротивляться Катенька.

– Варя видела вас вчера в саду, в полночь. Вы были в объятиях господина Де Бриза. Вы говорили о любви! Как вы вообще узнали о ее существовании? Я взяла энциклопедию, написанную вашим покойным прадедушкой, где было описано это животное чувство.

– Животное? Это ваше безразличие, ваша ненависть – вот это бесчеловечно! А любовь? Любовь – это самое светлое, что я встретила в этой жизни. И я рада, что оказалась во власти этого чувства. Любовь? Матушка, вы ничего не знаете о любви… – кричала Катерина, пока не дошла до еле уловимого шепота. Анна Федоровна сочла это величайшей дерзостью.

– Ты опозорила мое имя, имя своего отца, втоптала в грязь честь своего дома. Да еще и дерзишь мне?! Я растила тебя эти долгие годы, а что получила взамен? Но теперь тебе не уйти от ответа, тебя накажут по заслугам, – женщина перешла на крик, не в силах сдержать бушующий гнев.

– Накажут? – спросила Катя, чувствуя, как все внутри похолодело: она слишком хорошо изучила записи столетней давности. – Кто знает об этом?

– Об этом знают все, – сказала Анна Федоровна и достала с антресолей бутылку вина, по иронии судьбы французского. Женщина одним глотком опустошила бокал. Катерина медленно опустилась в кресло.

– Варя рассказала всем, – после недолгой паузы, тихо сказала Анна Федоровна. – Теперь я могу только отдать тебя во власть правосудия. Наше доброе имя и так уже осквернено, у меня нет выбора. Если бы я могла, то просто посадила бы тебя под замок. Какой бы ты ни была, ты приходишься мне дочерью. Но о вас знают посторонние. Весть быстро распространится по всему поместью. Вечером за тобой придут. Ступай, я не хочу тебя видеть.

– Матушка…

– Ступай! – приказала женщина, налив еще вина. Анна Федоровна и так еле стояла от выпитого, но Катенька ничего не могла для нее сделать. Девушка едва смогла дойти до своей комнаты и бесчувственно повалиться на кровать…

Восход горя

Катя очнулась в своей постели. Танечка заботливо укрыла ее пледом. Девушка неспеша встала и подошла к окну. Было очень рано, небо подернулось слегка розоватой дымкой. Первые лучи осветили стоявшую около окна яблоню.

– Восход, – с горечью прошептала девушка. Она знала, что подвергла себя большой опасности, но ее сердце сейчас было с Эрнестом. Девушка боялась, что ему могут заключить под стражу, его могут убить…

– Уж лучше я умру, чем он найдет путь в могилу, – сквозь слезы прошептала Катя. Девушка увидела, как по тропинке в сторону ее дома шагают несколько людей, окруженных зеваками. Катенька быстро переоделась и спустилась вниз. Она не хотела медлить с приговором, так как даже побег без Эрнеста не имел для нее смысла.

Внизу стоял Владимир Ильич и разговаривал с подошедшими господами. Анна Федоровна отдыхала в комнате, сославшись на мигрень.

– …здесь повестка о задержании Екатерины Владимировны Строгальской и помещении ее под охрану до суда. Я думаю, вам известна суть дела? – услышала Катенька раскатистый бас.

– Известна. Надеюсь, Александр Никифорович, безумство нашей дочери не положит отпечатка на наши отношения.

– Я полностью с вами согласен, но, сами понимаете, не все отнесутся к происходящему так благосклонно.

– Мы с женой отреклись от нашей дочери. Считайте, что она больше не является моей наследницей. Надеюсь, что всем будет оговорена наша непричастность к данному делу. И судите ее как бездомную, так как дома у нее больше нет. Более того, я не хочу, чтобы в суд были вызваны мы с женой.

– Конечно, Владимир Ильич, вы мой старый друг, я обо всем позабочусь.

Катенька быстро вытерла слезы, скрывая, что слова отца разбили ей сердце. Девушка пару раз глубоко вдохнула и спустилась вниз по лестнице.

– Екатерина Владимировна, просим вас последовать за нами, – сказал мужчина, который до этого говорил с ее отцом. Катенька позволила себя увести, не проронив ни слова. Она опустила глаза и только у выхода взглянула на отца. Он не смотрел ей вслед, а столкнувшись с ним глазами, Катя увидела такой холод и презрение, который не видела ни разу в жизни. И только здравый рассудок и практически утраченная честь не позволили ей упасть на землю и залиться слезами.

Девушку провожали десятки горящих глаз. Они смотрели с любопытством, гневом, презрением, сочуствием. Катюша хотела броситься к сотням ног и рассказать им всем то, что она испытала. Рассказать, что любовь прекрасна… Но никто бы ей не поверил, и она это знала. Катенька совершенно запуталась. В ее душе теплилась надежда, она задыхаласть от гнева и отчаяния. И при этом безудержно любила. Столько чувств были слишком большим испытанием для ее нежного сердца. Девушка старалась не смотреть по сторонам, но она все равно ощущала полные осуждения взгляды. Она пыталась оправдать их, ведь эти люди не знали ее и в неведении осуждали.

Несколько людей жалели ее. Среди зевак была и прислуга Строгальских, которая знала Катеньку с детства. Но даже в их глазах отражалось недоверие. Катенька чувствовала напряжение, как все вокруг давит на нее. Эта несправедливость была очень сильной, намного сильнее ее. Кате вдруг стало дурно: в ушах зазвенело, перед глазами начали мелькать круги. Девушка на секунду остановилась и без чувств повалилась на землю…

В оковах серых стен

Эрнест стоял возле небольшого окна, его взгляд был устремлен на площадь. Он видел, как Катя без чувств упала на землю, и его сердце болезненно сжалось. Юноше захотелось во чтобы то ни стало оказаться рядом и помочь, но это было невозможно. Он был заперт, словно вольная птица, лишенная свободы. Столько препятствий строила жизнь их любви, а он не мог их преодолеть, не мог быть с любимой. Его разум сжигал гнев на эту несправедливость, а беспомощность вообще казалась пыткой. Эрнест ходил из угла в угол, пытаясь что-либо придумать, но ничего не получалось. Господин Де Бриз повалился на жесткую кровать и попытался заснуть. Завтра будет суд, он должен быть готов.