Асимметрия

Асимметрия
Наталья Лирник

Выйти замуж в возрасте «за сорок», да еще переехать в новый город – это авантюризм или признак стойкости? Наталье кажется, что она готова ответить на этот вопрос, но жизнь внезапно подбрасывает еще одну задачку. В борьбе со смертельно опасной болезнью героине предстоит по-новому взглянуть на любовь и дружбу, разоблачить врачебную ошибку и найти свой путь к выздоровлению. А потом – решать, что же делать со своей жизнью после лечения…История основана на реальных событиях.***В период работы над книгой автор прошла обучение на равного консультанта в онкологии по специализациям «равный пациент» и «равный близкий». Все рекомендации, встречающиеся в тексте, основаны на принципах современной доказательной медицины.

Наталья Лирник

Асимметрия

Наталья Лирник

АСИММЕТРИЯ

основано на реальных событиях

Вспоминай почаще. Опыт нанизывается, как бусинки.

Получится ожерелье, оно сделает тебя неуязвимой,

потому что ты видела все…

Анастасия Архипенкова,

«Синдром изоляции»

Пролог

Однажды в нашей гуманитарной общаге МГУ появилась гадалка. Приехала откуда-то с юга в гости к одной студентке и задержалась, увлекшись Москвой.

Слухи о том, что Вика гадает, быстро расползлись по философскому факультету. Всерьез к этому никто не относился, но любознательность – хорошее качество для интеллектуала, и недостатка в клиентах у гадалки не было.

У Вики были длинные черные волосы и тихий голос. Разложив для меня карты, она предсказала мне брак с брюнетом сильно моложе. Брюнета пообещала красивого, но злого, а сердцу моему в результате брака суждено было разбиться. Мне было девятнадцать, я была влюблена в блондина, за которого собиралась замуж, поэтому только посмеялась в ответ. А потом Вика взяла мою руку и нахмурилась.

– В сорок пять ты заболеешь. Тяжело, – она дотронулась до раздвоенного кончика моей до обидного короткой линии жизни.

– Чем?

– Не знаю. И чем кончится, не вижу. Но если ты выживешь, проживешь потом долго…

Глава 1

Приезжать на работу на машине – и радость, и наказание. Мне нравится рулить, но страшно бесит проблема с парковкой. Я ведущий редактор, но никакого закрепленного места на стоянке перед издательством у меня, разумеется, нет. Поэтому стараюсь приезжать пораньше.

Быстрым шагом иду от машины к проходной. Прикладываю карточку, чтобы отметить время. Поднимаюсь в лифте на свой шестой этаж, с наслаждением осматриваю пока еще пустой огромный офис. Блестящие поверхности столов, небрежно развернутые в разные стороны кресла на колесиках, бесконечные шкафы с книгами. Мое издательство. Лучшая работа в жизни. Я делаю книги в компании людей, которые так же, как я, одержимы чтением.

Включаю компьютер, засовываю палец в горшок с цветком и щупаю землю – пока не просохла. Переобуваюсь в любимые замшевые туфли на шпильке. Логинюсь в рабочей системе и завариваю в огромной кружке черный чай. К моменту, когда на соседнее кресло приземляется начальница Светлана Пална, я уже изучила данные по продажам книг и готова к ее вопросам.

– Все отлично, Свет, – в глаза я зову ее по имени, чтобы соблюсти видимость демократии. – План выполняем, и новая серия зашла хорошо.

Светлана Пална – моя ровесница. Она приехала из восточной братской страны и яростно штурмовала Москву, пока не добилась должности начальника отдела в крупнейшем издательстве России. Это значит, у нее есть стабильность и престиж, хотя зарплаты бывают и получше. Закрепленного места на парковке у шефини тоже нет, так что в этом мы пока равны. Я появилась в отделе Светланы Палны одной из первых и пережила многих уволенных. Мне помогает квалификация, умение искренне гореть работой и полное равнодушие к продвижению по службе. Выше меня в отделе – только она, и Ворона строго присматривает за моими мыслями, регулярно устраивая «разговоры по душам». Мы делаем вид, что дружим, но это не так. Она недоуменно щурится, когда я рассказываю что-то о своей жизни, и строго следит за тем, чтобы ставить свою фамилию в выходных данных всех книг, которые делаю я. «Руководитель отдела – Светлана Ворона». Фамилия гармонирует с ее блестящими черными волосами и прекрасно подходит для разговоров за спиной. «А что там наша Ворона?» – и мы с другими редакторами улыбаемся друг другу, делая вид, что ничего «такого» не сказали.

У Вороны глуховатый голос, спортивная осанка и всегда безупречно чистые стекла очков. Когда она недовольна, стекла блестят ярче обычного. Или это я придумываю? Сейчас стекла в обычном состоянии. Шефиня довольна. Ее правая рука (то есть я) пришла на службу раньше и прилежно трудится, готовясь к планерке.

Слава богу, интерес к работе мне подделывать не приходится. Иначе я бы, наверно, тронулась, сидя за соседним столом с таким живым сканером, как Ворона. До отдельного кабинета начальница пока не доросла – но мы все уверены, что ей это удастся.

Заполнять редакционный план – мой способ структурировать время и фантазировать о будущем. Здесь все, как я люблю: разнообразие тем и четкость процессов, но при случае все можно подвинуть и изменить. Книги, отправленные в типографию, книги в корректуре, книги, которые как раз сейчас верстают, которые только начали писать и даже те, которые лишь задуманы и в которых нет пока ни строчки – выстроены в таблицу, которая уходит в далекую перспективу. У книгоиздания непростые отношения со временем: выпуск одних книг похож на выезд пожарной команды по тревоге – бешеный темп, напряжение всех сил, приоритет скорости перед качеством. Так мы делаем книжный фастфуд, который хорошо продается на волне очередного модного тренда, а уже завтра будет никому не нужен. Зато другие книги издаем не спеша, а иногда двигаем по плану годами – «нестареющая классика» подождет. Я предпочитаю что-то среднее: без кадров из сериалов на обложках, но и без золотой вязи вокруг портретов классиков. Сверяясь с издательской системой, раскрашиваю ячейки плана в разные цвета: тексты отредактированы, обложки заказаны, договоры заключены. С особым наслаждением вношу в пустые поля названия будущих серий, которые придумала сама. Это будут небольшие, интересные, изящно оформленные книги, их напишут талантливые авторы и купят женщины, похожие на меня. Наверно, в моем возрасте положено планировать уже более фундаментальные вещи. Но у меня дальше этой экселевской таблицы дело не идет. Мой книжный план надежен, но гибок, на него я могу опереться и равняться. Книги, в отличие от людей, не подводят и не ранят – это я усвоила с детства.

Ворона только изредка вмешивается в планирование. Она знает, что я хорошо понимаю свои задачи: вылизывать тексты, искать перспективных авторов, делать издательству продажи. Под этим соусом я периодически протаскиваю кое-какие свои идеи, и пока получается удачно. Поначалу Светлана Пална сильно беспокоилась, когда на совещаниях с Шефом – начальником всея большой редакции, я вдруг начинала предлагать то, что мы с ней предварительно не обсудили. Но теперь в такие моменты она только улыбается, делая вид, что сама давно в курсе. Мы с Шефом поладили. Ему нравится, как я думаю, а это всегда взаимно. К тому же я четко соблюдаю правило: чтобы делать что-то свое, сначала нужно откатать обязательную программу. Мой гражданский муж Сережа называет это «Хочешь шубу? Сначала съешь носки». Анекдот про маму-моль и ее сына я узнала, когда мы познакомились. Уже семь лет прошло, а я до сих пор каждый раз улыбаюсь.

Итак, мои «обязательные носки» в порядке. Делаю несколько звонков и спускаюсь на два этажа, к экономистам. Они давно должны были просчитать стоимость одного важного тиража, но, как обычно, не торопятся это делать. А от того, в какую типографию я отправлю обложку книги и – отдельно – ее блок, зависит прибыль издательства. С удовольствием слушаю быстрый перестук своих каблуков. Сорок четыре – по идее, уже солидный возраст. Наши бабушки в такие годы носили костюмы с юбкой до колена, делали укладки в виде клумб и именовались по имени-отчеству. Но в наше время, когда пенсию по сути отменили, а возраст сорок плюс перестал считаться рубежом для выхода в тираж, мои ровесницы вполне успешно притворяются молодыми. Размер моей одежды почти совпадает с паспортным возрастом, и я чувствую себя бодрой и даже привлекательной. Это не очень спасает, когда молодые красотки прямо в моем присутствии оценивающе смотрят на Сережу – а меня как будто и вовсе нет. В такие моменты я остро чувствую, что давно не ношу мини на людях, что шея моя слегка поплыла, а губы стали неприятно бледными. Но в целом я выгляжу хорошо, хоть и не так, как в юности. Сегодня почему-то побаливает грудь. Налилась, выпирает из лифчика – как сказала на недавнем осмотре врач, «организм решил устроить фейерверк перед закатом». Прикасаюсь к груди и чувствую укол горячей боли. Подсчитываю фазу цикла – ну все понятно, через несколько дней все нормализуется. Умудряюсь вежливо надавить на экономистов, получаю нужные цифры и взлетаю по ступенькам обратно на шестой. Даже не запыхалась, класс.

Плюхаюсь на вращающийся стул, глотаю остывший чай из кружки и вижу, как к моему столу идет мой любимый дизайнер Катя. Руки засунуты в карманы неизменных джинсов, взъерошенные светлые волосы стоят торчком, в ушах белые затычки наушников, веселые губы розовеют в улыбке. Проходя мимо, Катя подмигивает и молча кладет передо мной конфету.

– Кать, ты чего это? – удивляюсь я, но она только шире улыбается и уходит. Кричу вслед: – Спасибо!

Чуть позже мы стоим на крыльце с Вороной, она снова рассказывает о своих детях – точнее о своих гениальных педагогических решениях. Детей у нее трое, и я искренне считаю, что она герой и хорошая мама. Говорю ей об этом, стараясь, чтобы это не выглядело лестью. Начальство хвалить трудно, одно неверное слово – и ты лизоблюд. У меня получается пройти по грани так, что и самой не противно, и Светлана Пална довольна, хоть и старается этого не показывать.

– Ну что, сегодня твой день? – Ворона щурится и точным жестом стряхивает столбик пепла в многослойно заплеванный зев урны.

– В смысле? – не понимаю я.

– Хочешь сказать, ты еще не в курсе? А, ну ты же у нас интроверт, с коллегами не общаешься.

Ну вот неправда. С коллегами я отлично лажу, а с Катей и с Надей из юридического отдела мы вообще, можно сказать, подружки. Но разговоры в курилке – и правда не совсем мой формат. Я вообще пытаюсь курить как можно меньше и почти никогда не участвую в посиделках с дизайнерами за кружкой пива. Может, правда возраст уже мешает.

– Ничего, не дергайся, скоро все узнаешь, – говорит Ворона загадочным голосом, который я ненавижу.

«Перестань истерить, – уговариваю себя, пока лифт тащит нас обратно на шестой этаж, – все с тобой нормально, проекты в порядке, ничего страшного ждать не приходится». Но от лифта к своему столу иду, как Железный Дровосек, который накануне попал под дождик. Наверно, Ворона слышит, как скрипят мои парализованные тревогой суставы. Всего полчаса назад мне казалось, что я счастлива, а сейчас как будто погрузилась во тьму. Я понимаю, что глупо так дергаться из-за работы. Это всего лишь работа. Всего лишь моя лучшая, любимейшая работа за последние двадцать лет. Господи, как же бесит эта зависимость, вечная спутница гуманитарных профессий! Инженер или врач может себе позволить быть угрюмым, некоммуникабельным – любым, лишь бы хорошо делал свое дело. Гуманитарий же не существует отдельно от профессии. Будь ты трижды гений, обязан еще уметь нравиться людям. Иначе турнут, оглянуться не успеешь. Таких, как я, умельцев складывать слова в предложения – пучок на рубль в базарный день. Пытаюсь вспомнить, у кого из фантастов был рассказ об инопланетянине: тот старался понравиться всем подряд, и в итоге, когда люди собрались в большую толпу, беднягу разорвало на кусочки от необходимости соответствовать таким разным ожиданиям.

Открываю текст, который уже почти закончила редактировать. Притворяюсь, что читаю, и предаюсь привычным размышлениям. Каков наихудший вариант развития событий? Ворона сказала, «сегодня твой день». День, когда меня уволят? День сокращения штатов? И такое было в моей биографии: после полугода работы без выходных владелец одного ныне модного СМИ махом выгнал всю группу выпуска, пятнадцать человек. Мы чуть не сдохли, запуская его новый проект, а он даже не позвал нас на банкет. И наутро после праздника уволил всех без исключения. Зачем мы ему после того, как задача выполнена? Это бизнес, ничего личного.

Итак, если меня уволят, я останусь без дохода. Сяду на Сережину шею, буду искать новое место. За двадцать лет после окончания университета я научилась делать это быстро, потому что привыкла полагаться на себя и свои заработки. Как говорила моя учительница танцев: «Даже откидываясь на руки партнера, ты должна прочно стоять на ногах, потому что никогда не знаешь, когда мужик убежит».  Работ у меня был, наверно, десяток, а подработок не счесть. Трудно вспомнить, когда я трудилась на одном месте, обычно одна работа у меня была основная, а еще две-три – дополнительные. Но как раз придя в издательство, я отказалась от этого правила. Сейчас у меня всего одна зарплата, и я вот-вот могу ее лишиться. Ты всего только раз в жизни осталась без денег, уговариваю себя. Незабываемое время. В Москве тогда стояла адская жара, в воздухе висел запах пожара от горящих в области торфяников, и чтобы не сойти с ума от безделья в четырех стенах, я каждый день выползала в ближайший парк с пледом и бутылкой воды. Лежала, закрыв глаза, и впитывала горячее солнце, которое заменяло мне еду. Денег оставалось – один раз оплатить аренду квартиры и еще чуть-чуть. Я покупала только кофе и папиросы – их уходило меньше, чем сигарет. Ела вареный рис с соевым соусом. Ненавижу рис, поэтому он и остался в запасе от лучших времен. Прожив так месяц и не съездив даже ни на одно собеседование, я вдруг зачем-то поперлась в центр, в любимый книжный магазин. Купить я ничего не могла, даже жалкая сумма за проезд казалась огромным расходом. Но там, среди стеллажей с книгами, я неожиданно встретила однокурсника, который в два счета устроил меня на работу. Интересную, и слава богу, денежную, хоть и недолгую,

Сколько времени мне понадобилось, чтобы найти это место редактора в издательстве? Около двух месяцев? Это нормально, на такой срок у меня хватит сбережений. Сережа, конечно, будет в бешенстве. Он не против меня содержать, просто не понимает, в каком мире я живу. Я же профи? Так почему я не могу работать десятилетиями на одном месте? Сам он трудится в одной компании уже пятнадцать лет. Умница и трудоголик, он тщательно избегает повышения по службе, чтобы заниматься реальным делом, а не становиться руководителем, руками водителем. Сережу ценят, и он знает, что может работать на одном месте, пока сам не захочет уйти. Ему сложно понять, что бывает иначе, и когда я в очередной раз меняю работу – он автоматически решает, что проблема во мне. А то, что в моей сфере можно быть крутым спецом и получать денег в месяц – на две оплаты ЖКХ, и при этом еще бояться увольнения – так просто не может быть, это я все придумываю. Не то чтобы он не верит моим объяснениям. Просто у каждого из нас свой слой реальности, и вместе им не сойтись.

Машинально ставлю пару недостающих запятых – вообще-то это не моя работа, а корректора, но мне проще исправить, чем читать рукопись с ошибками.  Вот в этом месте нужен заголовок, а какой? Набрасываю варианты, но один получается хуже другого. Тревога – плохой советчик.

За спиной возникает и растет звуковая волна шаркающих ног, смешков и тихих разговоров. Сижу, уставившись в монитор – меня не касается ничего, кроме работы. И слышу прямо над ухом веселый голос шефа:

– Наталья! Поздравляем тебя со званием лучшего редактора первого квартала! Ура!

Судорожно втянув воздух, поворачиваюсь вместе с креслом и вижу его сияющее лицо над большим растрепанным букетом. Шеф по своему обыкновению одет элегантно, но не строго: сегодня в серый костюм в тонкую полоску и в лиловую рубашку. Галстука на Шефе нет, поэтому он хоть и выделяется в джинсово-толстовочной, неформально-кроссовочной группе редакторов и дизайнеров, – но не пришлым варягом, а лидером, тесно связанным со своей стаей. Катя улыбается, стоя рядом с Шефом. Теперь понятно, в честь чего была конфетка. А я ее так и не съела.

Наконец, выдыхаю. Отчаяние уползает в свою нору. В глазах накипают слезы. Ерунда все эти штампы о разобщенности творческих людей. Это наша общая работа и общая радость – делать книжки, которые нужны людям. Вон как улыбаются, заразы мои дорогие.

– Ребята, спасибо вам большое! – встаю, обнимаю зависший в воздухе букет, прижимаю его к себе и чувствую, как вода с мокрых стеблей пропитывает ткань юбки на животе. Улыбаюсь растерянно и все-таки хлюпаю носом.

– Так, Наталья, не реветь! Мы тебя поздравляем и желаем и дальше рвать книжный рынок на радость нам и на пользу издательскому холдингу! Ребята, а вы давайте поднажмите и потесните ее с этой позиции, – Шеф смотрит на свою команду и энергично жестикулирует. Он артистичен, и мы ему за это благодарны. Любая банальность в его исполнении кажется не такой унылой.  – Уже два квартала подряд Наталья нам делает топ продаж, из пяти верхних позиций три – ее работа. Надо усиливать внутреннюю конкуренцию, чтобы внешние соперники и близко подобраться не могли! А теперь поздравим дизайнеров, которые делают лучшие в стране обложки! Коля, Катя, давайте, ведите нас к стенду бестселлеров!

Кладу букет на рабочий стол и иду вместе со всеми в широкий коридор, где на нескольких пюпитрах разложены лучшие книги нашей редакции. Ворона оказывается рядом и негромко замечает: