Асимметрия

– Нет, это пакетное предложение, – он уже улыбается, но смотрит требовательно. – Если ты откажешься, я тоже откажусь, мы вернемся в Москву и все будет по-прежнему.

Мне внезапно становится горько. Я чувствую, как плечи сгибаются, словно из меня выпустили всю легкость и беззаботность. Хорошенькое предложение руки и сердца, ага. Это максимум романтики, на который мы способны.

– Ты знаешь, что я тебя люблю и хочу за тебя замуж. Но у нас же не может быть все просто, да? Мы не можем просто пожениться, нужно обязательно всю жизнь изменить, – говорю глухо, глядя куда-то между его плечом и Камой.

– Наташ, ну не расстраивайся. Все хорошо будет, я обещаю. Я все обдумал. Честно. Вот увидишь, – он обнимает меня, глубоко вдыхает у моего уха и тихонько целует в волосы, в щеку, в губы. Я прижимаюсь и тут же ойкаю:

– Пусти, Сереж. Грудь что-то больно.

***

В ту ночь, после посиделок с друзьями, мы ложимся спать одновременно, что в Москве в последнее время случается редко: Сережа любит засиживаться почти до рассвета. Он прижимает меня к себе, устраивает мою голову в ямке под плечом и нежно поглаживая мою спину, говорит размеренно, словно рассказывает сказку:

– У нас будет дом. Свой дом. В лесу…

– Как в лесу? А где мы будем работать?

– Это хороший лес, вот этот лес, тут до города самое большое двадцать минут ехать. Я буду работать в большой компании, буду большим начальником с большой зарплатой.

– Это тебе предложили после того проекта, который ты здесь делал последний год?

– Да… Я буду начальником, буду ездить на работу. А ты будешь дома. У дома будет большой участок, на нем будут качели, ты будешь сидеть на качелях и читать свои книжки. У тебя будет много-много книжек, целая библиотека…

– А как же я буду без работы? – слушая его распевную интонацию, я втягиваюсь в игру и говорю беспомощным детским голосом.

– А без работы ты будешь легко и просто, Наташенька. Ты наработалась достаточно, тебе нужен покой, свой дом, мы заведем кошку, а может, и собаку тоже.

– Кошку! – мгновенно требую я. Пока мы живем на съемной квартире, о том, чтобы завести животное, не может быть и речи. – Но, Сереж, я же правда тут с ума сойду одна, в лесу, без друзей, без культуры.

– Наташ, ну а в Москве ты много своих друзей видишь? У всех семьи, дети, ты же вот с Алиной и с Ольгой созваниваешься чуть не ежедневно, а видитесь вы в лучшем случае раз в несколько месяцев. Такой график вообще без проблем сохранить… Культуры в Перми достаточно, сама знаешь. Ну и всегда можно сесть в самолет, два часа – и ты в Москве… И потом, я же вижу, как ты все эти дни дергаешься, пытаешься дозвониться до этой своей Вороны, а она никак не выходит на связь. Это безобразие, а не работа. Тебе платят копейки за адский труд, да еще и нервы мотают.

Я молчу, уткнувшись носом в родное и теплое, мне очень хочется перестать спорить и просто следовать за тем, что он придумал…

– Тебе очень хочется вернуться в Пермь, да?

– Знаешь, я так устал от Москвы. Я там столько лет прожил, но город все равно мне чужой. Я там всегда буду одним из многих. И давай начистоту, я не справлюсь там с квартирным вопросом. Не хочу за бешеные деньги брать двушку на окраине и каждый день по пробкам пробиваться на работу и обратно. А здесь все прям складывается. Соколов дом для нас придерживает, его знакомый хотел выставить на продажу. Прямо здесь, в поселке.

– И у нас хватит денег?

– Есть схемы, не волнуйся об этом. Говорю тебе, я все обдумал. Мы не дети уже, хочется осесть…

Полчаса спустя Сережа тихо похрапывает, а я лежу без сна, глядя в потолок и мысленно сводя баланс. Действительно, в Москве терять нам особо нечего. Для Сережи этот переезд, похоже, очень важен. Он все подготовил, осталось сделать всего один шаг. И он предлагает мне то, о чем многие только мечтают: спокойную обеспеченную жизнь, размеренную, устроенную по своему вкусу… Вот только мама… У нас странные отношения, каждый разговор заканчивается ссорой. Но мне важно знать, что я близко и случись что, могу приехать и как-то помочь. И еще моя работа. Книжки. После стольких лет я, наконец, делаю то, о чем мечтала всю жизнь. Может, и в Перми найдется для меня издательство? А здешние сосны так похожи на те, из детства… И дом. Я ведь всю жизнь мечтала о доме… Может, и правда пора?

Ранним утром я стою у окна, завернувшись в плед, и завороженно смотрю на улицу. Слышу, как возится, проснувшись, Сережа, и говорю ему:

– Смотри, снег! В мае вдруг выпал снег!

– Ну да, здесь это обычное дело, – он зевает и протирает заспанные глаза.

– Прямо как в детстве: золотые сосны, от них лиловые тени и снег белый-белый… Я такого не видела не помню сколько, – я провожу пальцами по воздуху у стекла, будто рисуя отражения сосен, и говорю: – Знаешь, что… Я согласна. Давай жениться. Раз уж ты решил мне обеспечить такой вид из окна…

И сбросив плед, быстро лезу обратно в постель, прикасаясь к его коже холодными пальцами и теплыми округлостями.

***

Норовистая уральская погода показывает себя во всей красе. Утром я успела пройтись по новенькому хрустящему снегу, а к обеду он уже потемнел и поплыл талой водицей по низу сугробов. Обуви у меня нет ни для одного из вариантов. Май ведь, я прилетела в кроссовках и еще взяла туфли на выход – конечно, черные, ну кто же знал, что тут придется замуж выходить.

Стоя у окна и разглядывая высоченные сосны, похожие на стропила огромного радостного храма, я слушаю гудки в телефоне. Наконец, трубку снимают.

– Мам, привет! Как ты?

– Как обычно. Что звонишь?

– Ну так, узнать, как дела, – привычно продираюсь через начало разговора с матерью, зная, что после первых ритуальных реплик он может повернуть в любую сторону. Но сегодня, думаю, все пройдет хорошо.

– Ну какие у нас дела? Все по-старому.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – отрезала мать, и я понимаю, что она вот-вот бросит трубку.

– Мам, Сергей мне сделал предложение, – выпаливаю скороговоркой и тут же мысленно чертыхаюсь: могла бы не так радостно, зачем подставляться.

– А что случилось?

– Да ничего, просто мы решили пожениться.

– Ну поздравляю. Я думала, он умнее. После стольких лет купить корову, которая тебе и так дает молоко… Но – тебе – повезло, – с расстановкой подытожила мать.

– Мам, ну зачем ты так… В общем, мы поженимся и переедем в Пермь… Я волнуюсь, что…

– Куда? – в трубке сухой мелкой фасолью рассыпается мамин смех. – А, ну теперь все понятно… В Пермь! В его-то годы… Где он другую дуру найдет, которая с ним поедет из Москвы. Все понятно, – и она снова хихикает, очень довольная то ли своей проницательностью, то ли унизительной для меня ситуацией.

– Я беспокоюсь, что буду далеко, мам. Если что, мне будет долго добираться, – стараюсь говорить спокойно, по-деловому. Когда мать в своем репертуаре, мне даже легче собраться. Вот ее нежность выбивает из колеи – хотя когда это было в последний раз? Уже и не припомнить.

– Не беспокойся. Мы, слава богу, справляемся. И твои приезды ничего не меняют.

– Хорошо. Деньги я постараюсь по-прежнему высылать. Только с работой решу, и все будет по-прежнему.

– Никому твои копейки на хрен не нужны, – отрезает мать. – Я тебе каждый месяц говорю: за каким хером ты их от себя отрываешь? Слава работает, у нас все в порядке с бюджетом. И ты еще свои суешь, сколько ты там зарабатываешь?

– Мам, я…

– Неважно, – перебивает она. – Свадьба-то будет у вас?

– Мы не обсуждали пока.

– И правильно. Нечего людей смешить, в ваши-то годы. Распишетесь потихоньку и все.