– Ты? Ах-ха-ха! – капюшон Деус раздулся нубуковым парусом. – Врёшь! А ходили слухи, ты с ней спишь.
– Упаси боже. Мы бы не смогли договориться, кто из нас госпожа.
– Ладно, верю. Вон, у тебя аж тик на нижнем веке, когда о ней говоришь.
Бритц и сам ощутил, как задёргались ресницы, и закрыл глаза. Вроде между ним и Деус если не потеплело, то подтаяло. Но тактическое острословие выжало его, как тряпку. На ноги послезавтра, сказала Деус? Хотелось верить той, которая вправду была умнее и разное прочее «ее». Но пока что-то не верилось. Укол она нарочно влупила побольнее, протолкнула иглу до кости. Холодок разбредался по капиллярам. Бритц откашлялся и задрожал от слабости.
– Песцы, которые тебя покусали, – продолжала Деус, – они переносят токсолютоз, и если выкарабкаешься, приобретёшь иммунитет к морозу. Пригодится, когда пойдём к Фибре.
– Ещё один маньяк?
– Нет. Он тут потерпел крушение, но у него есть гусеничный вездеход, просто буровая чума. Если Зеппе над ней поколдует, мы успеем во Френа-Маньяну на этот ваш Маскараут Карнаболь.
– Так много «если».
Канареечно-лимонная Деус была самым ярким пятном Зимары. Стройная, гибкая, экзотическая куница. Охотиться на неё тянуло страшно, но не представлялось возможным: девчонка оказалась такой сообразительной и прыткой, что опережала эзеров не на шаг, а на три дороги. Её интеллект граничил с гениальностью. На неё плюнули, изредка припоминая, как любовались где-нибудь издалека. И жила бы себе тихо! Охотилась бы на песцов. Помогала бы Зеппе, ведь поначалу они продавали маньякам кустарное оружие и даже скопили немало денег. Клуб закрывал глаза на то, что кто-то снабжает дичь боеприпасами, так даже интересней стало. Но Деус вздумалось оборачивать ловушки эзеров против них же самих, раздевать, грабить и глумиться. В итоге члены Клуба посчитали за честь выловить лимонную обезьянку и напихать ей во все дырки незабываемых дней и ночей. Но обезьянка знала о планах развратных охотников, и, пока ей не попался некто совершенно иного склада, выходила победительницей. Так что Бритц, если так можно выразиться, оказал Деус услугу, когда, недолго думая, просто свалил на неё ледяную глыбу, да так и оставил. Даже не потрудился убедиться, что она мертва. И вот – оба в одной перчатке на правой руке шамахтона.
– Зеппе, ему кислород нужен, – голос Деус становился глуше. – Потребуется твой пульс-дозовый концентратор.
– Ещё чего! Деус, детка, так не справедливо. Концентратор и сам болен, а чем он хуже этого таракана? Компрессор перегревается… Я не позволю эксплуатировать его на износ, как какого-нибудь… какого-нибудь…
– Как какой-нибудь прибор? – холодно выплюнул Нахель.
– Не надо так! – воскликнул Зеппе. – Они же всё понимают!
Голос под шлемом сломался, старик подхватил концентратор на руки. Песец, учуяв склоку, тявкал и подметал пол хвостищем. Нахель поднялся из своего угла, угрожающе нависая над Зеппе:
– Так, дед! Тут Зимара решает, кому жить, и ты будешь делать всё, чтобы господин добрался вовремя. Иначе я тебя из этого панциря выколупаю!
– Тихо! – рявкнула Деус, и у неё в руке откуда ни возьмись появился крименган. Складной, за пятьсот зерпий штука. – Если бы ты лучше заботился о господине, тупица, ему бы и концентратор не понадобился!
– Я должен контролировать, а не нянчить!
– Надо было лучше выполнять свою работу, ради которой Зимара оставила тебя в живых. И не смей угрожать Зеппе! Иначе придёт Деа, и мало не покажется. Место, Сырок, фу, фу!
Песец перестал скалиться и опять свернулся у двери. Даже если бы у Кайнорта были силы вмешаться, он бы только закатил глаза. Нахель не привык, чтобы все вокруг были помешанные, включая теперь и его самого. И спорил так, будто доводы рассудка играли здесь какую-то роль. Тем временем Зеппе обхватил концентратор на манер загнанной хищниками раненой матери и прижимал к груди, судорожно укутывая рваным пледом. А сам отползал всё дальше в угол. Нахель фыркнул, глядя на складную пыхалку в руке Деус, но отступил. Бритцу захотелось, чтобы он ещё поупирался, и Деус прострелила бы ему колено. Желать этого было несправедливо, ведь Нахель явно не сознавал, что делал. Кайнорт против воли чувствовал за собой вину. Ему казалось, что он недостаточно ценил Пшолла все эти годы, гонял на астероид, бросил одного чинить тарталёт на острове… и вот теперь его у него забрали. Как забирают у ребёнка дорогую игрушку, с которой плохо обращались. Игрушка была отвратительной аналогией, просто Кайнорт параллельно, фоном, думал о детях. Он не хотел признавать, что потерял ещё и лучшего друга в такой момент.
– Ты сказала, Деа придёт? – спросил он, и Деус почему-то сникла.
– Не твоё дело. Всё равно ни уколы, ни концентратор не помогут, пока организм этого не захочет. Мы только потратим лекарства впустую, а тут не на каждом углу аптечный киоск, ты в курсе? И антибиотики я тебе не дам, пока не увижу, что ты намерен выздороветь.
– Я намерен, – Бритц придал голосу максимальной, оскорблённой в лучших намерениях, твёрдости. – Деус, у меня дети в заложниках.
– Дерьмово. В смысле, дерьмово, что ты ещё и размножаешься. Они у Зимары?
– Нет. Но чем скорее мы выиграем, тем скорее я получу их назад.
– Скажи это мокроте в лёгких! Тебе нужна мотивация. Эмоция какая-нибудь… жизнеутверждающая.
– Страха за детей недостаточно?
Деус нахмурила лимонный лоб и потёрла виски, раздражаясь:
– Это паника, ты просто себя со стороны не видишь! Найди то, что поднимет тебя с постели, а не рассыплет вот как сейчас. Ненависть, злоба, не знаю… месть.
– Эй, Деус! – озабоченно воскликнул Зеппе и постучал пальцем по виску. – Деус, детка, шапка прохудилась! Вон – потекло!
Деус лихорадочно схватилась за помпон и, обнаружив, что он весь промок, метнулась на улицу. Дверь за ней смачно хлопнула, запустив в хибару клубы синего пара.
– Зачем ей вода в шапке? – удивился Нахель.
Он сидел насупленный, шлёпал себя по шее и ловил снежных блох, которых нахватался от песцов. Снаружи блох было не так-то просто отличить от обычных снежинок, но если снежинка не таяла уже пару часов, то скорее всего, уже присосалась и тянула тепло. Укус снежной блохи ощущался с непривычки как озноб. Зеппе бережно укладывал кислородный концентратор в ящик.
– Не вода, – буркнул он. – Лёд.
– А зачем?
– На спрос! Кто спросит, тому насосом засос.
Ясно, Зеппе ещё злился из-за того выпада. На бронзовом шлеме у старика болтались разнокалиберные провода и кабели с клеммами, зажимами, паяльными головками и магнитными тестерами для экспресс-диагностики приборов. Они подрагивали, когда Зеппе злился или нервничал, как сейчас.
В дверь снаружи заколотили. Это Деус вернулась, но Зеппе и ухом не повёл. А Деус тем временем перестала стучать и визжала, пинала, царапала обшивку. Сырок опять затявкал, Нахель подскочил с глоустером в лапище, чтобы открыть. Мало ли кто напал? Никогда Кайнорт не видел его таким решительным. Но Зеппе встал между ним и дверью, ничуть, кажется, не напуганный:
– Не надо.
– Там минус двадцать три! Не дело башковитую насмерть морозить! Отпирай!
– Откроешь – пожалеешь, – отрезал Зеппе.
– Да что здесь происходит?!
– Она же не запирала… – сонно бормотал Бритц, но его будто не слышали.
На дверь навалились с разбегу. Раз, другой. И затихли. Сырок и Нахель переглянулись в недоумении. Спустя минуту в халупу как ни в чём не бывало ввалилась Деус, живая и здоровая.
– Поправила? – буднично бросил Зеппе. Он и не посмотрел в её сторону, продолжая паять какой-то механизм.
– Да!.. Ух… Напугала этих? Ну, ничего. Надо же, как не вовремя!
Кайнорт хотел буркнуть, что уж его-то она точно не напугала, но вместо этого захлебнулся на вдохе и зашёлся кашлем. Деус охлопывала иней с шубки. Из-за её спины показался Чивойт.
– Ме-е.
– Настырная зверюга! – погрозила ему кулаком Деус. – Ваша, что ли?
– Наша, – кивнул Нахель. – Бранианская безоаровая кошка.
– Приняла в потёмках за песца, хорошо, не сообразила, как стре… ладно.