Клад под проценты

Вот, как он собирался обо мне заботится, если квартиру в честь нашей встречи привести в порядок не мог? Это мне предстояло бы заботиться о нем.

– А что сейчас пишет?

– Со мной просится.

– А Вы?

– Я же и говорю, мне нормальный мужчина нужен. Я конечно, понимаю, Вы можете подумать, что я стерва, но мне ничего не надо. Просто хочу, чтобы был любящий меня и мною любимый человек. А как такого полюбить? Грязный, неухоженный. Читали Веллера?  Конечно, он помогал. Он одного из грязи вытащил. Но мне то это зачем? Годы уходят. А я кого-то на себе тащить буду? Пусть простит меня Господь! Я в матери Терезы теперь не гожусь. Всю жизнь всем помогала. А теперь настала моя очередь – просто пожить для себя и любимого.   А Вы если не секрет, зачем в Анапу?

По радиосвязи объявили посадку, все начали вставать и потихоньку продвигаться к выходу. Этот выход из зала ожидания был одновременно и входом в салон самолета.  «Вот такой выход… и вот такой вход…» – философски пыталась рассуждать я перед тем, как зайти в салон нашего аэробуса.

Все уже расселись по своим местам, уложили верхнюю одежду в закрывающиеся полки над головами. Стюард прошел между рядами кресел, закрыл дверцы полок, проверил, пристегнуты ли у пассажиров ремни. В проходе выстроилась бригада стюардов и под запись, предупреждающую пассажиров о безопасности полета, показывали своими жестами, где находится запасной выход, как воспользоваться кислородной подушкой при разгерметизации самолета, и, что именно под сиденьем кресла, находится спасательный жилет. Послушаешь их, и захочется срочно искать выход и выбежать, пока еще самолет не взлетел, или подумаешь, что все настолько безопасно, что и бояться нечего. Вот он запасной выход, вот спасательный жилет. Одевай и иди.

Самым интересным было то, что после того, как пассажиры пристегнулись привязными ремнями, последовало объяснение, что использованную туалетную бумагу в туалете надо непременно класть в корзину с мусором, которая стоит под раковиной туалета.

Но меня это нисколько не волновало. Я в самолете никогда не ем и не пью, а поэтому и не пользуюсь туалетной бумагой.

Мы удачно взлетели, самолет быстро набирал высоту.

Мои мысли прервала рядом сидящая женщина, попросив меня пропустить ее к выходу.

Не успела я опомниться, как она уже вернулась. А тут и стюарды с кофе и чизбургерами подоспели. За пластиковой чашкой кофе мы с ней и познакомились.

– Меня Валя зовут. А Вас как?

– Я – Жанна.

– Вы в Анапу отдыхать летите?

– Да как сказать… на свидание скорее всего, а там, как получится…

– А я в санаторий. В кои-то веки от собеса путевку получила. Пять лет, как на пенсии, вот наконец-то очередь моя подошла. Межсезонье, сами понимаете. Летом бы хотелось. Но летом все хотят. А почему именно Вы летите на свидание, а не он к Вам?

– Дождешься их, мужичков… Знаете, я где-то слышала байку: Сидел мужичок у двора на скамейке. Сидел, отдыхал. Пошел дождь. Ему на голову с крыши капать начало. А он все сидел. Всю плешь этими каплями разбило. А он сидел. А знаете почему?

– Почему?

– Мягкое место, на котором он сидел, не мочило…

– Ой, точно! Они все такие! Вот я помню случай из нашей с мужем жизни. Молодые мы тогда были, жили в коммуналке. И вот сосед решил покрасить кружок унитаза. Тогда, помните, деревянные кружки были и без крышек? Покрасил он, значит, его. Бумажку прицепил для всех соседей: «Осторожно покрашено!». Вонь от краски на всю квартиру была. Всем понятно было, кроме моего. Пришел, значит, с работы, поужинал, пошел по нужде. Чувствую, от него краской пахнет. Ну, думаю, везде пахнет. Пошел в ванную. А трусы не снимаются. Зашел в комнату, говорит: у меня трусы не снимаются. А я ему: «Что руки отсохли? Давай помогу». Смотрю, а у него красный круг на трусах, и трусы присохли к заднице. И она под трусами тоже красная, как у макаки. У соседа другой краски не нашлось, вот и покрасил красной. Потом ацетоном, его отмывала.

Рядом сидящие, а это была супружеская пара, сначала прислушивались, но услышав про красную краску и ацетон рассмеялись.

«Что же он читать не умеет, или запах не учуял?», – добавил мужчина, сидящий в нашем ряду.

– Ты сам-то, помнишь, как из пылесоса лаком тумбочку хотел покрасить к Восьмому марта, – добавила его жена, – а шланг не переставил? – и, повернувшись к нам добавила:

– Каким-то образом, по блату, конечно, купил он мне в подарок к Женскому дню пылесос. Решил испробовать его в работе и порадовать меня обновленной тумбочкой. Налил лак в полулитровую стеклянную банку, одел на нее прилагаемую к пылесосу крышку, вставил в нее шланг от пылесоса. Лак естественно засосало в пылесос. Я в это время, поднималась по лестнице, возвращаясь с работы. Услышала сильный взрыв. Но я и предположить не могла, что он у нас прогремел. Захожу, значит, а он в прихожей лежит, белый, как полотно. Кругом вонища, похлеще, чем от Вашей злополучной краски. «Что случилось?» – говорю ему. Он лежит, глазами моргает и говорит: «Меня убило, наверное,». «Чем?» – спрашиваю. «Пылесосом.» – отвечает. «Он что заряженный был?» – я и вправду понять не могла. «Нет, – говорит, – я его сам зарядил лаком, тумбочку хотел обновить». Он очухался, конечно, встал и спрашивает: «А что это ты в коробке принесла?» «Пылесос», – говорю. Вот такой подарок я получила к празднику. Слава богу, тумбочка жива, правда, так и стоит облезлая в прихожей.

Все, кто сидели в других рядах, кто мог слышать это, смеялись вместе с нами.

Стюард предупредил, что пора пристегнуть привязные ремни, и мы идем на посадку.

И опять предупреждение об использованной туалетной бумаге. Зачем? Кто пойдет в туалет при посадке? Тем более пристегнутым…

Мы обменялись с Валентиной телефонами и пообещали друг другу звонить.

В Анапе весна потерялась. Дул холодный ветер при минусовой температуре. «Лишь бы она у меня не повысилась», – подумала я.

Багаж долго не выдавали. Пассажиры стояли в небольшом дворе аэропорта, закрывались от ветра капюшонами. Привезли багаж. Покидали на транспортер. Каждый выбирал свой. А если не свой?  Чемоданы у многих одинаковы. Конечно, можно сверить наклеенные на них квитанции и сравнить их номера с номерами отрывного талона. И все? Наверное, летают только честные. Что это я? О чем это я? Мне же не нужен чужой чемодан. И другие мой тоже не возьмут.

Не успев получить чемодан, подняв голову, я увидела Васю!  «Вася, привет! А вот и я! Прилетела, как просил!» – неслышно произнесла я в толпе и помахала, в знак приветствия, ему рукой.

– Гостиницу заказал. Такси ждет! Полетели! Я так рад тебя видеть!

– И я рада!

Гостиница «Альбатрос» встретила нас своим скромным уютом. Правда, утром полагался завтрак.  Но был еще не вечер. Гостиница была оплачена Васей на сутки. «Наверное, потом пригласит к себе», – размечталась я тогда.  Ужина не было. Его не могло быть в природе для нас двоих. Просто сходили в магазин. Купила батон и пачку сливочного масла (для икры).  Вечером принесла чайничек с чаем из буфета отеля. Попили чаю с бутербродами. Утром позавтракали в кафе отеля. Время пребывания в отеле заканчивалось. " Ну что, куда мы теперь поедем, Вася?» – скромно прозвучали мои слова в ушах Васи.

– В аэропорт! Я собирался лететь с тобой, но, знаешь, начальство опять не отпустило. Две недели заставили отрабатывать. Да и начальник в отпуск ушел, теперь я за него остался. Как он выйдет, так я обязательно прилечу к тебе.

Я рада была выбору Васи, не потому, что он когда-то все-таки прилетит ко мне, а тому, что он не летит со мной сейчас. По своей теории, когда в каждой ситуации нужно искать хоть какой-то плюс, я подумала: «Это замечательно, не собираюсь я встречу с подругой менять на жизнь с Васей!»

В аэропорту Анапы рейсов на Минводы не существовало в природе. Так, по крайней мере, ответила мне девушка из справочной службы.

Немного поторговавшись с таксистом, я загрузила свой чемодан в багажник автомобиля, и мы с ветерком полетели в Пятигорск. Южный ветер Анапы не согрел мою душу. Но и холода не добавил. Лед – был, лед – остался…

Таксист оказался вполне адекватным, разговорчивым мужчиной, пятидесяти двух лет. Ехали долго. Рассказал мне про всю свою жизнь. Про своих дам, которые обманывали и бросали его. А я сидела и думала:

«Какие бабы сволочи, что так поступали с ним… Наверное, весь корень зла в нас, женщинах, а вы, мужчины – отростки этого зла».

Один такой отросток был любим мною. Был нежен и ласков. Без тапочек шагу шагнуть не давал. Кофе в постель, правда не подавал. Не любила я кофе. Я его любила, его, инвалида после инсульта, хромого, с нарушенной речью. В тренажерный зал водила, инструктора нанимала. Казалось, он тоже был счастлив. С ним было комфортно. До тех пор, пока не обнаружилось, что у него четверо детей. И жена, с которой он, по его словам, давно не живет. А она живет с молодым. С риелтором. Шесть квартир в элитных районах Москвы выкупила.

Дети его стали ездить к нам, в мой дом, как к себе домой. Три дочери – стервы настоящие. Все вынюхивали, ходили, к комнатам примерялись. Никогда его не любили. А тут сцены любви отцу стали устраивать. Показуха, да и только. А он радовался. А я понимала, что это фальшь. Но и в голову прийти не могло, что это были задумки его жены и ее риелтора. И его, наверное, тоже. А дочки в роли подсобниц. План был выстроен четко. Он делает вид, что влюбляется в меня, влюбляет меня в себя. Регистрируемся. А там и квартира и дача. Шесть квартир они так сделали. Если бы не случай, я бы и не догадалась. К догадке привела моя внезапно и впервые проявившаяся подлость. Зашла тайком в его переписку. Глазам своим не поверила. Оказывается, его дети меня наняли за деньги, чтобы за ним ухаживать. Хотя мне никто не платил. И не пошла бы я на это. Мне своей пенсии хватает, да дети помогают, чтобы за деньги за кем-то ухаживать.

Он родительскую квартиру сдавал. Нам хватало и на фитнес, и на театры. Но и не это ведь тогда главным было. Приехали однажды все дочки и позвали его в наше дачное кафе. Тогда долго его не было. А как вернулся, звонок от старшей. Оказывается, ей, невестке зама министра транспорта, негде жить оказалось. Он и решил подарить ей квартиру своих родителей. Все продумано было. Все по сценарию. Все актеры. Надо было отнять у него родительскую квартиру, где он прописан. К жене он не пойдет. Значит, моя недвижимость – его недвижимость. А его недвижимость – достояние его детей. Как много им тогда хотелось! Только молчать я долго не могла. Помню, сказала ему тогда: «Живи здесь. Почти всю пенсию с тебя удерживают на алименты младшей дочери. Квартиру ты даришь. Но нам хватит. Только с инструкторами в тренажерном зале придется расстаться. По театрам ходить тоже не будем. Мы и без этого проживем».

Только сейчас понимаю, что там семейная схема была, в которой все приняли участие. Был он с ними тогда или нет? Неизвестно. Но знаю – точно не со мной. Ушел молча. Даже вещи, которые мы ему покупали, не взял. От него остался любимый мною запах. Запах подушек, в которые я плакала. А потом побрызгала их теми духами, которые мне когда-то подарил мой покойный муж. Брызгала, чтобы спать легче было. Чтобы ничего не напоминало о неудаче.

Это потом я узнала, что его, инвалида, так и не сберегли. Что он умер от очередного инсульта. Что жену его, вместе с риелтором посадили за мошенничество. Что дочка его старшая не была женой сына зама министра транспорта. Она до сих пор элитная проститутка. А младшая его дочка, которую я предлагала забрать к нам, пошла по стопам своей старшей сестры и матери. Все в прошлом. Когда я это узнаю, я помолюсь за твой упокой. А пока я чувствую твой запах, лед за грудиной и еду к своей подруге в Пятигорск.

Через семь с небольшим часов мы подкатили к дому Анны. У каждого человека есть душа и тело. Тогда они у меня были поврозь. Рядом, но поврозь. А поэтому тело мое прыгало от счастья, увидев в калитке встречающую меня Анну.

– Слушай, я так рада! Сейчас девчонок наших позову. Надьку помнишь? У нее тоже муж умер, ей уже за семьдесят. С детьми живет. Ольга тоже вдова. Но надежды не теряет, она в постоянном поиске. Не прочь и замуж выйти. Есть, наверное, хочешь?

– Еще бы! Я последний раз в Москве ела, и то свеклу вареную. Наливай борща!

Пока подруги собирались, я уплела две тарелки горячего, вкусного борща из домашней утки.