Чернобыль. Страницы жизни и любви

– Ты лучшая в мире женщина. Я люблю тебя. Спасибо, родная.

Сердце мое сжалось. Слезы душили меня. «Я не могу его потерять», – стучало у меня в голове.

Сережа не был бы самим собой, если бы тотчас не начал шутить: дескать, бинокль я купила не тот, надо было морской.… А я радовалась, что он прикалывается: говори, говори что угодно, только говори, мой родной.

Дни шли своим чередом, по?прежнему мы много времени проводили вместе. Сережа стал потихоньку вставать. Шов медленно зарастал. Я постоянно подходила с вопросами к доктору: что ни прочитаю, что ни услышу – бегу к нем за консультацией. Он меня всегда выслушает, всегда поддержит, а я так нуждалась в этой поддержке.

Сережину операцию показывали по телевизору – я случайно увидела и подсознательно поняла, что несколько врачей действительно колдуют над ним, моим Сережей. Когда дело подошло к выписке, хирурги пообещали, что будут рядом. Они сдержали свое слово.

Мы выписались, мы снова дома. Начались тяжелые дни. У Сережи боли. Маленький ребенок. Дочка?школьница. Обратились к народной медицине, стали лечиться по системе Шевченко. Держались на таблетках спазмалгона. Доктора приезжали, осматривали и успокаивали его: сейчас будет тяжелый этап, этап восстановления, но надо бороться.

Мы решили крестить детей, причастить Сережу и освятить квартиру. Батюшка приехал к нам домой, долго общался с Сережей. Крестины были замечательные, крестными были наши друзья. Вскоре мы уже собирались справлять день рождения сына – ему исполнялся ровно один год.

Священники говорили: надо сказать ему правду, нельзя на себя брать этот грех. К нам приехала Сережина подруга:

– Он должен знать.

– Но как найти слова?

– Ты должна! А он должен бороться, зная, за что сражается сам с собой.

Состояние Сережи ухудшилось. Были приступы и очень страшная ночь – тогда он впервые не смог сдержаться, так его ломало и мучило. Ночь боли, ночь, когда, оставшись один на один с его болезнью, я впервые ощутила рядом дыхание смерти. Она медленно дотрагивалась до нас, она не кралась, она неумолимо надвигалась.

Несмотря на испуг, страх, я не имела права уступать. Я вступила в борьбу, и назад дороги не было. Но как бороться, когда мир перевернулся? У меня было чувство опустошения, а в голове непрерывно стучал только один вопрос: как же правильно поступить? Душу тисками сдавила боль, против которой не существовало лекарств. Цепенея от ужаса, охватывающего все мое существо, задыхаясь от боли и чувства беспомощности, я искала правильное решение.

– Я обниму тебя, буду держать крепко?крепко.

– Я не отдам тебя никому.

– Обними меня, держись за меня – мы вместе, и ничто не может нас разлучить.

Наша сила – только в нас самих, и это холодное, мертвящее прикосновение, делающее больно, ничего не сможет сделать с нашей любовью. Объятия двух любящих людей – это мощь, которая превращает нас в единое, неделимое целое – монолит Любви.

Начались новые приступы. Я испугалась, позвонила доктору:

– Надо ему сказать, что у него был рак, но его вырезали, и теперь все хорошо, главное – бороться.

Врач одобрил, сказал, что человек должен знать правду. Я позвонила его маме:

– Мама, родная, я должна сказать вам правду: у Сережи рак… Я не говорила раньше, я думала, что все обойдется… Мама, я прошу вас, держитесь!..

Этот диалог мне больно вспоминать. Я плакала, она тоже. Это была наша беда, наше общее горе. Беда двух женщин – матери и жены.

Я спросила маму о том, что нужно ему сказать.

– Не говори, он что?нибудь сделает с собой.

– Мама, я скажу полуправду, что опухоль удалили и теперь все позади.

– Делай, как считаешь нужным.

Спасибо тебе, моя родная, за то, что поверила и поддержала меня. Я позвонила Сережиным друзьям. Они сказали, что приедут вечером.

Надо было найти такие слова, чтобы он поверил, что все плохое позади. Он видел мои заплаканные глаза, и у него стали появляться мысли, что он мне мешает, что мне плохо. Я должна была переубедить его, встряхнуть, заставить бороться. Но моих сил уже не хватало…

Я вошла к нему в комнату. Он лежал на диване в полумраке, горел только маленький светильник. Я села на диван, взяла его руки, прижала к своей груди.

– Сережа, мне надо с тобой поговорить.

– Что случилось, ты меня пугаешь.

– Сережа, я должна сказать тебе правду.… Когда ты видишь меня заплаканную или раздраженную – это не оттого, что я устала от тебя, нет. Наоборот, я люблю тебя еще сильнее, чем прежде.… У тебя была злокачественная опухоль, ее вовремя вырезали.… Сейчас все хорошо, но теперь ты должен помочь мне бороться, будет очень тяжело. Поверь, я все знала с самого начала. Мне было очень нелегко, может быть, даже тяжелее, чем тебе. Ты должен мне помочь и сейчас не можешь меня предать. Я боролась и борюсь за тебя. Ты знаешь, что ты излечен, что я рядом и буду рядом всегда, соберись теперь! Жизнь началась сначала…

Он прижал меня к себе, я плакала.

– Дурочка, ну что же ты плачешь, ведь теперь все хорошо.

Я видела его глаза, он все понял и оценил. Он смотрел на меня другими глазами, теперь для него все встало на свои места. Он гладил меня по голове и повторял:

– Ну все, все, хорошая моя.

Он держался, хотя внутри все клокотало. Ему было больно, но, глядя на меня, он знал, что мне было еще больнее. Он понимал, что жизнь продолжается, что он будет бороться, потому что у него есть я, его дети. И мы – вместе.

Приехали наши близкие друзья, и этот вечер мы провели как и раньше: шутили, смеялись. Но я понимала, как дорого доставалось Сереже это веселье. В нем шла борьба – его личная, известная только ему одному. Сергей держался, но я чувствовала, что он на грани. Он уходил в себя, у него начиналась депрессия. Я разговаривала с ним, мы возвращались к теме болезни, и нам становилось немного легче, ведь все недомолвки ушли. Он верил в меня, всем говорил: «Она все знает, она меня вытащит».

Мы готовились справлять день рождения сына, ждали гостей. Утром 9 октября Сережа сам подстриг своего сына «под ноль». Для меня начиналось испытание праздником: веселье – это то, что было самым невозможным в данной ситуации, но оно же было и самым необходимым. Сережа должен был видеть, как его любят. Я очень хотела, чтобы праздник получился, чтобы ему было хорошо, чтобы он видел, что у него есть настоящие друзья.

Постепенно подходили ребята, пришли и наши доктора. Компания получилась пестрая, человек тридцать, но казалось, что мы так собираемся уже не в первый раз.

Сережа немного выпил, его нервы были на пределе. Тут позвонила родственница из Москвы, он ушел в дальнюю комнату и долго с ней разговаривал. Я вошла к нему, в его глазах были слезы. Он закончил разговор. Мы молча сидели и плакали.… Когда мы вернулись к гостям, он успокоился. Ему очень понравился первый день рождения сына, он был счастлив.

Решения приходили сами собой. Еще в больнице пришла мысль съездить к Сереже домой. Я готовила его к этому. Говорила, что не отдыхали летом, неплохо было бы съездить на каникулы, но делала это осторожно. К тому же навалилось много дел по оформлению бумаг, связанных с тем, что он был одним из ликвидаторов чернобыльской аварии.

В нашей стране, чтобы что?нибудь доказать, иногда приходится свернуть бумажные горы. Дел было очень много: оформление инвалидности, пенсии, жилищные вопросы. Но все это было нужно, чтобы Сергей хотел жить и чувствовать себя необходимым в этой жизни. Он оставался мужчиной, способным обеспечить свою семью.

Лекарства переставали помогать, надо было пробовать другие – что угодно, но только не наркотики. Пришло время переходить от таблеток к уколам: они и действовали быстрее, и не так раздражали его желудок. Как же тяжело было сделать этот первый укол, как тряслись руки и обрывалось сердце. Но я преодолела себя, потому что знала – это поможет ему, это облегчение для любимого и родного мне человека. Мы сдавали анализы крови, и они давали надежду. Сколько бессонных ночей я провела, напряженно думая, чем же еще я могу помочь ему. Надо было держаться и не сбиваться с выбранного пути.

Наша любовь кричала от боли. Но он верил в меня. Верил и хотел жить, жить со мной и своими детьми. Боже, сколько нежности и любви было в его глазах, а его руки говорили больше всяких слов.

Перед поездкой мы решили сделать Сереже переливание крови. У нас с ним была одна группа и один резус. Я очень хотела, чтобы именно мою кровь влили Сереже. Я верила, что это поможет. Мои милые доктора пошли нам навстречу.

Мы приехали в больницу рано утром в субботу. Меня напоили сладким чаем и повели в операционную, а Сереже поставили капельницу.

Две медсестры стали колдовать надо мной. Вены оказались очень плохими, и кровь просто не шла. Сначала кололи в левую руку, но безрезультатно. Перешли на правую – и тоже ничего. Я заволновалась, ведь частичка меня просто обязана быть с ним и бороться с его недугом изнутри. Пришла еще одна медсестра и сразу же в левой руке нашла венку – кровь пошла! Я на самом деле была счастлива, ведь эта кровь так ему нужна!

Доктор очень переживал за нас обоих, а Сережа волновался за меня. Мне завязали руки бинтами, помогли дойти до ординаторской. Все прошло хорошо.

Когда мы приехали домой, Сережа помог мне снять свитер: