Ольга и Алексей

Николай Ильич имел неосторожность задеть небезызвестную гордость Рубцова, и, придя домой, тот уже всерьёз взялся за дело, тем более что рядом была жена – добрая советчица и подстрекательница. Неделю он перебирал бумаги в кабинете, пытаясь найти хоть какие-то свидетельства о том, что когда-то их коровы паслись на Петровом лугу, но в душе знал, что это бесполезное занятие, ибо все бумаги были давно уже в полном порядке. Он принялся за чердак, но и в старых сундуках не нашёл ничего интересного.

Вскоре он снова приехал к Вересову, настаивал, уговаривал его поискать бумаги на эту собственность, и в итоге тот согласился, более для того, чтобы избавиться от этой докуки, нежели оттого, что испугался Рубцова. Николай Ильич был уверен, что эти бумаги где-то есть, искал их сначала небрежно, потом всё более тщательно, с каждым днём с горечью убеждаясь, что надежда их найти постепенно исчезает. А когда и вовсе понял, что таковых нет, устало уселся в кресло в своём кабинете и прикрыл глаза. Как теперь доказать этому Рубцову свою правоту? Привязался, как репейник!

Вскоре означенный персонаж не заставил себя ждать и явился за подтверждением. Николай Ильич принялся снова заверять его, что Петров луг принадлежит ему, что у Рубцова нет оснований претендовать на эту землю. А бумаги… Ну, потерялись где-то во время войны. Смутное было время… До бумаг ли всяких было, когда требовалось хозяйство поднимать?

– Стало быть, Николай Ильич, Петров луг ничей? – Рубцов хитро прищурился. – Так и что же вы чужую землю занимаете? Уж довольно пользовались ею, дайте теперь и другим волю употребить её по своему усмотрению.

Его собеседник рассмеялся:

– Позвольте, но как? Это моя земля, вы к ней никаким боком! У вас своей земли достаточно, сдалась вам ещё и эта!

– Позвольте, но не вам решать, достаточно у меня земли, или нет! – возмутился Рубцов, и его лицо покраснело. – Может, как раз этой и не хватает! Вы – неумелый хозяин, мне бы ваши земли, я бы так поднял хозяйство, что любой бы позавидовал! А вы пользуетесь только половиной…

Тут вскипел и всегда спокойный Вересов, пытаясь отбить атаки своего противника, который продолжал настаивать на своём. Они ругались очень долго, приводя аргументы в свою пользу, каждый из них, вероятно, был в чём-то прав, но никто, конечно, не хотел уступать.

Для Вересова этот луг был очень важен, он там пас лошадей, которых осенью собирался продать, чтобы увеличить приданое Юлии. Её собирались выдать замуж за Александра Липьева из Васильевки, соседней деревни. Его семья была вдове богаче Вересовых и даже Рубцовых, такой брак был бы большой удачей для семьи, а уж как радовалась мать семейства и не передать словами! Юлия тоже не осталась в накладе. Молодые любили друг друга, они год ждали этой свадьбы, ведь родители жениха сначала не хотели брать в невестки дочь почти разорившегося дворянина, но познакомившись с Вересовыми и узнав, что Юлия умна и образована, а её характер как нельзя лучше подходит их сыну, они согласились на брак с единственным условием – увеличить вдвое приданое. Николай Ильич старался, как мог, и вот к осени он уже планировал собрать необходимую сумму и выдать-таки любимую дочь замуж. Нет, отдать Петров луг он точно не мог, пусть Рубцов занимается своими землями!

В итоге, Павел Петрович, красный, с надутыми венами на шее, выскочил из усадьбы, сел в коляску и когда приехал к себе, вскоре слёг с сердечным приступом.

– Ах, он негодяй! Он у меня ещё споёт! – шептала со злостью Марья Ефимовна, натирая виски уксусом своему мужу. – Вот и открылась сущность этой семейки – жадность и высокомерие правят ими!

Её чёрные глаза зло блестели, а изо рта сыпались различные проклятия и ругательства в сторону своих соседей.

Вересов тоже слёг, у него участился пульс, дыхание было затруднено, и его жена даже поднялась с кресла, чтобы ухаживать за ним.

– Как же так, Полюшка? – тихо вопрошал он свою жену. – За что? Мы же родственники, почему же они такие жадные?

Он морщился и отворачивался к стене, а жена только вздыхала, гладя его по спине.

Когда этот ураган миновал Ручьи, все будто бы успокоились, хотя молва теперь разносила по округе, что Рубцовы и Вересовы вовсе перестали общаться и вести хоть какие-то дела. Когда встречаются на дороге, то не кланяются друг другу, а стараются разминуться побыстрей, говорят теперь друг о друге только с презрением “эти люди”, и даже крестьянам запрещено теперь ходить на праздники из Буйного в Быстрый.

Наступило лето, и молодёжь стала собираться на пикники и дальние прогулки верхом, пешком и на лодке по реке. В Ручьях обозначилось молодое общество, и Юлия с Александром стали заводилами и предводителями всех юных страждущих развлечений и увеселений. Когда девушке исполнилось девятнадцать лет, она могла спокойно гулять, сколько вздумается, мать больше не настаивала на её обучении и нахождении дома, ведь она уже невеста! Они с Сашей были красивой парой, он на три года старше её, на них все смотрели с восхищением и предрекали им счастливую жизнь и красивых детей.

С ними всегда ещё было несколько юношей и девушек из окрестных деревень, или приехавших из города на отдых, среди них и восемнадцатилетний Алексей Рубцов, который только что окончил Петербургский университет и приехал домой после экзаменов. Не смотря на вражду их семей, его всегда с радостью принимали в компанию, ибо он никогда не выказывал презрения Вересовым, всегда кланялся родителям и здоровался с дочерями. Его ценили за ум, начитанность, он мог наизусть декламировать стихи, немного сочинял сам, был спокойным и рассудительным. Он отлично ездил верхом, и они с Липьевым любили соревноваться в скачках или в гребле на лодках.

В этой же компании теперь всегда была и Ольга Вересова, ей исполнилось шестнадцать, и она из бойкого подростка превратилась в приятную девушку. Возраст позволял ей уже сопровождать старшую сестру, участвовать в танцах и выходить в свет. Хоть она и приобрела некоторые манеры, воспитание её улучшилось, она осталась малообразованной, любила активные игры, много смеялась и была открытой и щедрой. Как-то так случилось, что Алексей обратил на неё своё внимание, и она из милой маленькой собеседницы, готовой говорить обо всём на свете и слушать его с огромным рвением, превратилась в прекрасную нимфу, о которой он стал часто грезить во сне, и при виде которой его сердце начинало биться сильнее. Он видел все её недостатки, но и поражало его многое: её открытое сердце, в которое она пускала всех, каждого любила по-своему и каждый был её другом, ей было всё равно на положение в обществе, если человек ей нравился и интересовал её, она уже ни за что не могла отказаться от него, с ней легко можно было сойтись и трудно отдалиться от неё.

Он советовал ей книги, которые считал необходимыми для прочтения, обсуждал с ней прочитанное, и о чудо! ей стало нравиться чтение! Он так красиво, громким поставленным голосом читал стихи, что она загорелась прочитать всю поэзию в библиотеке отца, хотя, конечно, этого не исполнила. Но всё же её познания в литературе теперь стали намного обширнее, чем полгода назад, она чувствовала, что обучаться – это удовольствие, если у тебя приятный наставник с голубыми глазами. Она ничего не знала о любви, и если рядом кто-то произносил это слово, то Ольга считала, что оно может относиться только к её сестре, а к себе она не применяла такого понятия. Она не задумывалась о том, важно ли для неё это чувство, или нет. Ей, несомненно, нравился Алексей, она только его слушалась беспрекословно, и если бы он велел ей вдруг остричь волосы или пройтись босиком, она бы тут же это исполнила! Так она и сказала сестре, не тая никакой подоплёки в своих словах, та же только улыбнулась, давно уж заметив, что Рубцов с нежностью и лаской поглядывает на её сестру. Ольга, конечно, ни о чём не догадывалась, порхая бабочкой над полями и ручьями и почитая себя самым счастливым человеком на этой земле. Она была легкомысленна, а мысли её воздушны, она не задумывалась о будущем, прошлое её не интересовало, а только настоящий момент, где она – Оля Вересова была окружена друзьями и любовью родных, ей был важен. Алексей видел в ней нечто большее, чем беззаботную особу, при правильном воспитании и взрослении она обещала стать очень интересной девушкой, с живыми глазами и острым подбородком.

Как – то, когда они прогуливались вчетвером по берёзовой рощице, и пора была уже девушкам возвращаться домой, Юлия с Александром ушли вперёд, о чём-то тихо беседуя, и Алексей, поняв, что они бы хотели остаться наедине, замедлил шаг, чем удивил свою спутницу.

– Давайте пойдём по этой тропинке, там растут чудесные цветы, – сказал он Ольге и попытался утянуть её в другую сторону. Она покорилась, не понимая своей невинной душою, почему они не могут пойти с теми двумя, они раньше ходили все вместе, что же изменилось сейчас?

Но она быстро оставила мысли о сестре, ведь её спутник спрашивал у неё, что она прочитала, и что ей понравилось. Она с живостью стала рассказывать ему о Жуковском, её глаза необыкновенно блестели, щёки слегка зарумянились, а волосы выбились из-под шляпки. Он залюбовался ею, почти не слушая её быструю речь, и она смутилась, заметив его взгляд. Кажется, они впервые остались наедине. В её голове закрутились мысли о том, что же положено сказать в этой ситуации. Она покраснела ещё больше, не найдя в глубинах памяти правила этикета на этот случай. Её сердце замерло, когда он наклонился и поцеловал её.

Она с ужасом посмотрела на него:

– Что это вы сделали? Зачем?

– Простите… Я не должен был… Я не подумал…

Теперь уже он был красным, как рак, и прятал глаза, но вскинул голову, когда она, подхватив подол платья, побежала по полю напрямик к дому. Через несколько минут она была уже у крыльца и птицей метнулась по ступеням, столкнувшись у дверей с сестрой, которая как раз вышла, чтобы узнать о ней.

Учащённое дыхание и волнение Ольги удивило её, она усадила её на стул на открытой веранде, где обыкновенно в хорошую погоду вся семья любила пить чай. Ольга уже успокоилась, поняла, что случилось и, посчитав себя достаточно взрослой, сказала сестре:

– Я теперь знаю, что делают юноша и девушка наедине.

– И что же? – спросила Юлия, чувствуя, как загораются её щеки.

– Целуются! – засмеялась Ольга, вскочила и побежала в дом, чем немало удивила свою сестру.

Ольга кружилась по комнате, не понимая, да и не задаваясь вопросом, что с ней происходит. Она чувствовала себя окрылённой и поняла, что случившееся с ней, было очень замечательно.

Но на следующий день, увидев Алексея издалека, Ольга так смутилась, что решила повернуть обратно и объявила сестре, что на пикник не пойдёт! Она так и сделала, и быстро пошла по направлению к дому, оставив Юлию объяснять её внезапное бегство. Алексей выглядел, как ни в чём не бывало, был спокоен и ни чем не выдавал своего волнения. Юлия внимательно следила за ним, она уже поняла, что было вчера между ними, но ничего пока не хотела предпринимать, доверяя его порядочности, а вот свою сестру хотела взять под своё наблюдение. Надо будет с ней серьёзно поговорить!

Ольга ещё несколько дней избегала Алексея, пока, наконец, ей не надоело одиночество, и она встретилась со всей компанией, и, поборов смущение и стыд, взглянула в его глаза. И больше уже ничего не видела. С этого момента они стали единым целым, и все негласно считали их парой, но вслух об этом говорить не спешили, ибо боялись разгневать их родителей. Юлия не знала, как реагировать на их союз, нужно ли сказать отцу, и решила пока обождать, ведь они ничего предосудительного не делали, к тому же, Алексей должен был осенью уехать в Петербург и поступить на службу, вероятно, после этого их симпатия друг к другу и закончится.

Но всё вышло иначе, и конец этой любви местных Ромео и Джульетты положила большая трагедия. В сентябре, когда начался сезон охоты, Николай Ильич пригласил Павла Петровича пострелять с ним дичь, в душе желая уладить их конфликт и произошедшее недоразумение. Тот, подумав, согласился, надеясь снова обсудить с ним больной вопрос о Петровом луге и склонить в свою сторону.

Рано утром, когда ещё не сошёл туман, они, снарядив ружья, потому что оба были большими любителями пострелять, отправились за несколько вёрст к лесному озеру. Егерь предупреждал, что в ближайших лесах завёлся медведь, который уже и людей в деревне перепугал, но бравым охотникам всё было ни по чём, и они, как старые приятели с шутками, словно и не было никогда их размолвки, шли вместе к назначенному месту через поля и ухабы.

Когда все заняли свои позиции, в лесу воцарилась тишина, что даже птиц не было слышно. Прошло, вероятно, около получаса, уток не было видно, а Егорка, молодой слуга Вересова, стал приплясывать на месте и вскоре отпросился у барина в кусты. Вчера, дескать, поел грибочков, а вот сегодня какая оказия приключилась! Вересов отпустил парнишку и стал всматриваться через слабеющий туман в гладь озера. Тут он услышал за спиной хруст ветки и тяжелое дыхание. Его сердце замерло. Снова шаг. Когда ты в лесу один, твоё сердце уходит в пятки при каждом шорохе. Снова какой-то звук. Вересов развернулся, и, приняв с перепугу большую тень за медведя, не задумываясь, выстрелил в упор. Через секунду он лицезрел на зелёном мху истекающего кровью Рубцова. Зачем он нарушил главное правило охоты – не покидать своего назначенного места, что его сподвигло на это, неизвестно. Он скончался от потери крови через час после вышеупомянутых событий. Пока собирали слуг, пока несли его через лес и поле на носилках… Суеты было много, а толку мало. Его не успели донести до дому, и даже врач его не осмотрел. Он ничего не сказал, сколько его не спрашивали, и ушёл тихо, не проклиная никого и не призывая ни к чему.

С этого дня семья Рубцовых погрузилась в траур, из которого Марья Ефимовна так никогда и не вышла, а в семье Вересовых установились беспокойные и тягостные дни. Радость в этот дом не собиралась возвращаться никогда.

Глава 3

Николай Ильич корил себя на все лады, дёргал себя за волосы и хватался за голову от безысходности и невозможности что-либо исправить. Если бы он помедлил всего секунду, то Рубцов остался бы жив! Эта мысль съедала его и подтачивала изнутри. Он клялся, что выстрели случайно, что не было злого умысла, но злые языки уже разнесли весть о том, что между родственниками весной состоялась крупная ссора из-за Петрова луга, да и все знали, что они враждуют. Не задумал ли Вересов так злостно и хладнокровно избавиться от человека, посягнувшего на его имущество? Не задумал ли намеренно для этого эту охоту?

– Ведь они даже не говорили друг с другом… И с чего это Николай Ильич вдруг решил пригласить своего врага на охоту? А? откуда вдруг такое дружеское участие? – задавали подобные вопросы жители обоих Ручьёв себе и своим знакомым.

Эта тема сделалась самой горячей и любимой для обсуждений, и обстоятельства гибели Рубцова обрастали новыми подробностями и свидетелями.

– Да я всего-то и отошёл в кусты на минутку…– ныл, оправдываясь Егорка, вытирая сопли. – Ну, задержался… Дело такое… Услышал выстрел и сразу вскочил! Прибежал чуть не без штанов! А там уже всё и решено… И барин в крови… Но мой барин не виноват! Нет! Он подслеповат уже стал, и видать, медведь ему и привиделся!

На него все махали рукой, не желая слушать, как он защищает своего барина. Дак, а какой слуга пойдёт против своего хозяина? Нет таких, стало быть, словам Егорки веры нет! И сплетники ходили по деревне, собирая по крупицам новые подробности данного дела.

– Ох, не оставит, Марья Ефимовна, этого дела! Ох, не оставит! – вздыхал кто-то, особо симпатизирующий Вересовым.

И она не оставила. Она облачилась в чёрное платье и чепец, её глаза, кажется, стали ещё черней и глубже, чем раньше, с лица теперь не сходило хмурое выражение, а при упоминании Вересовых и вовсе искажалось гримасой ненависти и злобы.

Через несколько дней после смерти Рубцова, к ней пришёл с повинной сам Вересов, оправившись от потрясения и взяв себя в руки, желая броситься к ней в ноги и объяснить, что не было у него злого умысла, и всё произошедшее – ужасная ошибка. Но она не дала ему возможности покаяться пред ней, потому как вовсе не пожелала его видеть и не вышла к нему.

Он стоял в гостиной с опущенной головой, несчастный и неприкаянный, теребя шляпу и не зная, как быть. К нему вышел Алексей, высокий и бледный, он пришёл так тихо, что Вересов его и не сразу заметил. Он поднял глаза, и только теперь ему удалось хорошо рассмотреть сына своего врага. Он помнил, что молодой человек всегда был вежлив с ним, в отличие от его отца, он вроде бы хорошо обращался с его дочкой и даже, кажется, давал ей книжки. Мужчина надеялся, что хотя бы Алексей выслушает его, и он сможет облегчить свою душу.

Молодой человек молча глядел на Вересова, он был печален, но в его взгляде не было ни ненависти, ни злобы.

– Алексей Павлович, мне нет прощения, и я никогда себя прощу… Но скажите ей, прошу вас, что я не по умыслу… Я хотел примириться, чтобы мы снова стали одной большой семьёй… А он… Не знаю, как он оказался рядом! Я старый дурак, поспешил, каюсь, мне бы помедлить хоть на секунду… Но рука сама… Ой, горе мне!