Шут

Тогда Дарий подошел к ним и что-то сказал на ухо сначала одному, потом другому стражнику, щелкнул пальцами и мягко улыбнулся. После этого они безропотно отодвинули засов, опустили тяжелый мост, и повозки прокатились по бревенчатому настилу. Через несколько минут удивленные комедианты были уже по ту сторону глубокого рва, окружавшего замок. Они дрожали от ночной свежести и от испуга, темная громада замка осталась позади. Небо, затянутое тучами, медленно светлело, они погоняли лошадей, стараясь как можно дальше уйти от замка.

* * *

День был пасмурным, темные тучи надвигались с севера, гонимые порывистым ветром. Начался сильный дождь, ледяной ветер пробирал до костей. Дейдра зябко куталась в теплый плащ Дария, безуспешно пытаясь согреться, она была бледна, тени лежали под глазами. Кассий с тревогой поглядывал на нее. Буря застигла актеров в лесу. Лоэрт радовался ей, поскольку она защитила путников от возможного преследования. Повозку оставили на опушке, актеры прятались под деревьями.

Неверный свет молний освещал темные стволы, отражался в зеркалах мокрой листвы, ветер завывал, качая верхушки высоких елей. Казалось, вся ярость природы обрушилась с небес на грешную землю. Дарий и Дейдра скрылись под ветвями огромной ели. Пахло хвоей, земля была теплой, ветки надежно защищали от непогоды, Дарий расстелил свой плащ, устроив удобное ложе между корней. Он пытался согреть Дейдру теплом своего тела, но ее била дрожь, девушка временами впадала в забытье и просила Дария помочь ей, не оставлять ее одну. Он пытался усыпить ее, по каплям вливал в рот чудодейственное зелье, сваренное Морганой. Дейдра только плакала, она то отстранялась от Дария, то жадно искала его объятий. Дарий чувствовал, что дни ее сочтены, и богиня судьбы уже занесла ножницы, чтобы прервать нить ее жизни. Он шептал ей нежные слова, согревал ладони своим дыханием, просил поговорить с ним, но все напрасно, Дейдра медленно покидала его, уходя в душный мир горячечных видений. Иногда она открывала глаза и внимательно вглядывалась в его лицо. Дарий говорил ей о любви, она плакала и смеялась, чаще же, впадая в забытье, что-то неразборчиво шептала, обращаясь к нему.

Когда буря стихла и актеры собрались у костра, сложенного из драгоценных сухих ветвей, Дейдра лежала без сознания, дыхание ее было почти неслышным, на щеках горел лихорадочный румянец.

* * *

На следующий день труппа нашла приют в небольшой деревне. Дарий ни на шаг не отходил от слабеющей Дейдры, достав свой кипарисовый ларец. Он посылал Лоэрта в лес за недостающими травами, он варил что-то в небольшом котелке, подвешенном над огнем, он шептал, бормотал, призывал. На третий день она открыла глаза.

– Дарий! Не зови меня оттуда больше. Мне пора. Пусть все придут попрощаться.

– Я не позволю тебе покинуть меня, слышишь?! Всей силой, дарованной мне, я верну тебя из мира теней. Я не позволю тебе покинуть меня…

– Дарий, глупенький, в тебе говорит любовь, слепая, земная любовь, ей не удержать меня. Отпусти! Не мучай ни себя, ни меня. Там лучше, чем здесь… А ты плачь, плачь, пока тело мое не предано земле, слезы принесут облегчение. Там есть река с темной водой, а за ней берег… Позови всех, дай мне проститься…

Она сказала несколько слов каждому, просила не оплакивать ее долго. Кассий сидел у ее изголовья, по его морщинистому лицу катились крупные слезы, он гладил ее по голове, прощаясь с ней. Потом она снова позвала Дария.

– Там меня ждет высокий седой мужчина. Он очень добр, он поведет меня по дороге на той стороне реки, в страну теней. Он говорит, что ты знаешь его, и просит тебя вернуться домой… Я любила тебя, мой господин, и буду любить тебя вечно. Не держи меня больше, дай уйти, туда, где тают облака и молчат птицы… Не забывай меня. Браслет возьми, в нем частичка моей души… Навсегда… с… тобой…

Перед рассветом, в самый темный час ночи, Дейдра умерла.

* * *

Это был серый мутный рассвет, небо низко висело над землей, громко кричали вороны, туман стелился по полям и скрывал дорогу. Дейдру хоронили в новом платье, расшитом жемчугом, полевые цветы украшали гроб. Комедианты по-старинному и странному обычаю, надев свои лучшие разноцветные костюмы, провожали ее в последний путь. И жители деревеньки дивились странному зрелищу: несколько человек в ярких костюмах, расшитых блестками и разноцветными лентами, под тихие стенания флейты понуро шли за белым струганым гробом, увитым цветами, по влажной дороге к деревенскому кладбищу. Невысокий мужчина, одетый просто, шел сразу за гробом, слезы текли по его лицу, он не пытался скрыть их, он бормотал странные слова, что-то о землянике и песнях. У старого клена, на самом краю кладбища, вырос небольшой холмик. Тихо шелестела листва, темную землю свежей могилы закрыли полевыми цветами, цветы быстро завяли, небо плакало мелким дождем. Дарий смотрел на мятые лепестки увядших, хрупких цветов и вспоминал Дейдру, поющую на площади, в простом платье с венком на голове. В руке он держал браслет, который Дейдра в шутку называла павлиньим, и стеклышки его отражали тусклый свет дождливого дня.

После похорон он больше не плакал и не звал Дейдру, он молчал, не поднимая глаз. Никто не говорил о ее смерти, пропасть горя пролегла между ним и труппой, навсегда разделив их. Прямо на дороге, проходящей через поле, сидя в кибитках, странствующие актеры пили молодое деревенское вино, прощаясь с Дейдрой. Кислое вино оставляло горьковатый привкус горя и расставания. Бродячих актеров ждала дорога.

На следующий день Дарий навсегда покинул их, он отправился в обратный путь. Кассий, горестно качая головой, отсчитал ему несколько золотых – гонорар Дария за последнее выступление. С его уходом для труппы наступят тяжелые времена.

Дарий долго шел один по пустой дороге. Низкое серое небо нависало над землей, ветер терзал кроны деревьев, заставлял травы стелиться по полям, касался лица Дария. Ветер уносил в прошлое кочевую жизнь комедианта и голос нежной Дейдры, слова грустной песни. Словно некая часть души Дария умерла вместе с ней. Он приказал себе не думать и не вспоминать. Все произошедшее казалось ему сном, чужим рассказом, страшной сказкой, чем-то, что произошло давно и не с ним. Он сохранил браслет в мешочке, зашив его, чтобы не видеть, но всегда носить его на груди.

* * *

Первый раз пустота поселилась в его сердце со смертью врага, второй раз – со смертью любви. Пустота сопутствовала ему, ускоряя его шаги. Он решил вернуться туда, где долгое время был его дом, туда, где в проклятом крыле замка висит портрет сказочно красивой женщины – его матери, туда, где в маленьком саду распускаются прекрасные белые розы… Мало кто обращал внимание на одинокого путника, Дарий был полностью поглощен, окутан пустотой.

Он долго шел, стараясь не узнавать дороги, небо, казалось, лежало на острых пиках елей. Дарий устал и решил остановиться на опушке соснового леса недалеко от озера. Не сразу понял он, что это то самое озеро, на дне которого живет русалка. Дарий насобирал хвороста и развел огонь, он сидел, прижавшись спиной к стволу сосны, и сквозь огонь смотрел на воду. Птицы молчали, безветренная тихая погода предвещала бурю.

– Вот и мое счастье растворилось в прошлом. – По глади воды пошла рябь. – Ты ведь слышишь меня?

Дарий достал золотую монету и нитку жемчуга, купленную накануне злополучного выступления в замке, но так и не подаренную Дейдре. Дарий просто забыл о жемчуге. Сейчас он подошел к кромке озера и, наклонившись, опустил в воду на песок монету и жемчужные бусы. Вернувшись к огню, он услышал тихий вздох благодарности. Стемнело, и у берега показалась белая призрачная фигура.

– Ты не забыл обо мне… Боль, я знаю эту боль. Ты устал. Усни! Я буду охранять твой сон. – Ее лицо было прекрасно и печально. Две янтарные слезинки скатились по щекам.

Дарий уснул. Во сне миловидная девушка улыбалась ему, был яркий солнечный день, и на озере цвели большие кувшинки. Девушка склонилась над ним и прошептала: «Слезы русалки исцеляют даже смертельные раны, но если добавить такую слезу в бокал врага, она станет сильнейшим ядом!»

Дарий проснулся, тело его отдохнуло. Огонь давно погас, он поел и начал собираться. Когда Дарий склонился над водой, чтобы умыться, то заметил на кромке песка, там, куда вчера положил жемчуг и монету, капельки янтарной смолы – слезы русалки. Он завернул их в ткань и спрятал на груди, рядом с браслетом Дейдры.

Отойдя от озера, Дарий увидел, что трава и деревья мокры – ночью шел сильный дождь. И поразился силе русалки, которая смогла отвести от него холодные струи ночного дождя.

Он долго шел, возвращаясь домой, вдыхая ароматы трав и дорожную пыль. Он вспоминал, и воспоминания эти вели его долгой дорогой.

Часть вторая. Наследница рода Мэриме

Прошел почти год после ухода Дария с бродячими комедиантами, Моргана сидела с вязанием, слушая, как завывает за окном последняя вьюга на исходе февраля. Была середина дня, но свет в окна лился слабый, блекло-пасмурный.

Сердце Морганы сжималось от предчувствия. Она отложила вязание, зажгла большую белую свечу и на черный бархат положила хрустальный шар. Этому странному предчувствию должно было быть объяснение, и ведьма всматривалась в глубину хрусталя в поисках ответа. Она увидела Корнелия, исчезающего в белой, снежной мгле. Были в этом видении щемящая тоска и необъяснимая надежда. Потом из зыбкой глубины возник образ Высокого, закутанного в темные одеяния, клубящиеся, подобно мраку первозданного хаоса, Высокий кивнул ей и исчез. На смену ему пришел Кевин, улыбка его была грустной, он протянул руку Моргане, а потом…

Стук в дверь развеял видения, ведьма накрыла шар бархатом и распахнула дверь. На пороге стоял Корнелий, его темно-синий плащ был припорошен снегом.

– Я не вовремя?

– Нет, ты очень вовремя. Проходи скорее.

Моргана засуетилась, готовя угощение для замерзшего на февральском морозе Корнелия.

– Холодно. – Он стоял у огня, согревая ладони.

– Это последние холода, в них уже слышится едва уловимое дыхание весны.

– Да, дыхание весны… Эта весна будет для меня последней. – Голос Корнелия был ровным, лицо не выражало ничего. Моргана тяжело вздохнула, глядя на него.

– Уже?

– Мое время на исходе…

– Когда едешь?

– Завтра на рассвете.

– Может, дождешься тепла?

– Нет, я должен уйти с холодами.

– Эта весна будет самой безрадостной…

– Нет, она принесет покой, я очень устал, Моргана. – Только сейчас она заметила глубокие морщины и серебряную седину его волос, перед ней был уже не прежний Корнелий, у огня стоял бесконечно усталый и немолодой мужчина.

На рассвете следующего дня Моргана проводила Корнелия. Прощание было недолгим, только удивляясь себе, ведьма поняла, что они еще увидятся. Она почувствовала это, когда смотрела на следы, оставленные конем Корнелия. Моргана поняла так же, что для нее наступило Время прощаний. Прошлой весной ушел Дарий, на пороге этой весны уходит Корнелий. Ей было грустно, хотя она знала, что маятник рано или поздно качнется в другую сторону и придет Время встреч. Только она не догадывалась, что оно придет так скоро.

Весна громко заявляла о своих правах, растаяли высокие сугробы, талая вода утекла в подземные озера. Зазеленела листва, и воздух наполнился ароматами первых, еще робких весенних цветов. Моргана проснулась на рассвете, она умылась холодной колодезной водой, замесила тесто, накрыла стол чистой скатертью и стала ждать. Хлеб в этот раз получился необычайно пышным и ароматным. Травяной чай томился в чайнике. Бутылка хорошего вина была извлечена из погреба, и многолетняя пыль стерта с нее. Весело щебетали птицы, Моргана тихонько напевала, впервые за долгое время. Она ждала, потому что знала: всадник, окутанный плащом, с каждым шагом усталого коня приближался к ее дому. Наконец, он показался на дороге. Моргана распахнула дверь.

– Корнелий!

Он подъехал к дому, тогда Моргана заметила, что перед ним, держась за поводья, сидит девочка. Лицо ее показалось Моргане странно знакомым. Но больше всего ее поразили белоснежные пряди волос, в которые причудливым образом вплетались огненно-рыжие нити. Пораженная догадкой, Моргана замерла на пороге.