Кто я тебе?

– Да что не так? – я опешил. – Тебе плохо?

– Да, мне плохо. Плохо оттого, что позволила себе затянуться всему этому на такой долгий срок. Нужно было сделать это раньше. Чёртова жалость не давала мне сказать это. Но дальше терпеть нет смысла. Лучше поздно, чем никогда…

– О чём ты? – я поднялся со стула и подошёл к жене, попытался её обнять, но та оттолкнула меня и отскочила в сторону, нервно произнеся:

– Не трогай меня, пожалуйста! Я ухожу от тебя!

– Что? – моё лицо изумлённо вытянулось. – Это что, шутка?

– Нет, блин, это действительно так. Я устала от всего этого, Асман, и ухожу от тебя. Я не могу больше так жить, как мы живём. Ты же ничего дальше своего носа не видишь и, кроме своей драгоценной работы, не замечаешь. Я живая. Слышишь? У меня тоже есть чувства, есть свои переживания, но ты давно игнорируешь меня и мои проблемы. И нет смысла сейчас стучать в закрытые двери. Я устала и хочу отдохнуть от этого всего.

– От чего ты могла устать? – вскипел я, не понимая, что за чушь несёт Карина. – И чем тебя моя работа не устраивает? Все же было хорошо. Что могло измениться и, главное, когда? Почему ты устала именно сейчас? Почему молчала раньше?

– Потому что я никак не могла до тебя докричаться! Ты никого кроме себя никогда не слушал. И ты не замечал очевидные вещи. Я давно к тебе охладела и весь девичий запал пропал. Нам уже давно не по двадцать лет, Асман. Я хочу нормальную семью, нормальные отношения. Мы живём как соседи и нас, похоже, это и устраивало. Ты давно не вызываешь во мне той страсти, которая была раньше. Все меняется, и мы в том числе. Кроме уважения и лёгкой привязанности я ничего более к тебе не чувствую, Асман. Прости, но это действительно так.

– Но я же люблю тебя! Я горы готов свернуть ради тебя! Что, черт возьми, происходит, а Карин?

– Просто я давно не люблю тебя. Прости, – жалобно протянула Карина, отвернувшись к окну, выглядывая во двор. – Нет смысла и дальше рушить наши жизни. Просто давай разойдёмся друзьями, и не будем усугублять и без того шаткое положение.

Я подошёл быстрым шагом к Карине и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, но не стала противиться.

– У тебя кто-то появился? Ответь честно, – хриплым голосом спросил я, не в силах поверить, что этот неприятный разговор вообще состоялся.

– Нет. У меня никого нет.

С души как будто камень свалился. Я прижался к родному телу, попытался её обнять, но Карина вырвалась.

– Не надо, прошу. Я ведь не шучу, Асман.

Я горько усмехнулся.

– Хочешь уйти навсегда? А как же я?

– Ты найдёшь себе ещё женщину, с которой будешь счастлив. Вот увидишь.

Но держать меня против моей воли не надо. С тобой я не чувствую свободы. Когда-нибудь ты это поймёшь и будешь мне ещё благодарен.

И в тот же вечер она собрала все свои вещи из квартиры и переехала в наш достроенный дом, который позже, по решению суда, был оставлен в её пользу. Так же она забрала часть общих денег и одну из машин, оставив меня одного на произвол судьбы в моей крохотной квартире, которая досталась мне в наследство от деда. Я проклинал тогда всё на свете, пытался всеми силами вернуть свою любимую и самую дорогую женщину, но после развода Карина охладела ко мне полностью. Она не подпускала меня на порог своего дома, не брала трубку, когда я пытался ей позвонить. Я шпионил за ней, старался проследить с кем она встречается, что делает и как, вообще живёт без меня, но она не постеснялась подать на меня заявление в полицию о том, что я якобы её шантажирую и домогаюсь. Коллеги посмеивались надо мной, кто-то сочувствовал и просили мягко, чтобы я отвязался от бывшей и дал ей жить спокойно. На несколько месяцев я вышел из строя. Серьёзно пил, переживал, лишился сна и аппетита. И когда чуть не потерял работу, более-менее стал приводить себя в форму. Ежедневно пропадая на работе, на тренировках, я попытался спрятать глубоко в себя свою боль, обиду и злость. Постепенно жизнь пришла в норму, но легче не становилось.

Год прошёл мучительно медленно. Но иногда, словно раскалёнными прутьями, протыкая тело насквозь, на меня накатывали воспоминания, напоминая мне о том, чего я лишился и, как я мог вообще это допустить? Я постарался избавиться о напоминании о Карине, спрятал далеко все наши свадебные фотографии, поубирал с глаз долой всё то, что она в спешке забыла и могла напомнить о себе. Пытался пару раз построить отношения с женщинами, но так ничего и не получилось. Не хотелось никого обманывать, чего-то обещать и эти обещания не выполнить и, снова оказаться у разбитого корыта.

И вот, мне на пути случайно (или нет), попадается девушка, наивная, такая молоденькая и нежная, словно ангел, которая предлагает мне быть моей, и у меня ни с того ни с сего от этих слов башню срывает. Ну то, что девушка всеми силами пытается вырваться из плена заточения – это понятно. Тут только дурак может не понять, что меня просто хотят использовать, чтобы только вырваться на волю. Всё ясно как божий день и вызывает лишь саркастическую улыбку. Но с чего это вдруг я так заинтересовался этой идеей? Хороша чертовка, ничего не скажешь. Аж кровь бурлит о воспоминании о ней. А что если попользоваться своим положением? Почему бы и нет? У меня уже больше полугода не было интимных отношений. Отчего бы не воспользоваться подарком судьбы и не взять то, что само плавненько идёт в руки? Выйдя из душа, я решил не торопиться со своими поспешными выводами и попытался утихомирить взбудораженную плоть. Нужно прилечь спать. Утро вечера мудреней. Завтра всё решится, а пока нужно занять себя чем-нибудь другим.

АЛИСА

Часы ожидания в тесной камере, куда с трудом проникал солнечный свет и было так душно, что хоть футболку выжимай, были сродни погребению заживо. Мне не хватало воздуха, было тяжело дышать. Мне не хотелось есть, заставляла себя через силу. Сон пропал, и каждая минута казалась вечностью. Я ходила из угла в угол, пытаясь понять, как я смогла так облажаться и попасть сюда, потеряв всю бдительность и инстинкт самосохранения. Не нужно было недооценивать соперницу и полагаться на своё тщеславие, а теперь придётся пожинать плоды. Нужно ещё постараться доказать, что этот злосчастный пакет, в котором непонятно что находится, мне подкинули. А если понадобится адвокат? Где мама найдёт деньги? Работа учительницы не приносит масштабного дохода, да и Артём не из богатой семьи. Кто сможет помочь? Господи, сколько же проблем я огребла на свою непутёвую голову и всё из-за этой проклятой Зайцевой! Чтоб ей пусто было. Поди рада теперь гадина, что смогла мне насолить. Да не просто насолить, а конкретно так подгадить, причём на хороший уголовный срок!

Первые дня три я находилась в камере временного изолятора одна, а на четвёртый день ко мне подселили какую-то женщину, лет тридцати пяти. Причём по ней было видно, что она наркоманка. Порванные чёрные джинсы были в пыли, стоптанные кроссовки так же были покрыты толстым слоем грязи. Голубая футболка в некоторых местах была порвана и виднелся бежевый замусоленный бюстгальтер. Короткие рыжие волосы были взъерошенные и мокрые, будто её окатили водой перед тем, как посадить сюда. Карие глаза горели безумством, а изо рта вырывалась нецензурная брань и истошные крики.

– Выпустите, сволочи! А ну двери откройте! Я же вас всех урою, уроды!

Она билась о дверь и руками, и ногами и даже головой. Падала на пол и каталась по нему, словно у неё начался приступ эпилепсии. Мне стало страшно. Я забилась на своей кровати в угол и старалась подавать вида, будто меня здесь нет. Но она заметила меня и подбежав ко мне, стала орать на меня, будто это я виновата во всех её злоключениях.

– Что ты смотришь?! Нравится смотреть? Нравится, да, я тебя спрашиваю? А может ты с ними заодно? Что хлопаешь глазками корова, я ж тебе лицо сейчас расцарапаю! Чтоб неповадно было!

Я сжалась в тугой комочек ожидая нападения, но женщина лишь истошно визжала, до тех пока дверь отворилась и на пороге появились двое полицейских.

– Сидорова! – гаркнул один из них. – Ты что буянишь? А ну быстро угомонилась! И перестань приставать к задержанным, или отхватить хочешь?!

– Давай-давай, жеребец, только посмей меня тронуть. Я потом вас всех засужу на хрен, мусора!

– Рот закрыла! – не вытерпел второй и двинулся на неё с дубинкой. Замахнулся, но бить не стал.

Женщина ещё что-то пыталась вякать, то впадая в озлобленную истерику, то рыдала от безысходности, но в итоге угомонилась, видимо поняв, что никому её дешёвые концерты не интересны. Она легла на соседнюю кровать и отвернулась к стене, что-то бубня себе под нос. По моему телу с головы до ног пробежала долгая дрожь ужаса. От такого соседства я точно была не в восторге, а что будет, если меня посадят? Я беззвучно разрыдалась, понимая, что должна предпринять всё, чтобы во что бы то не стало отсюда выйти. И молила бога, чтобы в пакетике была обычная сода, и тогда я со спокойной душой выйду отсюда и, постараюсь, больше таких оплошностей не нарушать.

Но чуда не произошло. На другой день меня привели в кабинет следователя Айдарова. Подходя к его кабинету, у меня задрожали поджилки. Ничего хорошего я не ожидала, хоть и надеялась, что всё образумится и, моё временное заключение, окажется обычным кошмаром. Как и в первый день нашей первой встречи мужчина выглядел сосредоточенным и строгим, сидя за своим столом, уткнувшись в многочисленные кипы бумаг, лежавших перед ним на широкой столешнице. Я могла бы назвать этого мужчиной красивым, хотя он намного лет был старше меня и, такие как он, были не в моём вкусе. Смуглый, высокий, метра под два ростом, с накаченными ручищами, и большими ладонями, с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Голова была лишена волосяного покрова, а на лице проглядывалась небольшая щетина, что не портило его, а добавляло некоторого шарма. Тёмно-карие глаза были холодны и безразличны. Полные губы, наверное, красиво бы изгибались в улыбке, но я всего лишь могла это предположить, так как кроме бездушного суждения с этих губ я ничего не слышала, а уж улыбку не видела подавно. Встретив такого на улице, я могла бы обронить на него случайный взгляд, но не более того. Сейчас же он внушал мне страх и, какую-то тайную заинтересованность. Могла ли я отыскать от него снисхождения? Да, но только в непринуждённой обстановке и уж никак не тогда, когда он сидел за своим рабочим местом, рассматривая дела наркоманов.

Он попросил меня присесть, а потом продекламировал, что в пакете, который был найден при мне нашли наркоту. Меня аж затрясло от этой новости. Вот теперь я точно влипла! Я пыталась сказать что-то в своё оправдание, но следователь был неумолим и голос его был прохладен, словно декабрьский ветер. Сердце стучало так громко, что отдавалось в ушах, а мозг болезненно стал искать альтернативу всему происходящему, а с губ уже предательски вырвалась отвратительная фраза, от которой я чуть позже не свалилась в обморок:

– Я сделаю всё, что вы захотите! Я буду вашей… Лишь вашей. Когда захотите, как захотите… Только… Только не закрывайте меня!!!

В ответ послышался громкий смех, который противно прозвучал в ушах. Конечно, он принял всё это за шутку, а я побледнела от омерзения своих слов, которые посмела предложить незнакомому мужчине, имея при этом парня, который переживает сейчас и ждёт, когда я выйду отсюда. Так противно от своих действий мне ещё никогда не было. Я извинилась, а после меня отвели в изолятор. Сумасшедшая соседка прыгала по кроватям и просила её освободить. Мне пришлось нехотя лицезреть все её неприятные сцены, но ближе к ночи она угомонилась и с храпом уснула. Я же, погрузившись в свои мысли, попыталась заснуть, но у меня ничего не выходило. Я всей измученной душой понимала, что теперь всему моему будущему пришёл конец. Это самое дно, на которое я опустилась не по своей воле, но должна буду унизительно пройти этот путь до конца. Слёз уже не было. Осталось только немая боль, которая поглотила с головой. Я попытаюсь справиться. Ради мамы, ради Артёма, ради тех, кто переживает сейчас за меня. Я должна быть сильной. Иного выхода нет и, похоже, не будет.

На следующий день, часам к десяти, в камеру заглянул полицейский и сухо произнёс:

– Дворцова, на выход.

Я покорно пошла следом. Меня вновь привели к следователю, который вёл моё дело. Оставив меня в кабинете, сопровождающий удалился, прикрыв за мной дверь. Айдаров стоял ко мне спиной у окна и смотрел вниз, на улицу. За окнами шёл дождь. В кабинете работал кондиционер и было свежо и прохладно. Я тяжело вздохнула, хотя здесь и было намного легче дышать, но стены давили похлеще, чем в изоляторе.

– Добрый день, Алиса, – мужчина повернулся в мою сторону и не спеша подошёл, потом встал передо мной на расстоянии вытянутой руки, присел на рабочий стол и, пристально на меня посмотрел. Мне стало неловко, я отвернулась в сторону, сосредоточив свой взгляд на горшке с цветком, который стоял на окне. – Я бы хотел поговорить о вчерашнем нашем разговоре.

Я густо покраснела, опустив взгляд на пол, который был покрыт коричневым линолеумом, в некоторых местах протёртый и поцарапанный, видимо мебелью.

– О чём именно?

– Не скромничай, – усмехнулся Асман, скрестив руки на груди. – Всё ты прекрасно понимаешь. Или хочешь, чтобы я напомнил?

– Нет, не нужно, – я сглотнула вязкую слюну и подняла на него испуганный взгляд. – Я не думала, что вы воспримите мои слова всерьёз.

– Правда? То есть, ты хочешь сказать, что ты сказала всё это впустую?

Я промолчала, он хмыкнул и встав, снова отошёл к окну.

– Жаль. Потому что я собирался достать тебя из того дерьма, в которое ты вляпалась. Но раз ты…

– Стойте! – я обхватила пылающее лицо ладонями и глухо произнесла: – Я не отказываюсь от своих слов, но я должна быть наверняка уверена, что вы действительно вытащите меня из этого ада, и я никогда не вернусь сюда больше.

Айдаров довольно улыбнулся, обнажая ряд белоснежных зубов. Но эта улыбка мне совсем не понравилась. Улыбка хищника, который медленно и уверенно заводит свою жертву в тупик и собирается хладнокровно растерзать.