Путь домой. Четыре близнеца

Генрих Рай благодарно кивнул и поспешил объясниться:

– Да, для этого я и пришел. И прежде всего я благодарю Всевышнего за то, что он послал мне встречу с вашим сыном и вами, сударь… Значит, я не ошибся! Вас и герцога Бетенгтона связывает очень давняя, длинная история, скажем, взаимной нелюбви?

– Да, вы правы. Герцог давно не напоминал мне о себе, но когда-то наши жизненные пути были переплетены более, чем тесно… Вы сказали, что сын герцога похож на Антуана?! – и граф кинул тревожный взгляд на притихшего пораженного сына.

– Да, невероятное сходство! Это известие вам не кажется безумным бредом?

– Я боюсь поверить вам, но… такая возможность всё же существует…

– Отец?!! – Антуан не удержал изумлённый возглас, и граф ответил ему печально виноватым взглядом.

Рай же торжествовал и уже плохо это скрывал:

– Что ж, сударь, похоже, я не ошибаюсь в своих догадках.

– Я слушаю вас… – граф снова исполнился предельного внимания.

– Да… Ох, признаюсь, от этого открытие у меня даже чуть кружится голова… Не передать словами, как я рад нашей встрече, господа!!! Что ж… позвольте мне быть не слишком кратким…

Рай нашёл-таки силы обуздать своё волнение, выровнять дыхание. Он опёрся на поручни кресла, его кисти сами собой сошлись в крепком замке. Потребовалось какое-то время, чтобы мысли пришли в порядок, и тогда, ещё раз посмотрев на превратившихся в слух графа и Антуана, Рай начал рассказ:

– Господа, я заранее извиняюсь за свою многословность, но, думаю, будет правильнее начать издалека… Двадцать с лишком лет назад меня знали под именем Клинок. Это было имя, перед которым трепетали многие отпетые негодяи Бриании, быть может, потому что считали меня лучшим среди них. Я жил за счёт негодяев и тем оправдывал себя. Подниматься выше я не имел ни возможности, ни желания… Но это дело давно минувших дней, и я коснусь его настолько, насколько это касается сути моего рассказа. Это было время, когда я потерял всякий вкус к жизни, потерял самое дорогое, что у меня было, свою любовь. Герцог Бетенгтон услужил мне.

Граф невольно содрогнулся, и Рай, заметив это, лишний раз убедился, что находился на верном пути.

– Бетенгтон отнял у меня невесту, – продолжал Рай, – Не для её счастья, а для собственной забавы. Это случилось в моё отсутствие… Уверен, герцог до сих пор и не подозревает, что я знаю о совершенном им злодеянии. Мне следовало бы его убить, но он из тех, кто живёт одним днём и смеётся над смертью. Поняв это, я избрал другой путь, чтобы отомстить ему. Я стал его другом. Да, герцог уважал меня и боялся, и до сих пор сохранил что-то похожее на это чувство, – Рай нашёл в графе и его сыне воистину благодарных слушателей и решил больше не томить их, – Однажды меня занесло на его остров, этакий бастион, минимум на милю со всех сторон окружённый водой. Что меня туда привело, и чем я там занимался, я, пожалуй, умолчу. Вам будет интересно узнать другое. В том замке я нашёл чудо природы, четырёх где-то двухгодовалых малюток, похожих друг на друга как звезды на небе. Стоит ли говорить о моём потрясении?! При них был немой слуга, немой, но не глухой. Бедняге, уже не знаю кто и за что, отрезал язык, но слышал он хорошо и "да", "нет" я смог от него добиться. Мне стало известно, что это дети богатого фрагийского дворянина, выкраденные из родительского дома по приказу герцога Бетенгтона.

Граф резко ударил кулаком по столу и так оставался недвижим какое-то время.

Генрих посмотрел на его сына, и сердце его сжалось. Сейчас он видел дорогое его душе лицо, но это был не Фрэнк, хотя… Антуан в эту минуту, сильно задумавшись о чём-то своем, как видно тоже не весёлом, не смотрел на него, и потому Раю всё же приходилось делать над собой усилие, чтобы не видеть в нём своего воспитанника. Сходство потрясающее! Раю невольно припомнился недавний сон… Но нет, сейчас время для других воспоминаний.

– Я помню три пары голубых глаз, смотрящих на меня с мольбой и детской доверчивостью… – продолжил Рай, но граф тут же перебил его:

– Три?!

– Да, три. Четвёртый лежал между ними в страшной горячке и был без чувств. Разумеется, имени их родителей я не узнал, их слуга был неграмотен, писать не мог, да признаться, тогда это и не особо меня заботило. Хватало того, что это было известно слуге. Я насилу уговорил его бросить больного и спасать оставшихся троих. Тот, четвёртый, был безнадёжен. Для детей его возраста такая горячка верная смерть. Короче, я помог немому вместе с детьми сесть в шлюпку. Он чётко выполнил мои указания, добрался до берега, нашёл указанное мной укрытие и дождался, пока там появлюсь и я. Мне удалось это сделать только к полудню следующего дня. К тому моменту исчезновение пленников, конечно же, уже обнаружили, но никому и в голову не могло прийти связать это со мной. Мы с немым бедолагой привезли детей в Туманную Гавань, и я оплатил их переправу через пролив. Немой получил от меня довольно большую сумму. На этом мы и расстались, ведь я не мог вместе с ним покинуть Брианию… Признаюсь, я до сих пор не знаю, что мною тогда больше двигало, желание насолить герцогу или сострадание к судьбе малюток. Не знаю… Всё прошло тихо. Я был уверен в успехе их побега, но где-то через пару недель до меня дошли вести о том, что переправлявший их корабль попал в шторм и затонул, а оставшийся в плену мальчишка, как я и предполагал, умер. Это легло тяжелейшим камнем на мою душу. Я чувствовал себя в ответе за случившееся несчастье, но… Мне оставалось лишь оплакивать загубленные детские судьбы и каяться…

Какое-то время в комнате царила мёртвая тишина. Сам Рай вдруг почувствовал потрясение от своего рассказа, что уж говорить о слушателях… Молчание нарушил Антуан:

– Но вы говорили, что воспитали… моего близнеца, – пронзительный взгляд юноши даже смутил Рая.

– Да, и это другая глава моей повести… Я по-прежнему поддерживал связь с герцогом. Я был ему нужен и потому изредка даже бывал в его дворце. Когда у него появился сын, не знаю, но я заранее возненавидел этого мальчишку. Неудивительно, что и он меня недолюбливал. Тогда это меня не волновало. Но… Где-то десять лет назад герцог обратился ко мне с более чем странным предложением взять на себя воспитание его сына! Это совпало с моментом, когда я уже всерьез подумывал остепениться, и я удивил сам себя, согласившись стать воспитателем отпрыска своего врага. Возможно, я почувствовал, что пробил мой час. Герцог уезжал бог знает куда, бог знает, насколько, и я должен был заменить его в его поместье. Так я стал наместником герцога Бетенгтона и главным наставником юного Френсиса Бетенгтона. Признаться, меня всегда забавляли размышления над тем, чего герцог желал своему ребёнку, отдавая его во власть такому человеку, как я… Ведь он меня знал, как отпетого негодяя, человека тёмного и жестокого. Похоже, сегодня я нашёл ответ этот вопрос…

Рай невольно усмехнулся и тут же продолжил:

– Оказалось, что мы с Фрэнком были нужны друг другу. Ребёнок не имел матери, по сути, не знал отца и, окружённый во всем потакающими ему няньками, был очень одинок. Я же давно расстался с надеждой иметь семью и детей, шёл по жизни один, как перст. Признаться, я вообще не очень любил детей, но в этом маленьком герцоге я очень скоро почувствовал родственную душу. Да, мы в самом деле были нужны друг другу! Я понял это и, прежде всего убрав от него всех опротивевших ему нянек, сам занялся его воспитанием. Так, очень скоро мы подружились… Получая письменные указания герцога, я делал всё прямо наоборот и вырастил блестящего дворянина, полную противоположность ожиданиям герцога. Френсис образованнее многих людей своего круга. Я приглашал к нему лучших учителей по всем ныне известным наукам. Я учил его, учась сам… Поверьте, любой отец мог бы гордиться таким сыном, как Френсис!

При таких словах брианца граф открыто улыбнулся, чем нехотя смутил Рая. Казалось, что тот даже растерялся, потерял нить своего рассказа. Впрочем нет, пауза была недолгой, уже через минуту Рай вернулся к прерванной истории:

– Его Светлость герцог Бетенгтон вернулся домой месяц назад. Он не видел сына больше десяти лет, но при встрече, было ясно видно, он испытал чувство очень далёкое от радости. Казалось, он своим взглядом был готов просто испепелить бедного Фрэнка. Признаюсь, эта столь нерадушная встреча старшего и младшего Гейсборо вдруг навела меня на мысль, которая сегодня, благодаря нашему с вами знакомству, превратилась в уверенность… Уж слишком сильно ваши сыновья похожи на вас, Ваше Сиятельство! Теперь я уверен, герцог плетёт вокруг Френсиса какие-то жуткие интриги, понятные пока лишь ему одному. Я отсутствую во дворце меньше суток, и хочется верить, что ещё ничего страшного не случилось… Так что, ясно как божий день, что тот несчастный ребёнок выжил, подозреваю что и остальные тоже… Пожалуй, вот и всё, что я хотел вам сказать, сударь. Ещё раз прошу простить меня за, что я был так многословен, – и Рай замолчал.

Что ж, граф кивком поблагодарил гостя за этот рассказ, встал и отошёл к окну, да так там и замер. Ни Антуан, ни Рай не могли видеть его лицо, но прервать задумчивость Его Сиятельства никто из них не решался.

А тем временем над Туманной Гаванью ползли тяжёлые тучи, всем своим видом грозя затяжным дождём. Мгла сгущалась всё больше и больше, поглощая земной мир и небесный.

И вдруг граф ожил:

– Ко дворцу Бетенгтон по-прежнему ведёт превосходная дорога?

– Да, верно, сударь, – Рай невольно обратил внимание на осведомлённость графа, но всё же счёл возможным уточнить, – Хоть это и не самая короткая дорога, путь по ней займёт максимум часа три быстрой езды.

– Превосходно. Едем!

– Но, сударь, право, нет необходимости так спешить! – вскинулся Рай.

Но граф не был готов к отказу, с сомнением повёл головой.

– За окном непроглядная ночь. Если выехать на заре, мы ничего не потеряем, – уверенно заявил Рай и, видимо, желая придать слова больше веса, даже поклонился, словно уже и забыл, что совсем недавно и сам собирался отправиться в дорогу именно ночью.

– Но, если я не ошибаюсь, будет дождь… – нахмурился граф.

– Будьте уверены, Ваше Сиятельство, дождь этой дороге не страшен.

И граф, наконец, выразил некоторое сомнение, призадумался.

– Отец, – вскинулся и Антуан, – Может быть, и правда не стоит спешить? Мы ничего не потеряем, если проведём ночь в тепле, а вы расскажите нам историю вашей с герцогом вражды.

– Звучит заманчиво, – улыбнулся граф сыну, но уже в следующую секунду его пытливый взгляд упёрся в гостя, – Господин Рай, вы ясно заявили, что с вашей помощью Френсис не оправдал надежды герцога. Это позволяет мне предположить, что между ними сложились очень непростые отношения… И вот вы здесь, в Туманной Гавани, совершенно очевидно волнуетесь за своего воспитанника. Но в то же время, вы считаете возможным задержаться. Что ещё вы нам не сказали?

– Да, верно, сударь, – Рай улыбнулся, поняв, что граф услышал больше, чем ему было сказано, – Меня, наконец, выставили из дворца… – и брианец кратко рассказал о том, как Гарри Патерсон попытался опоить его. В завершение рассказа Рай показал записку, в которой содержался приказ держать его пленником до особых распоряжений.

– Значит, у нас ещё есть время, – сделал вывод граф.

– Я тоже так думаю, – с надеждой в голосе поддержал его Рай, – Сегодня меня должны были повязать. Значит, если что и начнётся, только завтра. Эх, с самого начала было ясно, что меня пытаются скинуть с шахматной доски, но я наивно полагал, что ещё есть хотя бы один шанс из ста удержаться… Вот уж не думал, что этот самый шанс приведёт меня к вам. Не даром люди говорят – нет худа без добра! Такая новость! С ума сойти! Вот, значит, почему о жене герцога и её семье почти ничего неизвестно! Я всегда думал, что слишком уж много странного забвения вокруг этого вдруг сгинувшего рода. Люди единодушно списывали эту таинственность на неразбериху, порождённую бушевавшей тогда в Бриании гражданской войной. Но, оказалось… Да… Наконец-то Френсис сможет скинуть с себя эти оковы и обрести настоящую семью!

– Конечно, господин Рай, – воскликнул Антуан, – Френсис никуда от нас не денется. И с герцогом, похоже, будет весёлый разговор. Верно я понимаю, отец?

Да, Антуана и Рая просто распирало от любопытства. Слишком многое ещё было не сказано. Граф взглянул на них, усмехнулся и, наконец, принял решение:

– Хорошо. Поедем на заре, – и это решение не подлежало дальнейшему обсуждению.

Граф вернулся на своё место, и стало ясно, что он собирается говорить. Его рассказ обещал быть не менее интересным, чем рассказ Рая. Его Сиятельство с каким-то мягким теплом посмотрел на Генриха, и этот взгляд тронул того до глубины души. Так на Рая порой смотрел Френсис, но это был его отец, настоящий отец, и душа брианца преисполнилась гордости. Он воспитал для этого человека достойного сына, хотя уже где-то вдалеке дала о себе знать и ревность. Герцог мог очаровать, обмануть Френсиса, но только граф мог стать для юноши другом. Почему-то Рай сразу уверовал в это.

– Что ж, сударь, я очень признателен вам за искренность и знаю наверняка, что никогда не смогу по-настоящему отблагодарить вас, – мягко, но без излишней нежности произнес граф, – Вы вернули нам с женой самое дорогое, что у нас есть на свете, наших детей… Теперь и Френсис войдёт в нашу семью и займёт в ней достойное его место, место, предназначенное ему от рождения. Уверен, герцог замышлял сделать из него изощрённое орудие пытки для нас с графиней, но, как я понял, вашими стараниями, его планам не суждено было сбыться. Видно, сам Господь послал вас нам в союзники… Слова всего не передадут. Потому я умолкаю и просто склоняюсь перед вами. Знайте, всегда и во всём вы можете рассчитывать на меня, мои знания, деньги и власть. Я ваш должник, и, если хотите, друг.

От таких слов графа Рай так расчувствовался, что даже ощутил ком в горле:

– О, что вы, Ваша Светлость! Право!.. Мне не надо большей награды, нежели честь считать себя вашим другом!