Сонный Дом

А вот с Фини всегда были одни проблемы. Несмотря на усилия бабушки, возжелавшей заниматься образованием внучек, Фини совсем не нравились бабушкины варианты. Она не хотела петь, играть на пианино, заниматься спортом. Бабушка Эльвира упорно водила ее то на танцы, то на плавание, то в разные интеллектуальные клубы и даже на мастер-классы по рукоделию, но Фини везде было скучно.

После каждой попытки бабушка страшно злилась и укоряла младшую внучку в том, что та не интересуется ничем достойным. Но Фини отвечала, что это неправда, у нее есть любимое дело – рисование. Особенно ей нравилось рисовать глаза! Фини где-то слышала, что, глядя в глаза человеку, можно увидеть его истинную душу, и ей хотелось узнать, есть ли душа у деревьев, цветов, лавочек в парке или, скажем, у маминой любимой чайной посуды. А еще Фини любила рисовать обычные вещи по-необычному: чайники и чашки со смеющимися или грустными глазами, вазы в полосатых штанах и юбочках, телевизор с тонкими ножками в вязаных носках или диван, который спал на своих подушках. На ее рисунках обычные вещи сразу становились интересными и нескучными. Но бабушка приходила в ужас от ее работ, а папа замечал, что стиль неплох, но его пугают чашки с большими глазами. Мама сдержанно хвалила ее рисунки, и только тетя Лиз, мамина младшая сестра, обожала рассматривать творения Фини и даже говорила, что у племянницы нестандартное творческое мышление, как у нее самой в детстве.

– Таким фантазерам, как мы с тобой, Фини, приходится нелегко, – говорила тетя Лиз за чашкой чая со своим любимым яблочным пирогом. – Мы слишком сложные для этого мира, а большинство людей привыкли к простым, понятным вещам, которые давно разложены по полочкам.

Слыша это, бабушка Эльвира всегда закатывала глаза и шумно вздыхала, поскольку считала мамину сестру большой чудачкой. Своего единственного сына Андрея – Фининого папу – она воспитывала в строгости, и он стал аудитором, правда, пока в не очень большой компании.

В конце концов бабушка сдалась и записала Фини в художественную школу, которую возглавляла ее подруга детства.

Вначале Фини там понравилось: повсюду были развешаны картины, написанные маслом, в классах вкусно пахло красками, и никто не запрещал рисовать. Она держалась целый год, рисуя скучные натюрморты и головы безликих мраморных людей, пока не пришло время годового экзамена.

Директриса лично выступила перед каждым классом, убеждая учеников проявить себя и нарисовать лучший натюрморт в своей жизни, потому что на экзамен должен был приехать какой-то важный человек, от которого зависело увеличение финансирования их образцовой школы.

Фини как никто прониклась пламенной речью директрисы и на итоговой годовой работе сотворила свой лучший натюрморт. На ее рисунке и у пузатой вазы, и у всех ее пионов, и у блестящего красного яблока, и у крутобокой желтой груши, и даже у каждой виноградинки на грозди винограда были глаза. Все это великолепие разместилось на плоской широкополой шляпе веселого бородача с лицом, густо усыпанным веснушками, – Фини перерисовала его с одной старинной английской открытки. Как позже выяснилось, бородач обладал неожиданным портретным сходством с тем самым важным человеком, от которого зависело финансирование школы. Вот только оригинал, в отличие от портрета, не отличался веселым нравом и, увидев рисунок Фини, почему-то очень рассердился и попросил ее покинуть класс.

На следующий день директриса пригласила бабушку Эльвиру к себе на чай. Бабушка вернулась через два часа и не сказала притихшей Фини ни слова. Только ее поджатые губы свидетельствовали о том, что разговор с подругой получился неприятным. После этого инцидента в художественную школу Фини больше не ходила.

В результате бабушка Эльвира махнула на нее рукой и сосредоточилась на старшей внучке Элле, которая, по ее выражению, «имела все шансы повысить социально-экономический статус семьи».

Вначале Фини обрадовалась: наконец-то ее оставят в покое! Но, увы, этим мечтам не суждено было сбыться…

Вообще-то все началось, когда Фини исполнилось четыре, – именно тогда с ней произошла первая странная история. Она вдруг впала в очень глубокий сон. Это случилось во время новогоднего гадания. Элла с подружками зажгли свечи по всей комнате и принялись по очереди высматривать суженого в большом круглом зеркале, висящем на стене. Фини тоже разрешили заглянуть, но она увидела в глубине зеркальной глади лишь отражение дрожащего огонька свечи, и почему-то ее сразу начало клонить в сон.

Возможно, Фини тогда просто устала, но заснула прямо на полу, а проснулась через целых три дня.

Случай повторился, когда Фини поехала в детский лагерь, который находился в старинной усадьбе. Сначала все шло хорошо. Старый дом очень понравился Фини – половицы в коридорах и лестницы были покрыты узорчатыми толстыми коврами, на стенах днем и ночью сверкали витые канделябры из хрусталя и меди, на старых медных карнизах висели тяжелые гардины и тюль, и даже в столовой кое-какая посуда была из серебра. Фини ходила по коридорам и представляла, что их семья живет не в маленькой квартире, а в таком вот сказочном особняке с кучей комнат, с необычными вещами и с огромным зеленым садом. В лагере не приходилось скучать, и Фини, записавшись на всевозможные секции и мастер-классы, быстро завела друзей.

В тот странный вечер в усадьбе отключили электричество, и в общей гостиной зажгли свечи в старинных подсвечниках. Сразу стало очень уютно и весело, старшие ребята начали рассказывать страшные истории, устроив настоящее театральное представление. Но тут Фини приметила отражение огонька свечи в начищенном до блеска медном подсвечнике и захотела спать.

Разбудили ее только через три недели. Вот тогда-то ее родители всерьез забеспокоились. Фини пришлось побывать у множества докторов, но все они разводили руками: девочка была абсолютно здорова.

А через некоторое время семья поехала в Грецию, где планировалось провести две недели. Но уже на третий день Фини снова заснула, завороженная праздничным уличным карнавалом, – в этот раз на целый месяц. Все, что она помнила, – отражение яркого отблеска пламени факела в витрине магазина.

Именно в Греции Фини догадалась, что впадает в глубокий сон, когда видит отражение пламени, и совершенно неважно, огонек ли это свечи или газовый фонарь. Она попыталась рассказать о своем открытии Элле, но та не захотела слушать и тут же сообщила родителям, что младшая сестра сошла с ума.

Фини вновь потащили к докторам. После этого похода она предпочла больше ни с кем не делиться своими догадками.

А еще через какое-то время у Фини начали расти синие волосы. Мама пыталась коротко стричь их, надеясь, что волосы снова станут каштановыми, но, увы, этого так и не произошло, и с тех пор Фини носила симпатичную, но короткую прическу-шапочку, которая только прикрывала уши.

Родители пытались убедить себя, что волосы у дочери все-таки каштановые, как у мамы, просто с необычным синим отливом, но волосы не изменились и через год, и тогда было решено снова показать ребенка врачам. Здоровье Фини оказалось в полном порядке, и доктора, все как один, советовали подождать, пока она вырастет. Ну а после, туманно намекали они, «само пройдет».

Но волосы Фини с каждым годом приобретали все более насыщенный синий цвет. Влад злился, что из-за младшей сестры они никуда не ездят отдыхать, и доставал ее прозвищем Финька-синька. И все его друзья, которые приходили к ним смотреть разные спортивные турниры или рубиться в онлайн-игры, тоже называли ее только так. Причем больше всех усердствовал лучший друг Влада Глеб, который Фини немного нравился, потому что умел забавно шутить и у него была красивая улыбка.

Фини даже подумывала влюбиться в него, но один случай все испортил. Однажды Глеб во всеуслышание заявил, что взгляд Фини его пугает, словно на него смотрит дикий лесной зверек с огромными перепуганными глазами и на тонких ножках. Вся компания захохотала, а оскорбленная Фини убежала в ванную переживать. Через какое-то время она все же решила выйти, ведь мама часто говорила ей, что можно подружиться с любым человеком, если на обиду отвечать улыбкой.

И Фини честно попробовала. Она искренне улыбнулась Глебу, когда проходила мимо гостиной, но парень в ответ изобразил испуг: схватился за сердце и начал биться в мнимых конвульсиях, а потом еще показал ей неприличный жест, и все снова захохотали, даже Влад, хотя потом все же прикрикнул на друга, чтобы не доставал сестру. А Фини тогда поняла, что взрослые не всегда правы, поскольку часто не видят всей правды.

Разозлившись окончательно, она пожертвовала двумя пирожными с густым сливочным кремом, испеченными тетей Лиз, и засунула их в ботинки Глеба, по одному в каждый. Пусть знает, что она сумеет постоять за себя, несмотря на то что у нее тонкие руки и ноги!

Когда все друзья расходились, Глеб, который всегда спешил, первым засунул ноги в ботинки. Раздалось характерное «чавк!», которое никто, кроме Фини и ее жертвы, не услышал. Глеб недоуменно уставился на ноги, затем до него дошло: он позеленел, побелел и вдруг залился краской по самые уши.

Мама первая заметила, что с ним что-то не так.

– Тебе нехорошо, дорогой? – тревожно спросила она.

Но Глеб только помотал головой, краснея еще больше.

Фини злорадно усмехнулась. Она знала, что тот никогда в жизни не признается, чтобы не стать посмешищем в глазах собственных друзей.

– Он просто чипсов переел, – заявил Влад. – Три пачки сожрал!

Все засмеялись, а лицо Глеба приобрело нездоровый бордовый оттенок.

Именно после этого случая Фини серьезно задумалась о своей внешности. Вот, скажем, почему люди так удивляются ее синим волосам? Почему надо непременно иметь черный, русый или каштановый цвет, чтобы считаться «нормальным» и «правильным»? Если не брать во внимание синие волосы, в остальном у нее была обычная внешность, может, даже слишком обычная: большие светло-карие глаза – янтарно-карие, как говорил папа, – и лицо «круглым сердечком», как говорила мама. А еще курносый нос, на котором каждой весной высыпали многочисленные веснушки и почти не сходили до следующей весны. Вот губы были полные и красивые, но между передними зубами имелась щербинка. Мама и тетя Лиз считали, что это ужасно мило, но сама Фини предпочла бы иметь аккуратные, ровные зубы, как у популярных блогерш и киноактрис. А еще ей очень хотелось быть высокой, и чтобы руки и ноги не были такими худыми.

Фини страдала и не понимала, как выглядит на самом деле, потому что родители с нежностью называли младшую дочку «олененком» и уверяли, что она очень милая и симпатичная, а брат и его друзья по-прежнему обзывали ее Финькой-синькой, как в детстве. Поначалу она даже кидалась в драку с каждым обидчиком, но из-за этого ее дразнили все больше.

Впрочем, когда Фини злилась, ее глаза темнели и радужки приобретали синеву, словно в них, по выражению тети Лиз, отражалась буря. В такие моменты Фини боялись все, даже дворовые мальчишки, потому что знали: когда эта хрупкая на вид девчонка в ярости, лучше ее не трогать.

К сожалению, задиристый нрав отпугивал друзей: многие девочки откровенно сторонились Фини и за глаза называли драчуньей, а мальчики не принимали ее в свою компанию, потому что для них она все равно была девчонкой. К тому же из-за долгих снов за Фини давно закрепилась репутация чудачки.

Вот так и получилось, что в какой-то момент Фини надоело доказывать свою нормальность всем и каждому, и она постепенно отдалилась от окружающих, все более замыкаясь в себе.

Однажды в пасмурный, дождливый день папа принес домой старинную керосиновую лампу – бабушка Эльвира попросила ее починить. Папа долго мудрил над лампой – чистил, полировал, подкручивал фитиль, а когда наконец-то зажегся огонек, за окном уже наступил вечер. Слушая монотонный стук капель по оконному стеклу, Фини все смотрела и смотрела на отражение лампы в окне, пока оно не превратилось в неяркое, размытое пятно, а она сама не задремала.

Именно в этот вечер она попала в необычный сон, который даже начался странно: Фини взяла керосиновую лампу в руки и прямо из реальности шагнула в стекло, за которым начинался длинный-предлинный коридор с множеством дверей. Она все шла и шла по нему, пока не оказалась перед раскрытой настежь дверью, за которой ничего не было, одна лишь темнота и пустота.

Но Фини не испугалась: она смело шагнула в темный дверной проем и вдруг превратилась в странную белую птицу с небольшими крыльями, длинным хвостом-веером и серебряным венчиком на голове. Фини-птица долго летала над удивительно красивыми горами и озерами, пересекала пустыни и степи и даже видела внизу фантастические города с высокими хрустальными башнями, утопающими в море разноцветных огней. Она встречала странные летающие механизмы, на которых сидели диковинные существа самого разного вида, от грустного подсолнуха с человеческим лицом до великана, состоящего из больших и круглых валунов. И везде ее приветствовали, словно давно знали: «Здравствуй, Финиста!» или «Рады вас видеть, госпожа Финиста!». Это был такой яркий, светлый, замечательный сон!

Ну а после выяснилось, что в тот вечер Фини заснула на целый месяц. Как ее только ни будили, все было бесполезно; даже ведро холодной воды, тайком принесенное старшим братом, не дало никакого результата, кроме серьезной взбучки от мамы.

Никто не мог понять, что происходит с девочкой. Врачи, которых вновь приглашали одного за другим, повторяли: «Фини абсолютно здорова. Дыхание ровное, пульс не учащенный, температура в норме. Девочка не теряет вес и прекрасно выглядит, даже румянец на щеках, словно она только что хорошо прогулялась». Когда Фини наконец проснулась, ей снова пришлось обойти всех докторов, которые опять подтвердили, что с ней все в порядке.

После этого Фини засыпала надолго еще несколько раз. Обычно это длилось неделю-две, и всегда ей снились очень яркие сны: вот она летает на своих собственных белых крыльях, вот плавает в морских глубинах среди коралловых рифов и разноцветных рыб или водит трамвай в пустом, заброшенном городе, где живут только коты и говорящие деревья.

Но самое удивительное, что в этих снах ей была подвластна любая магия! Стоило Фини что-то представить – что угодно, – и это сразу появлялось перед ней, будь то чашка чая, огромный торт, зеркальце, книга, воздушный шар, кресло или даже карета, запряженная четверкой лошадей. Да что там, однажды Фини смогла создать целый замок! С башнями, крепостной стеной и подъездными воротами. Но он продержался недолго: неизвестно почему хлынул сильный дождь, и замок размылся, словно был нарисован на бумаге. Что-то подобное происходило и с другими выдумками – их разрушали то дождь, то огонь, то ветер, а если Фини пыталась сотворить что-то глобальное – подвесной мост между горами или огромное фиолетовое солнце, – то ее вообще выкидывало из сновидения, и она просыпалась. Впрочем, Фини совершенно не огорчалась и продолжала свои эксперименты, и с каждым разом «сонные» фантазии становились все более четкими и осязаемыми.

К немалому удивлению Фини, ей почти не снились кошмары. Только иногда где-то на самом горизонте своих волшебных снов она замечала нечто темное, медленно движущееся, похожее на морские волны, раз за разом накатывающие на берег, подступающие все ближе. Фини ощущала тревогу, словно это было нечто невероятно страшное, неумолимое… То, что обязательно придет и поглотит, накроет с головой! Но жуткая чернота так и оставалась вдали, и вскоре девочка перестала обращать на нее внимание.

Конечно, Фини хотелось поделиться с близкими своими удивительными открытиями. Но как только она начинала рассказывать о «долгих снах», у папы как-то странно каменело лицо, а у мамы появлялись на глазах слезы. Сестра Элла раздраженно поджимала губы, но принимала отстраненный вид, а вот красноречивый взгляд брата говорил о многом. Ну а когда в школе поползли слухи, что она стала «немного того» после своих летаргических снов, Фини и вовсе замолчала. Только иногда делилась некоторыми впечатлениями с тетей Лиз, потому что мамина сестра очень любила разгадывать сны и даже вела свой личный сонник.

Себе же Фини признавалась, что каждый такой «долгий сон» – это удивительное приключение, которого она всегда ждала с большим нетерпением. Ей словно открывался иной, параллельный мир, где можно творить и фантазировать наяву сколько захочешь.

Кроме того, у Фини была еще одна тайна – Дверь, появляющаяся в каждом ее сне с самого детства.

Иногда это были ворота или калитка, даже полог из ткани, но чаще всего именно дверь. Иногда маленькая, как вход в мышиную нору, или гигантская, до неба; деревянная или железная; ярко-красная, белая, зеленая; новая, свежевыкрашенная или старая и облезлая, в трещинах; тонкая и воздушная, как лесная паутина, или же тяжелая и тугая, как дверь в старинный погреб. Самой любимой у Фини была деревянная дверь, окрашенная в темно-фиолетовый цвет, с затейливыми серебряными петлями в виде побегов плюща и массивной серебряной ручкой – кленовым листом. Но увы, сколько Фини ни дергала за ручку, эта Дверь всегда была закрыта, словно во сне имелось место, куда нельзя было попасть без особого приглашения. Фини немного побаивалась Двери, будто чувствовала, что за ней таится что-то очень важное, но пока для нее недоступное… Словно это был вход в само сердце, где скрывался главный секрет ее жизни. И поэтому Фини еще больше хотелось разгадать тайну удивительной Двери.

Так Фини и жила своей обычно-необычной жизнью, каждое утро радовалась новому дню, а вечером – новому сну.