Мой кровный враг

– Сдать оружие. Ну?

Длиннолицый, нехорошо ощерившись, потянул с перевязи топорик. В руках у коренастого появились ножи. Капитан выхватил меч, рявкнул – из коридора вбежали еще двое с оружием наголо, да и кузнец стоять в стороне не стал, хотя в его ручищах нож выглядел игрушечным.

Коренастый бросил на пол ножи. Длиннолицый помедлил – мелькнул меч капитана, выбивая из его рук топорик. Еще через несколько мгновений несостоявшихся насильников связали и уволокли.

Я на миг ссутилилась, выдыхая, снова распрямила плечи.

– Еще раз прошу прощения, миледи, – сказал капитан, поднося факел поближе к моему лицу. – Я пошлю за целителем.

– Не стоит. Если с меня снимут оковы, я смогу и сама залечить.

– Снимут, вы же слышали распоряжение магистра. Но дайте слово, что используете магию только, чтобы излечить себя, не против нас. Иначе, едва вас раскуют, я буду вынужден держать меч наготове, и…

Он не договорил, но я поняла. Будь я здорова и сыта, еще бы посмотрела, кто кого. Но голова кружилась от голода, и я вообще не была уверена, что устою на ногах, если поднимусь. Да и что толку нападать? Этого убью – десяток других прибежит, и, как в прошлый раз, возьмут числом. Ладно бы если вместе со стражей прибежал и сам магистр – может, появился бы шанс его достать. Но не дурак же он совсем, чтобы так подставляться? На то простые солдаты есть.

– Обещаю, что воспользуюсь магией, только чтобы излечить себя, – сказала я и, подумав, добавила: – Если мне не придется защищаться.

– Не придется.

Капитан отошел в сторону, жестом велев кузнецу заняться делом. Тот сбил с оков заклепки, подхватил цепи и ушел. Я медленно, опираясь о стену, выпрямилась – какое, оказывается, счастье, просто вытянуться в полный рост. Какое счастье снова чувствовать магию! Я медленно провела ладонью по лицу, словно стирая ушиб. Поморщилась от боли – мгновенное исцеление не дается даром. Подняла взгляд на капитана, настороженно застывшего рядом.

– Не беспокойтесь. Я же обещала.

И незачем ему знать, что я так ослабела, что на ногах едва держусь, а на это нехитрое исцеление ушли почти все мои силы.

– Я могу быть свободна?

– Поешьте. – Он кивнул туда, где у стены стояла миска и кувшин, что принесли те солдаты.

Я думала, что аппетит у меня надолго пропал, но желудок протестующе заурчал. Я залилась краской – позорище какое!

Капитан сам поднял еду, протянул мне, повторил.

– Поешьте. И я вас провожу.

– Я выросла в этом замке. – Я села, скрестив ноги, начала есть, изо всех сил стараясь, чтобы капитан не заметил, как у меня дрожат руки. Хотелось набить рот, глотать не жуя. Но капитан, вроде бы расслабленно привалившись к стене, не сводил с меня настороженного взгляда, и, значит, нужно было вести себя прилично.

– Я должен извиниться за себя и от имени констебля, – сказал капитан. – Мы не намеревались оставить вас без еды и воды, просто вовремя не приказали…

– Просто забыли, – усмехнулась я.

Лестно, ничего не скажешь. Просто забыли. Ну хоть магистру доложить не забыли. А тот велел меня вышвырнуть, точно щенка, посмевшего укусить хозяйскую руку.

Да уж, придется учиться смирению. Я мысленно фыркнула – это вряд ли. Среди лордов и леди Краммиана смиренных агнцев не было никогда. Сражаться и ходить детей учили одновременно, и даже в Бенриде Николас на деньги моих родителей нанял мне преподавателя фехтования и боевой магии. Поначалу он отнесся ко мне снисходительно, потом все же начал учить всерьез. Девчонкам из пансиона я об этом не рассказывала. Поймут только мои соотечественницы – впрочем, и те, если и брали подобные уроки, предпочитали помалкивать.

– Случилось кое-что непредвиденное… – прервал мои размышления капитан. – Впрочем, это нас не оправдывает. Еще раз прошу прощения, миледи.

Я кивнула, отставляя на пол опустевшую миску. В кувшине оказался травяной чай: я провела ладонью над горлышком, проверяя, нет ли яда или враждебной магии. Нет, чисто. Напилась вволю, аж в животе забулькало.

– Вы готовы, миледи? – спросил капитан.

Я кивнула.

Вопрос только в том, к чему именно.

Глава 2

Капитан снова выглянул за дверь. Вернувшись, вручил пояс с ножом и зельями, который у меня отобрали, когда повязали. А больше при мне ничего и не было. Отправляясь убивать магистра, я все свои вещи оставила на постоялом дворе. В деревне в четырех лигах от замка. Там часто останавливались купцы, везущие товары из Локка, крупного морского порта, тоже стоявшего на наших землях… теперь на землях ордена.

Из Локка я когда-то уплыла учиться. Туда и вернулась, как ни пытался Николас мне помешать. Он твердил, что за те месяцы, пока оно добиралось, многое могло измениться. Что через две недели защита диплома, и раз уж прошло два месяца с тех пор, как погиб отец, еще две недели ничего не изменят… Что наверняка Эдвард, мой старший брат, отомстил за кровь отца, да и Мартин едва ли стал бы сидеть сложа руки. Что у мамы есть надежная опора – два сына.

Устав слушать нотации, я сделала то, за что мне было стыдно до сих пор – уронила старику на голову книгу в тяжелой железной оковке. Убедившись, что его жизни ничего не угрожает, связала, оставила в досягаемости острый нож, а в шкатулке – денег. Достаточную сумму, чтобы прожить месяц в Бенриде или доплыть домой – там уж сам решит. И отправилась на родину. Плевать на чумных, плевать на гражданскую войну – я должна была добраться до регента и потребовать справедливости.

На родной земле меня встретил тусклый голос герольда, равнодушно зачитывающий указ молодой королевы, сменившей регента. Эйдо лишены титула, земель и всех прав состояния. Их владения королева подарила ордену Хранителей, защитившему столицу от чумных и вернувшему ей, дочери короля, трон, который узурпировал регент. Ордену, в лице его магистра – Ричарда Мортейна.

Так всегда делалось – любой указ, касавшийся всего королевства, не только развешивали на площадях и в трактирах, но и две недели зачитывали глашатаи по всей стране – для тех, кто не умеет читать.

– Туда и дорога, – сказал кто-то за моей спиной. – Попили они нашей кровушки!

Я оглянулась, но пойди разгляди одного человека в толпе, клубящейся в порту.

Не может быть. Должно быть, я ослышалась. Что-то не так поняла. Сошла с ума – еще когда пришло то проклятое письмо.

Но буквы королевского указа, ясные и четкие, защищенные магией от дождя и солнца, гласили то же: у меня больше нет ничего. Ни дома, ни имени, ни прав. Я даже не простолюдинка. Не купчиха и не крестьянка. Я – никто. Любой может меня убить, если узнает. Просто так, забавы ради – и ему ничего за это не будет.

В трактире, куда я зашла не столько поесть – кусок в горло не лез – сколько послушать новости, только и говорили об ордене Хранителей и о его магистре. Люди устали от войны, крови, смертей, от чумных, от беженцев, которые все два года потоком шли сквозь эти земли в порт Локка, чтобы отправиться за море, надеясь хоть там укрыться от чумных. Они хотели мира и покоя, потому и уповали на орден, думая, что он может это обеспечить.

О магистре, правда, говорили разное.

Одни рассказывали о стратеге, сумевшем объединить раздираемые гражданской войной земли в единую армию, отбросившую чумных от столицы. Слушая рассказы незнакомых людей, я никак не могла поверить, что знаю человека, о котором они говорят. Рик, бесшабашный и смешливый, втроем с которым – и с моим братом Эдвардом, его ровесником – мы объездили верхом и их, и наши земли, сигали со скал в море и разоряли улья диких пчел, чтобы полакомиться медом; Рик – магистр ордена? Стратег? Тот, кто на глазах всего Совета земель вызвал на божий суд регента, обвинив его в убийстве короля и узурпации власти – вызвал и победил?

Другие говорили о сыне людей, намеревавшихся в обмен на корону снова отдать нашу страну Ландернау. О человеке, предавшем короля и заморочившем голову юной королевской дочери. О том, кто развязал гражданскую войну. Об изменнике, не доехавшем до эшафота. О мошеннике, который опорочил само понятие божьего суда, победив на нем лишь благодаря запретным ритуалам, чтобы посадить на трон свою любовницу, самозванку.

В то, что королева – самозванка, я тоже не верила. Чернь может болтать что угодно, но самозванец не пройдет испытание Негасимым пламенем, что пылает в столичном зале Совета уделов.

После того, как постригут каждого потомка правящего короля, первые волосы ребенка, смоченные каплей его крови и крови правящего короля – или королевы – отдают неугасимому пламени. А перед коронацией будущий помазанник божий, совершенно нагой, как в тот день, когда пришел в мир, шагает в неугасимое пламя и остается невредим.

Если же династия меняется, новый претендент отдает огню горсть своей крови и следом ступает в пламя, отдаваясь на его милость, и только всевышнему известно, примет ли пламя нового властителя Краммиана. Тот же ритуал пришлось пройти и последнему королю – он родился в изгнании, в лесах на окраине страны, где скрывалась королева-мать. Родился, вырос и оттуда поднял восстание. Он погиб два года назад в бою с чумными, оставив взрослую дочь.

Потому, что бы ни болтала чернь, я знала, что королева не самозванка. Если ее приняло неугасимое пламя, значит, так тому и быть.

Но говоря о герое или злодее, все поминали только Ричарда Мортейна, нового владетеля этих земель – да, формально королева отдала их ордену Хранителей, но править-то будет магистр. О членах нашей семьи, что двадцать поколений были здесь лордами, никто не вспоминал. Ни о матери, ни о брате я не смогла вызнать ровным счетом ничего. Одни на меня косились и отворачивались, другие разражались проклятьями. Третьи пожимали плечами – дескать, кому интересно, что стало с прежними владетелями земель? Были – и сгинули, война все спишет.

О судьбе моих родных я узнала на следующий день, когда дошла пешком – коня я решила не покупать, учитывая все обстоятельства – до Клейдона, деревни в четырех лигах от замка. Когда-то эта деревня была большой и богатой, ведь именно здесь останавливались купцы, что шли от моря вглубь страны. Сейчас она выглядела сущим захолустьем. Правда, я не могла сказать, сама ли деревня пришла в упадок, или я привыкла к роскоши столицы Бенрида, где на улицах каждую ночь зажигали фонари, а нищих гнали за городские стены, чтобы не смущали достойных людей.

Но церковь Клейдона стояла, как и века до того. Преподобная мать, узнав мое имя, не погнала меня прочь, а благословила, хотя взгляд ее был полон жалости. Причину этого я узнала, когда она разрешила заглянуть в церковные книги, где записывались все родившиеся и умершие жители Клейдона и замка Эйдо.

Дату смерти отца я знала. Эдвард и Мартин умерли через месяц – судя по дате, в день, когда столицу осаждали армии чумных. Сражались ли они там или смерть застигла их в родных местах? Рассказать было некому. Мама пережила своих сыновей на две недели. Я осталась одна.