Когда сын явился в Малинники, старая вдова задумчиво раскладывала карты. Не встала его встретить, как обычно, не поцеловала.
Николай подошел, приложился к ее руке и сел рядом.
Не глядя на сына, старуха, словно невзначай, поинтересовалась:
– Ну что там с собакой этой, Никола?
– Застрелил, маменька.
– А с девкой что?
– С какой девкой?
– Сам знаешь.
– Не знаю.
– Не крути у меня. Что ты натура чувствительная – то, конечно, не новость, но что по собаке две недели убиваешься – ни в жизнь не поверю, какой бы она ни была. Да ты и не первую за свою жизнь хоронишь.
– Эта первая такая.
Татьяна Васильевна, будто не слыша, продолжала раскладывать пасьянс:
– Девка, конечно, красивая, молодая – спору нет. Но ты жену-то пожалей. И так она малахольная. Совсем с ума сойдет – нехорошо. И наследника твоего, даст Бог, под сердцем носит.
– Да все время про нее думаю – мочи нет, – признался Николай.
– Отошли ты ее от греха подальше, Никола.
– Не могу, хоть какая-то отрада – видеть ее.
– Экономка твоя говорит, ворон давеча в покои залетел – не к добру это.
– Что ж мне, всю жизнь с ней маяться, с нелюбимой?
– А ты как хотел? – Мать с негодованием отложила карты. – Миловаться до старости, конечно? Никогда такого не бывало и ни у кого – пусть сказки-то не рассказывают. Ты думаешь, я с отцом твоим миловалась? Как дети народились – так и забыли друг про друга. Но уважать друг друга – всегда уважали. – Помолчав, добавила, накрыв его руку своей и пристально глядя в глаза: – Не там ты счастье ищешь, Никола. Все думаешь, что женщина придет и счастливым сделает. А оно вот где. – Мать положила ладони на грудь сына, туда, где сердце. – Понял?
Николай задумался: «Права мать: если счастья в тебе самом нет, то никто другой тебе его не даст, а даст, так ты и не заметишь».
– Да она даже не знает ничего, эта девочка, ни о чем не догадывается.
– Что тут догадываться? Даже я, старуха, дома сидючи, обо всем догадалась. Отошли ты ее, пока не случилось какой беды.
– Не трону я ее. Пойду я, маменька.
– Ну иди, сокол мой. И глупости эти, конечно, брось. – Мать тяжело поднялась и обняла Николая, поцеловала в обе щеки и перекрестила.
Николай ехал от матери домой и думал, что жизнь уже кончена, осталась только забота о детях и имении. Зачем тащить в эту бездну и Катерину? «Я хочу лучшего для нее, но сам счастье дать не в состоянии. Кто же я после этого, если воспользуюсь невинностью, возьму, что хочу, но жизнь чужую загублю? Нет, если уж намерения мои чисты, помогу Катерине – научу грамоте. Буду другом, выдам замуж, стану крестным отцом ее детей, черт возьми. Откажусь от своих желаний и тем самым спасу ее».
В тот же вечер, воодушевленный своим порывом, уверенный в своей правоте, Николай распахнул двери детской. Наташа уже крепко спала, розовощекая, накормленная и умытая, утомленная долгими играми и прогулкой по парку.
Катерина при свете керосиновой лампы вышивала платье для девочки. Николай заметил, что девушка встревожена и даже боится его. Родство и единение, возникшие между ними во время детских завтраков, исчезли, появилась скупая, гнетущая неловкость. Николай не знал толком, как себя вести, чтобы поправить положение, и растерянно присел рядом. С Катериной он чувствовал себя другим: не хозяином имения, барином, а просто человеком, который имеет право быть слабым и не скрывать это.
– Ты прости меня. Тогда, с собакой, я неправильно и грубо вел себя с тобой. Я был расстроен, – сбивчиво забормотал Николай, не зная, правильно ли он объясняет, и снова злясь на себя, что нет, не то надо сказать, а что-то другое.
– Это вы меня простите.
– Я благодарен, что осталась со мной. А я обидел за это. Простишь меня?
– Конечно, барин. Да и не в обиде я.
Обоим стало легче – ведь несколько недель они не разговаривали и сильно тяготились этим, не зная, как поправить положение.
– Хочешь, научу тебя читать?
– Зачем мне, барин? Господь с вами!
– Да письма будешь родным писать.
– Глашка и читать не умеет.
– Ничего, ты ее сама научишь. И писать тоже.
– Правда?
– Конечно! Смотри, я тебе и букварь принес. – Николай вытащил свой старый детский букварик.
Катерина недоверчиво взяла книгу, провела пальцами по шероховатой обложке.
– Это мне? Он мой?
– Твой.
– Мне никогда ничего не дарили.
– А я дарю. Владей. Вот смотри – буква Аз. Видишь?
Катерина растерянно повторила:
– Аз.
– Завтра в то же время приду и остальным буквам тебя обучу.
Катерина не решалась спросить. Наедине видеться с барином по вечерам?.. Бабка бы такого не одобрила.
– Барин, а Анна Ивановна не против?
– Не против. До завтра.