Песок

Как только точная информация о том, какой доклад был сделан на ассамблее ООН, попала в прессу, был организован международный фонд, и стали поступать первые предложения о сотрудничестве. Постепенно тонкий ручеёк денежных взносов превратился в бурную финансовую реку, и, при поддержке многих правительств, пришлось создать специальную команду, которая стала курировать финансы. Леонов отдал это на откуп коллегам Майкла, которые составили первый план для «большой пятерки».

Отчасти, Леонов понимал, что такой интерес могло вызвать только многомесячное ожидание и интрига, подогреваемые вездесущими журналистами. Слухи о том, что группа учёных из разных стран под руководством русских готовит нечто грандиозное, как сообщали достоверные источники из всевозможных служб связей с общественностью. Леонов, Игорь Иванов, профессор и все остальные старались сохранить в тайне информацию, чтобы она не просочилась в СМИ раньше срока. Это стоило им неимоверных усилий, и, отчасти, план удался.

Осуществление задуманного должно было начаться со строительства нескольких подземных баз в местах сильной активности, тектонической и энергетической. Подземными их решили сделать с точки зрения безопасности, чтобы никакие террористы не смогли добраться ни до персонала, ни до оборудования, да и современные технологии позволяли снизить риск обвалов при строительстве до минимума. Стандартная база в проекте уходит на несколько уровней вглубь, каждый уровень имеет своё назначение: лаборатории и научный центр в самом низу, апартаменты для сотрудников и персонала выше, ещё выше столовые, и так до первого уровня, который находится на поверхности, где располагается охрана и пропускной пункт. Весь комплекс венчает прозрачный купол из специального светопоглощающего стекла, выполняющий роль батареи.

На строительство уйдёт несколько лет, при условии, что порода будет вести себя идеально. Пока что учёные будут исследовать и совершенствовать теорию и практику.

Только через несколько лет ему предстоит отправиться вместе с командой в один из новых подземных городов-баз на постоянное место жительства. Там они продолжат работать над изучением свойств аппарата и всего, что с этим связано.

Там они, наконец, перейдут к осуществлению плана.

Если на контрольной базе крупномасштабный эксперимент удастся, то же самое будет осуществлено на других базах в других местностях, которые, объединившись, покроют радиусом своего действия всю планету… Таков был план в теории.

Не то, чтобы Леонов боялся всего этого, он этого даже хотел, но какое-то странное неспокойное чувство бередило душу, норовило вогнать в смятение. В голову постоянно лезли какие-то непонятные мысли, память терзали воспоминания…

Глава 3

1

Он проснулся в поту, резко подскочив на кровати. Пружины кровати скрипнули под весом его тела. Леонов глубоко и неровно дышал, как человек, только что очнувшийся от кошмара, но снился ему не кошмар, это он помнил точно.

Леонов провёл дрожащей рукой по мокрому лицу и смог наконец различить знакомую обстановку своей квартиры. На часах не было ещё и пяти утра, но солнце, показавшееся над горизонтом, светило сквозь дыру в занавеске. Леонов опустился на подушку, но спать больше не мог. Он осмысливал только что увиденное во сне.

Сон был настолько реальным, что Леонову казалось, будто всё произошло с ним наяву. Тяжесть рюкзака за плечами, шорох кустов, ощущение лесной прохлады… Во сне он знал, куда шёл.. Он определённо точно знал, место, где находилось что-то очень ценное. И он должен был это что-то найти.

Полежав ещё некоторое время, Леонов сел на кровати, потянулся и встал. Он направился прямиком к письменному столу, на котором стояла пишущая машинка, а рядом валялась куча бумаг. Он сел на скрипнувший стул, придвинул к себе машинку и застучал по клавишам.

«10 июля 2002 года.

Очередной сон про экспедицию. Уже шестой за последние две недели. Не скажу, что они мучают меня, даже приятно вспомнить былые чувства и студенческие времена. Да и потом… пока была работа.

Каждый раз я всё ближе и ближе к тому месту. Если так будет продолжаться, то через неделю я уже буду знать точно, куда иду во сне. И, что самое главное, зачем.

Сны такие реальные. Настолько реальные, что трудно потом прийти в себя и понять, что это было не по-настоящему. Походы, ночи у костра, тушёнка в банках. Интересно, приснится ли мне походная ночь? Мне бы очень хотелось почувствовать всё это ещё раз. Может быть в самый последний… во сне… Хотя бы так, чем никак».

Леонов отвлёкся от машинки и посмотрел на восход: окна его квартиры выходили на восточную сторону.

Похоже, денёк обещал быть жарким и безоблачным. Леонов отошёл от машинки и открыл окно, занавески всколыхнулись от ветерка.

2

Он начал вести личный дневник спустя два с половиной года после того, как закрылся научный институт, где он ещё студентом проходил практику, а потом и работал, ни много, ни мало, пятнадцать лет. Денег в семье не осталось, жена терпела, сколько могла, но, в конце концов, забрав сына, с диким скандалом ушла от него. Леонов долго переживал всё то, что с ним случилось, но нашёл в себе силы принять это и смириться. Он пошёл на биржу труда и устроился подсобным рабочим на фабрику обуви. Вскоре жена подала на развод, и он остался совсем один. Бывшая, теперь уже, жена не просила от него алиментов, потому как причиной её ухода стало как раз отсутствие в семье нормального достатка. От общих знакомых он потом узнал, что она пошла учиться на секретарские курсы и устроилась работать в какую-то фирму.

В итоге всё, к чему он пришёл за почти сорок лет своей жизни, была однокомнатная квартира, доставшая в наследство от матери, со старыми обоями, кое-где отошедшими от стен, старой скрипящей кроватью, которая когда-то своим скрипом не давала спать по ночам соседям, у окна стоял деревянный круглый стол. Пара растений на подоконнике и лампа с абажуром на потолке, вот и вся нехитрая обстановка. Благо, квартира находилась рядом с парком, где Леонов постоянно гулял, обдумывая свою жизнь и будущее, которое не обещало ничего радужного.

Каждый день, возвращаясь с работы, он час гулял по парку, а в выходные проводил там не меньше трёх часов, пока не замерзал или пока желудок не начинал требовать очередной порции макарон с килькой. Тогда он возвращался в своё жилище, которое представлялось ему неким убежищем, бункером, отгороженным от всего остального мира, и подолгу размышлял о всякой всячине, стоя у окна. Старый дисковый телефон всегда молчал. Никто не звонил ему, и он никому не звонил. Ни старым друзьям, ни бывшей жене, никому. Единственным напоминанием о связи с внешним миром были счета, которые он каждый месяц находил в своём почтовом ящике.

Наверное, никогда в жизни у него не было столько времени на раздумья. Работа тоже не отвлекала от дум, так что всё своё свободное и несвободное время Леонов думал. О прошлом, о несправедливости и, вообще, о жизни.

Одиночество сначала казалось ему странным, непривычным. Когда он приходил домой, никто не выходил встречать его, никто не рассказывал ему о событиях прошедшего дня, о мыслях, пришедших в голову. Его встречала тишина, и только тиканье часов нарушало её. Постепенно он привык и даже счёл это полезным.

В конце концов, в один прекрасный день Леонов вернулся с прогулки домой с пишущей машинкой, которую приобрёл на местном блошином рынке у одного старичка.

Он расчистил стол от старых газет и всякого мусора, который непременно накапливается, если всякую вещь класть на стол и забывать про это. Он отнёс скопившиеся газеты в прихожую, а кружки на кухню, и на освободившееся место поставил машинку. Потом он сходил на кухню за единственным стулом, сел напротив машинки и стал думать, с чего начать. Он провёл рукой по непривычно жёстким кнопкам старого аппарата, ощутил холод металла и подумал, что, может быть, когда-то эти кнопки вершили чью-то судьбу. Сколько строк, гневный или радостных, было напечатано здесь, и вот теперь он сам будет создавать свою судьбу с помощью этой простой старой, может быть даже антикварной, пишущей машинки фирмы «Ундервуд».

Леонов ещё постучал пальцами по столу и занёс руки над кнопками.

«29 октября 1999 года.

Это моя первая запись…»

Написав эти слова, он задумался, но потом продолжил, уже не останавливаясь. Мысли нахлынули бурлящим потоком, изливаясь на бумагу, как воды реки, долго сдерживаемые плотиной, но теперь, когда преграда была убрана, они, наконец, дали волю всей накопленной мощи. Он начал с описания того, что привело его к такой жизни.

«…Что я делал эти два года после того, как от меня отвернулись все, кого я знал? Я и сам часто задаю себе этот вопрос. Первое время после развода я даже не понимал, что делать дальше, всё казалось пустым и совершенно глупым. Всё своё более чем свободное время я отдавал пессимистическим рассуждениям и постоянно жалел себя. Я думал, почему я такой ничтожный и маленький, что не могу хоть на каплю изменить даже свою жизнь в лучшую сторону, уж не говоря о жизни моих близких. Я понимаю Аню, понимаю, почему она предпочла жизнь без меня, и не виню её, ведь тогда я был действительно жалким и ничего не делал, чтобы исправить эту ситуацию. Это продолжалось ещё какое-то время, до тех пор, пока в один день я не посмотрел на себя в зеркало и совершенно не узнал в том задавленном жизнью человечишке Александра Леонова, кандидата исторических наук, бывшего археолога и обладателя первого разряда по боксу. Так что, я умылся, сделал своё лицо таким, чтобы на него было не страшно смотреть, и пошёл на биржу труда в поисках работы.

Признаться честно, в тайне я надеялся, что меня возьмут на место какого-нибудь лаборанта при каком-нибудь НИИ, но эта надежда растаяла как снежинка весной, когда спустя две недели мне не пришло уведомления хоть о какой-нибудь работе, пусть даже самой низко квалифицированной. Спустя ещё некоторое время наконец стали поступать предложения о работе на фабриках, в магазинах и на комбинатах… грузчиком, кладовщиком, сторожем…

Но всё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Если подумать, то очень, очень много людей находятся в положении куда хуже моего, но от этой мысли светлее на душе не становится.

Я много думаю, когда гуляю. Единственный плюс моей ситуации в том, что мне никто не мешает думать, а думаю я обо всём на свете. О прошлом, о том, что всё могло сложиться по-другому. О настоящем, оно не такое уж и плохое, но, по-моему, я уже говорил об этом.

Жизнь постепенно стала размеренной, и мне это даже стало нравиться…»

Он просидел за машинкой всю ночь, стуча по жёстким клавишам усталыми пальцами. Постепенно записи стали чем-то вроде дневника и заменили ему друзей и знакомых, с которыми он когда-то общался. У записей было одно неоспоримое преимущество, которое в равной степени было и недостатком. Бумага могла принять на себя всё, что бы ни написал на ней Леонов. Она была самым замечательным слушателем, какой только был на всём свете. Но она не могла дать совет, не могла посмотреть ему в глаза и сказать: «Дурак ты, Леонов, ничего ты так и не понял».

Со временем количество исписанной бумаги росло, на столе образовалась небольшая стопка листов, что он исписал за последний месяц осени.

Параллельно с тем, как росла стопка на столе, а погода за окном становилась всё хуже, Леонов начал думать, что в жизни надо что-то менять, потому как подобное существование уже вогнало его в тоску, а если так будет продолжаться, то скоро вгонит и в могилу. В начале зимы Леонов стал уставать от своей размеренной жизни. Слишком спокойной и размеренной.

«Если нет в жизни смысла, зачем и жить-то тогда», – думал Леонов, шагая по знакомой дорожке в парке. Впереди он увидел человека, гуляющего с собакой. Человек кинул деревяшку, и собака с радостным лаем помчалась вслед за ней.

«Может, собаку завести…», – подумал Леонов, – «вот тебе и компания будет». Но ему пришлось отвергнуть эту мысль: у него была жестокая аллергия на животных.

В грустном расположении духа он вернулся домой. Зайдя в квартиру, Леонов заметил, что форточку захлопнуло ветром, и в комнате образовалась духота.

Он распахнул окно и облокотился на подоконник. Холодный ветер начал трепать отросшие тёмные волосы. Леонов вспомнил, что уже давно не стригся, да и борода порядочная отросла.

«Если хочешь начать жизнь сначала, сперва побрейся и вообще приведи себя в порядок. Вроде не старый мужик ещё, а выглядишь как дед», – подумал он про себя и вспомнил, как недавно в аптеке девушка-фармацевт спросила, не помочь ли ему прочитать ценник. Он грустно рассмеялся.

Леонов постоял ещё пару минут около окна, пока совсем не замёрз, а потом пошёл в ванную менять свою порядком осточертевшую жизнь. Выйдя из ванной, он, вопреки ожиданиям, не почувствовал себя обновлённым, заметно было только то, как ветерок обдувает ставшую гладко выбритой кожу. Но Леонов запретил себе унывать, ведь это только начало.

«23 декабря 1999 года.

На днях мне пришла мысль, что так больше жить нельзя, надо что-то менять, прекращать тухнуть одному в этой квартире…

Главное, настрой есть, а там будет всё хорошо. Мои успехи пока не велики: я всего лишь побрился, первый раз за долгое время. Завтра схожу постричься, да, и ещё надо купить открытку и хоть какой-нибудь подарок. Через два дня у Алёшки день рождения, в этом году он уже закончил начальную школу. Интересно, какие у него отметки. Надеюсь, хорошие, не в кого ему дурнем быть…».

Леонов улыбнулся: мысль о сыне приятно согрела его.