– Конечно, бессмертные боги. Их лица и тела совершенны, – уверенно ответил Парис.
– А кто еще?
Царевич задумался на секунду, а потом, словно удивившись собственной мысли, сказал:
– Их потомство.
– Значит, телесная красота божественна? И во всех красивых людях присутствует частица семени бессмертных?
– Выходит, так …
– Тогда подумай! Не по этой ли причине женщины тянутся к физически совершенным мужчинам, чтобы завладеть этой частичкой божественного? Страсть накрывает ее колпаком очарования и заставляет упасть в любовь, как в жерло, и все ради повторения в детях самой лучшей наследственности. Даже глупый раб знает, что хорошее дерево не приносит плохих плодов, а гнилое – хороших.
Парис почувствовал, как краска залила щеки. Его словно поймали на воровстве. Мужчины любят лесть по двум причинам – из-за неуверенности в себе или по причине слишком высокого мнения о собственной персоне. В Парисе оба эти качества соединились самым диковинным образом. Впрочем, что неудивительно, когда растешь в жесткой конкурентной борьбе, где младшие и слабые всегда биты старшими и вынуждены сами как-то устраиваться и приспосабливаться в большой патриархальной семье с жесткими правилами.
Зацепив за больное, Яхве не унимался:
– Сын дураков уже от роду таков. Идеальное тело не достается кому попало без всякой причины. Это не случайный жребий слепой Тюхе с повязкой на глазах, а заслуга умной женщины, не упустившей свой шанс оказаться на божественном ложе.
– Почему ты все это говоришь мне, наимудрейший?
– Потому что я изрекаю то, о чем ты боишься произнести вслух: красивым людям положено больше, чем всем остальным. Красота, унаследованная от богов, наделяет их большими правами и позволяет рассчитывать на самое лучшее: брать то, что нравится, и идти по головам к заветной цели. А раз так, ты, Парис, как самый достойный, должен носить царский венец.
Досада пробежала по лицу царевича.
– Ты, кажется, забыл, сколько у меня старших братьев?
– Не забыл. Чрево Гекубы, родившее много достойных сыновей, благословенно. Троада – прекрасная страна с плодородными степями на севере и теплым морем на юге. Любой народ хотел бы поселиться и жить здесь. Но она не единственная. Отмеченный печатью богов, ты можешь править и другими царствами Ойкумены. Тебе надо найти подходящую невесту и, женившись, принять царский венец.
Глаза Париса вспыхнули жадным огнем надежды. Яхве как будто читал его тайные мысли и желания. Если это так, с радостью подумал он, то и боги Олимпа встанут на мою сторону и решат дело в мою пользу. Но потом, вспомнив, что все подходящие невесты царских кровей, о которых он знал, уже разобраны, тут же поник – затея оказалась пустой.
– Я не знаю таковой.
Лицо Париса стало холодным и надменным. Яхве не спешил. Мальчишка должен до конца испить горькую чашу разочарования. Надежда не рождает героев. Только тот, кому терять уже больше нечего, способен на истинное безрассудство.
– Парис! Выслушай дельный совет: торгуясь с судьбой, веди себя, как на восточном базаре – заламывай максимальную цену. Нереальную она и сама собьет, но в споре и ты получишь предельное из возможного. Разве ты не знаешь, что у ахейцев дочери – наследницы царской власти и земель государства? И даже при разводе таковыми остаются.
– Кого ты имеешь в виду?
– Ну, например, Елену Прекрасную – царицу Спарты.
Парис удивленно приоткрыл рот, но что-то быстро посчитав в голове, с недоверием спросил:
– А сколько ей лет?
– Всяко моложе твоей матери. Красивой женщине и зрелость к лицу. К тому же, в битве за царский венец разве это имеет значение? За ее руку соперничало много достойных мужей. Жаль, что в те годы ты был еще ребенком, иначе царем Спарты мог быть сегодня ты, а не опостылевший ей Менелай.
– Даже, если и опостылевший, то все равно он будет драться за свое царство и власть, – горько усмехнулся царевич.
– Ну что ж! Такова жизнь – всегда кто-то помоложе и понастырней оказывается у тебя за спиной. Ничто не вечно под луной, приходит время на покой.
Но Парис не унимался.
– А разве не ты давал народу своему заповедь: «Не возжелай жены ближнего своего»?
Яхве елейно возвел глаза к небу и протяжно вздохнул.
– А что делать?! Приходится кормить рабов моих запретами, как грудных детей. Ибо мозг младенца мал и неразвит, как и его желудок. От большой порции приволий может случиться и несварение. К тому же – не всякий ближний свой.
– Ты еще кое-что забыл! Покойный Тиндарей связал всех женихов Елены клятвой верности Менелаю. А ну как они соберутся все вместе и помогут ему?
– Ради женщины? Чужой? Не смеши! Получив богатство и власть, завоевывать женщину уже не нужно. В случае развода Менелай теряет право на трон Спарты, поэтому и клятва теряет силу. А у него даже вместе со старшим братом Агамемноном нет столько флота и войска, чтобы насильно вернуть Елену и отстоять свою власть. Не забывай – у Приама много союзников в амазонских степях за Танаисом. Троя сильна и прекрасно укреплена. Сам Аполлон строил ее стены.
Парис заметался в поиске более сильных доводов.
– Но, если Елена объявляет себя свободной, то нового мужа она обязана выбрать с соблюдением церемонии, и у всех бывших женихов появляется еще один шанс заполучить царский венец Спарты.
Яхве хитро сощурился:
– Но мы не станем делать глупости и устраивать поединки с Менелаем или с другими претендентами в случае ее развода. К сердцу женщины можно пробраться более короткими и безопасными тропами.
– А с чего ты взял, что Елена Прекрасная захочет именно меня?
– Магическое воздействие твоей красоты мы усилим обольщением. Твоя покровительница Афродита придет к тебе в помощь, – Яхве склонился и долгим магическим взглядом посмотрел царевичу в глаза, – Не так ли?
Внезапно Парис почувствовал странную расслабленность, а следом почти сонное оцепенение. Шум и веселье вокруг стихли и перестали восприниматься как нечто происходящее рядом. Спорить дальше расхотелось. Все померкло, отступило вдаль и утратило значение. Два колодца засасывали его в бездонный туннель абсолютно черных глаз Яхве. Критичность, настороженность и недоверие постепенно улетучились, и теперь Яхве казался ему добрым, мудрым и невероятно могущественным. Сопротивляться его власти было невозможно. Юноша восторженно кивнул в знак согласия.
– Да. Но как ты себе это все представляешь? – срывающимся в восторженный шепот голосом, спросил он.
– Все гораздо проще, чем кажется. Ты слышал, что женщина любит ушами? Конечно, слышал. Но красивая женщина привыкла к восхвалениям своей внешности и вряд ли легко поведется на льстивые слова. Значит, надо найти такие хитрые уловки, на которые ловятся даже самые умные. Пусть не сразу, но это лишь вопрос времени и настойчивости повторений. Женщина – она, как снег. Сначала холодная и неприступная, а потом, когда слегка подтает, уже сама липнет к твоим подошвам. Особенно, если Афродита берется за дело. Ну что, ты согласен отправиться в Спарту за царским венцом?
В одно мгновение все стало другим. Зрачки Париса распахнулись, и его синие, как июньское небо глаза, неконтролируемо сделались черными. Теперь его ничего не остановит. Он будет царем Спарты, а не Менелай с его властью и богатством! Когда ты веришь в свое предназначение и в то, что тебе дано высшее право владеть тем, что захочешь – ограничения уже кажутся лишь досадной помехой, усложняющей твою задачу.
Александра, пристально наблюдавшая за этим разговором, вдруг заметила странную перемену в брате. Со стороны глуповато улыбающийся Парис выглядел каким-то задумавшимся или замечтавшимся. Происходило что-то непонятное. Она встала и направилась в их сторону. Подойдя к юноше, Александра склонилась к его уху и, потянув за руку, тихо прошептала:
– Пойдем отсюда! Не слушай этого лукавого. Не делай глупостей! Я вижу Трою в огне.
Парис взглянул на сестру отсутствующим взглядом и грубо оттолкнул.
– И правда, про тебя говорят – сумасшедшая. Вот скажу отцу, чтобы запер тебя! Несешь всякую ерунду!
Александра с яростью повернулась к Яхве.
– Я всем расскажу про твои козни!
Но кроме снисходительной ухмылки на скривившихся губах она ничего не прочитала на его лице.
– Говори! Ну, познала ты истину, и что? Кому ты здесь ее откроешь? Оглянись! Кому они нужны твои пророчества? Кто станет внимать сумасшедшей дочери Приама? Легче горы свернуть, чем убеждения самонадеянных полуумников. Лучше молчи! Все одно твоя горькая правда будет отринута. И не, потому что тебе нечего сказать, а потому что некому тебя понять.