Речные заводи. Том 1

– Но я прибыл с императорским указом, и мне необходимо повидать небесного наставника, – сказал Хун Синь.

– Разрешите попросить вас, – отвечали монахи, – положить императорский указ здесь, в приемном зале. Мы, смиренные иноки, не смеем коснуться его. Сейчас мы просим вас, господин военачальник, пройти в келью настоятеля выпить чаю. А уж после мы все обсудим.

Хун Синь оставил императорский указ в главном зале и вместе со всеми отправился к настоятелю. Там он сел посреди кельи, и монахи подали ему чай. Затем были поданы разные яства из всевозможных даров земли и воды.

Когда трапеза окончилась, Хун Синь вновь обратился к монахам:

– Если небесный наставник поселился на вершине горы, то, быть может, вы пошлете к нему кого-нибудь и попросите спуститься, чтобы я мог прочесть ему императорский указ.

– Небесный наставник правда живет в горах, – отвечали монахи, – однако достоинства его необычайны, и он наделен даром передвигаться на тучах и облаках. Поэтому застать его трудно. И часто бывает так, что мы, смиренные монахи, не можем найти его, когда бывает в нем нужда. Как же можно послать за ним?!

– Если дело обстоит так, – отвечал Хун Синь, – то как же смогу я повидать его? В столице свирепствует мор, и Сын Неба послал меня сюда, вручив указ и благовонные свечи, чтобы я пригласил небесного наставника совершить моление всем духам праведников на небе об избавлении народа от бедствий. Что же мне предпринять?

– Если Сын Неба желает спасти народ, – сказал на это настоятель, – тогда вы должны доказать искренность своих намерений и питаться только постной пищей. Вы должны вымыться, надеть простую одежду, воскурить присланные благовония и, оставив здесь свою свиту, пешком отправиться на гору с августейшим указом. На горе, преклонив колени, вы сообщите великому учителю свою просьбу. Если в сердце вашем нет места притворству, то, возможно, вы и увидите его. Но если нет в вас искренности, то вы лишь напрасно потеряете время и учитель останется невидимым для вас.

– После отъезда из столицы я питался только постной пищей, и как можете вы говорить о неискренности? Но пусть будет по-вашему. Завтра рано поутру я отправлюсь на гору.

И вскоре после этого все разошлись на отдых.

На следующий день, поднявшись до рассвета, монахи согрели воду и, приготовив благовонное омовение, пригласили Хун Синя помыться. Хун Синь облачился в новую одежду, на ноги надел соломенные туфли, позавтракал постной пищей, взял императорский указ и закинул за спину желтую шелковую котомку. Затем, взяв серебряную курильницу, возжег благовония.

Монахи проводили Хун Синя к горе и там указали тропинку, по которой ему надлежало следовать дальше. Расставаясь с Хун Синем, монахи напутствовали его следующими словами:

– Раз уж вы, господин военачальник, решили спасти народ, то пусть ничто не остановит вас на вашем пути. Неуклонно идите к вашей благородной цели.

Расставшись с провожающими, Хун Синь призвал на помощь милость неба и стал подниматься в гору. Так он шел некоторое время по извилинам горной тропинки; на крутых склонах ему часто приходилось цепляться за лианы и другие ползучие растения. Пройдя два или три ли[10 - Ли – мера длины, равная 576 м.] и оставив позади несколько горных перевалов, Хун Синь почувствовал, что ноги у него ослабели и он не в силах больше двигаться. Тогда он подумал: «Я один из почитаемых при императорском дворе сановников, в столице я уставал даже когда спал на мягкой постели и ел из драгоценной посуды. Как же я измучаюсь, поднимаясь на такую гору в этих соломенных сандалиях! И подобные мучения я вынужден терпеть лишь для того, чтобы узнать, где находится какой-то наставник!»

Пройдя еще шагов пятьдесят, он остановился и расправил плечи, чтобы перевести дух, как вдруг из лощины налетел сильный порыв ветра. Раздалось громовое рычанье, и из чащи соснового леса выскочил огромный тигр с белым пятном на лбу и глазами навыкате. Хун Синь перепугался и с криком «ай-я!» повалился на землю. Тигр приблизился к Хун Синю, обошел его кругом и с громким рыком умчался в горы. Хун Синь, лежа под деревом, стучал зубами от страха, сердце его учащенно билось, тело онемело, а ноги ослабели, словно у петуха, побитого в петушином бою. Он лежал и беспрерывно стонал, охваченный страхом.

Немного погодя Хун Синь поднялся с земли, подобрал курильницу, зажег еще несколько курительных палочек из императорских кладовых и снова двинулся в путь, решив во что бы то ни стало разыскать наставника. Сделав еще шагов пятьдесят по тропинке, он снова принялся вздыхать и сетовать на свою судьбу:

– Поручение императора заставляет меня переживать такие страхи…

Не успел он произнести этих слов, как опять поднялся сильный ветер, вокруг распространилось омерзительное зловоние. Хун Синь стал оглядываться и вдруг услышал шипение: из зарослей бамбука выползла громадная змея с белыми пятнами, толщиной ведро.

Тут Хун Синя обуял ужас. Он отбросил курильницу и с воплем: «Ну, теперь я погиб!» попятился и свалился у выступа скалы.

Змея быстро подползла к нему и, свернувшись кольцами, уставилась на Хун Синя глазами, сверкавшими желтым светом. Широко раскрыв свою огромную пасть и высунув язык, она обдавала его ядовитым дыханием.

У Хун Синя от страха душа ушла в пятки. Змея еще некоторое время смотрела на него, затем, извиваясь, поползла прочь и вскоре скрылась. Когда она исчезла, Хун Синь поднялся на ноги и воскликнул:

– Еще счастливо отделался! Ведь я чуть не умер от страха!

Тут он увидел, что все его тело покрылось пупырышками, словно от холода, и принялся ругать монахов:

– Бессовестные негодяи! Надули меня, и по их милости я переживаю все эти страхи! Если только я не найду великого учителя на вершине горы, то уж разделаюсь с ними по возвращении!

Снова он поднял курильницу, поправил на спине котомку с императорским указом, привел в порядок одежду и головной убор и снова стал подниматься в гору. Но едва он сделал несколько шагов, как из-за леса послышался слабый звук флейты, который все приближался. Вскоре Хун Синь увидел молодого послушника, ехавшего на буйволе, лицом к хвосту. Послушник, улыбаясь, играл на флейте. Хун Синь окликнул его:

– Эй, ты откуда? Ты знаешь меня?

Но послушник не обратил на него никакого внимания и продолжал играть на флейте. Хун Синь несколько раз повторил свой вопрос, и тогда, наконец, послушник громко рассмеялся и, указывая на Хун Синя флейтой, сказал:

– Так это вы прибыли сюда повидаться с великим учителем?

Хун Синь удивился:

– Ты простой пастух, откуда тебе известно это?

Послушник засмеялся и ответил:

– Утром я прислуживал учителю в хижине, и он сказал: «Сегодня прибудет военачальник Хун Синь, посланный ко мне Сыном Неба с указом и курильницей для возжигания благовоний. Он взойдет на гору и попросит, чтобы я отправился в столицу для жертвоприношений и вознесения молитв всем святым о прекращении мора. Я сегодня же полечу на журавле ко двору императора». Теперь он, верно, уже в пути, – продолжал послушник, – в хижине вы его не найдете. Вам нет нужды ходить туда, потому что на горе много диких зверей и ядовитых змей и вы можете там погибнуть.

– Смотри, не ври! – пригрозил Хун Синь послушнику.

Но тот только рассмеялся и, снова заиграв на флейте, стал спускаться с горы. «Откуда этот мальчишка все знает? – подумал про себя Хун Синь. – Вероятно, сам небесный наставник послал его. И все так и есть, как он рассказывает. Надо бы взойти на гору, да только страшно, как вспомнишь те ужасы, от которых я только что чуть было не погиб… Нет, лучше мне спуститься вниз».

Хун Синь подобрал курильницу, отыскал тропинку, по которой пришел, и стал быстро спускаться с горы. Монахи проводили Хун Синя в келью настоятеля, и настоятель спросил его:

– Удалось вам повидать великого учителя?

– Я сановник, уважаемый при дворе императора, – отвечал Хун Синь, – как же могли вы послать меня на гору, где я чуть было не лишился жизни? Прежде всего на полпути мне повстречался тигр с белым пятном на лбу и с глазами навыкате и до смерти перепугал меня. Когда же я пошел дальше, то из зарослей бамбука выползла громадная пятнистая змея и, свернувшись кольцами, преградила мне дорогу. Если бы судьба не благоприятствовала мне, вряд ли довелось бы мне вернуться живым в столицу! И все это учинили вы, даосские монахи, чтобы посмеяться надо мной!

– Как посмели бы мы, смиренные монахи, проявить такое непочтение к вам, уважаемому сановнику? – возразил настоятель. – Все это были лишь испытания, посланные вам небесным наставником, и хоть на этой горе и водятся змеи и тигры, они не причиняют людям вреда.

– Я уже выбился из сил, – продолжал Хун Синь, – и все же карабкался на гору, как вдруг увидел послушника, который выехал из леса верхом на буйволе и играл на флейте. Когда он подъехал ближе, я спросил его, откуда он едет и знает ли он меня. Он ответил, что знает все, и сообщил мне, что небесный наставник еще утром сел на журавля и отправился в Восточную столицу. Вот почему мне пришлось вернуться обратно.

– Очень жаль, господин военачальник, что вы упустили такой случай, – опечалился настоятель. – Ведь пастушок и был сам великий учитель!

– Если это был великий учитель, так почему же он похож на самого простого, заурядного человека? – спросил Хун Синь. – Этот великий ученый – человек необыкновенный, – ответил настоятель. – Правда, он еще молод, но добродетели его несравненны. Он ни на кого не похож и в разных местах меняет свой облик. Проницательность учителя необычайна, и люди зовут его отцом всех мудрецов, постигших тайны великого дао.

– И как это я, имея глаза, не смог распознать небесного наставника? – сетовал Хун Синь. – Встретил его и не знал, кто передо мною!

– Успокойтесь, господин военачальник, – продолжал настоятель. – Если небесный наставник говорил о своем путешествии, то к вашему возвращению в столицу моления будут уже совершены.

Только после этих слов Хун Синь успокоился. Тут настоятель приказал устроить в честь военачальника торжественную трапезу, а указ велел положить в ларец для императорских писем и поставить ларец в храме, в главном приделе которого зажгли благовонные свечи из кладовых императора.

Трапеза состоялась в тот же день в келье настоятеля, куда было подано вино и различные постные кушания. Закончилась она только поздно вечером, и Хун Синь снова ночевал в монастыре.

На следующий день после завтрака Хун Синя посетили настоятель и монахи и пригласили его погулять с ними по горному склону. Хун Синь был очень рад этой прогулке. Вместе с ним отправилась и его свита. Шествие двинулось из кельи игумена; впереди в качестве проводников шли два послушника. Монахи и их гости обошли вокруг храма, наслаждаясь красотой горных пейзажей. Главный придел храма отличался неописуемой роскошью. В левом крыле находились три придела: придел Девяти Небес, придел Императорской Пурпурной Звезды и придел Северной Звезды, а в правом – придел Изначального Духа, придел Неба, Земли и Воды и придел Изгнания Злых Духов.

Осмотрев приделы, они свернули вправо, и Хун Синь увидел неподалеку еще один храм со стенами цвета красного перца. Перед храмом высились две темно-красные решетки, двери же были крепко заперты, и на них висели замки величиной с человеческую ладонь. Замки были запечатаны десятью бумажными полосами, на которых стояло множество красных печатей. Под карнизом храма висела горизонтальная табличка красного цвета с золотой надписью: «Придел Покоренных Злых Духов».

– Что это за храм? – спросил Хун Синь у монахов.

– В этот храм заточили злых духов, усмиренных при небесных наставниках прошлых поколений, – отвечал настоятель.

– А почему на двери так много печатей? – спросил Хун Синь.