Свет гаснет

– Тем не менее у него за плечами две успешные постановки, и обе прошли безо всяких происшествий, – сказала Мэгги.

– Да, именно так.

Он помолчал немного и сказал слишком уж небрежным тоном:

– Знаешь, пьесу ведь собирались поставить в «Дельфине». Лет двадцать назад, когда он только открылся.

– И почему не поставили?

– Умер актер, игравший главную роль, или что-то вроде того. Еще до того, как труппа собралась. Говорят, они не успели провести ни одной репетиции. Так что постановку отменили.

– Надо же, – сказала Мэгги. – А что в остальных комнатах? Тоже картины с обнаженными телами?

– Показать тебе?

– Нет, спасибо. – Она взглянула на часы. – Разве нам не пора в твой «Парик и Поросенок»?

– Перри сначала будет репетировать с ведьмами. У нас полно времени.

– Я ужасно пунктуальна и не смогу насладиться устрицами, если времени будет в обрез.

– Если настаиваешь.

– Да, настаиваю. Извини. Я приведу себя в порядок. Где тут ванная?

Он открыл дверь.

– В конце коридора, – сказал он.

Она прошла мимо него, роясь по пути в сумочке, и подумала: если он начнет приставать, то меня ждет скучная сцена.

Он не стал к ней приставать, он вообще не двигался. Ей неизбежно пришлось слегка задеть его, проходя мимо, и она подумала: для шотландца – хоть горца, хоть равнинного жителя – у него есть все что нужно и даже больше, чем считается благопристойным.

Она поправила прическу, припудрилась, подкрасила губы и надела перчатки в ванной комнате, где стояли разнообразные механические приспособления для похудения, комнатные растения в горшках и заключенное в рамку стихотворение весьма неприличного содержания.

– Едем? – энергично спросила она, вернувшись в гостиную.

– Едем.

Он надел пальто, и они вышли из квартиры. Он взял ее под руку.

– Ступеньки скользкие, – сказал он. – Ты ведь не хочешь начать с растяжения лодыжки?

– Нет. Этого я точно не хочу.

Он оказался прав: на ступеньках блестел иней из-за раннего мороза, и она была рада, что Дугал поддерживал ее под руку. Его дорогое твидовое пальто пахло торфяным дымом.

Сев в машину, Мэгги заметила высокого мужчину в коротком пальто цвета верблюжьей шерсти и в красном шарфе. Он стоял метрах в двадцати от них.

– Эй, – воскликнула она. – Это Саймон. Привет! – Она подняла руку, но он уже отвернулся и быстро пошел в сторону одной из боковых улиц.

– Я думала, это Саймон Мортен, – сказала она.

– Где?

– Я ошиблась. Уже ушел.

Они поехали по набережной Виктории к «Парику и Поросенку». Улицы светились яркими огнями, которые искрились и переливались в холодном воздухе и дробились на мелкие блестки в водах Темзы. Мэгги была в приподнятом и радостно возбужденном настроении. Когда они вошли в маленький ресторанчик с его огромным камином, белыми скатертями и сверкающей посудой, ее щеки пылали, а глаза ярко блестели. Она внезапно полюбила всех вокруг.

– Ты великолепна, – сказал Дугал.

Некоторые посетители узнали их и заулыбались. Метрдотель сдержанно суетился вокруг них. Она репетировала превосходную пьесу, и напротив сидел исполнитель главной роли.

Она заговорила – легко и хорошо. Когда принесли шампанское, она подумала: я должна помешать ему его открыть. Я никогда не пью перед репетицией. Но это было бы таким занудством, совершенно не в духе столь прекрасного вечера.

– Темпераментная невнимательность, – довольно громко сказала она. – Британская конституция.

– Прости, что ты сказала, Мэгги?

– Я просто проверяла себя – не пьяна ли я.

– Ты не пьяна.

– Я редко пью виски, а ты налил мне большую порцию.

– Неправда. Ты не пьяна. Ты просто ощущаешь внезапный подъем. Вот твои устрицы.

– Ну, раз ты так говоришь, значит, со мной все в порядке.

– Конечно, ты в порядке. Приступай.

Она приступила к устрицам, и она не была пьяна. В последующие дни она будет вспоминать этот вечер – с того момента, как вышла из квартиры, и до окончания репетиций – как нечто отдельное. Как нечто, случившееся между ней и Лондоном, с Дугалом Макдугалом в качестве необходимого ингредиента. Но не более того.

V

Гастон Сирс жил в старом большом двухэтажном доме в тупичке, выходящем на Аллейн Роуд в районе Далич. Тупичок назывался Аллейн Сюрпрайз, и дома с участками полностью занимали одну его сторону. На противоположной стороне росли неухоженные деревья и стояла неиспользуемая насосная станция.

Арендная плата за такой большой дом наверняка была высокой, и среди учеников колледжа Далич ходила легенда, что мистер Сирс – эксцентричный иностранец-миллионер, который живет в окружении изумительных образчиков оружия, изготавливает мечи и занимается черной магией. Как и большинство легенд, эта основывалась на крайне искаженных фактах. Он и в самом деле жил в окружении оружия, и действительно изредка делал мечи. Его оружейная коллекция считалась самой престижной вне-музейной коллекцией в Европе. И конечно же, он и правда был эксцентричным.

Кроме того, он был довольно обеспеченным человеком. Он начинал как хороший актер, отлично исполнявший странные и эксцентричные роли, но в силу своего противоречивого характера он настолько любил спорить, что никто не хотел брать его на работу. Получив наследство, он смог развить свой вкус к историческому оружию и снаряжению. Его компетентность признавали все европейские коллекционеры, а несколько университетов присвоили ему почетные степени. Он ездил по Америке с лекциями, за которые брал астрономические гонорары, и получал пугающе огромные суммы от жадных, невежественных и беспринципных покупателей, что вполне компенсировало бесплатные консультации, которые он давал тем, к кому решал относиться с уважением. Одним из таких людей был Перегрин Джей.

Сирс с некоторым самодовольством принял неожиданное предложение выступить в качестве меченосца Макбета.

– Я смогу наблюдать за поединками, – заметил он, – и исправлять любые вкравшиеся ошибки. Я не очень-то доверяю Макбету. Дугал Макдугал, ну надо же!

Он был занят изготовлением форм для оружия. В одной из этих форм будет отлит из расплавленной стали клеймор Макбета. Сам Гастон в роли Сейтона на протяжении всего спектакля будет носить настоящий клеймор. Он будет носить меч Макбета. Второй клеймор, не такой искусно сделанный, послужит образцом для оружия Макдуфа.

Мастерская представляла собой пугающее зрелище. По всей комнате были расставлены грозные латы и доспехи, по стенам висели мечи разных эпох и стран, украшенные детальными орнаментами. Была здесь и полноразмерная фигура японского воина, застывшего в исступленной ярости – в полном вооружении, согнувшегося в боевой позиции; его лицо было искажено гневом, а меч занесен для удара.