Резонанс единства

– Занзимир, у вас очень длинное вступление. Я понял: большая семья, крепкий тыл и в промежутках вы оплачиваете общение за игрой на втором этаже.

– Я живу один, все выросли и справляются…

– Да, обычное дело. Так что про субботу? Родня тоже втянула вас в игру?

– Нет, – вздохнул Занзимир. – Сначала… Сначала они перестали слушать мои советы. А ведь многим помог своими знаниями основ экономики, поверьте. И не только этим. Потом любое мое слово стало вызывать раздражение или насмешку. С братом происходит то же самое. Мы думали, у всех неприятности, так совпало, и они переносят своё настроение на близких. Но все хвастаются успехами и в начале завтрака выглядят довольными. А потом начинают ругаться. Вы не представляете, Карл, вспоминают то, что нас объединяло, то добро и взаимопомощь, которую они оказывали друг другу, и укоряют за неё, полностью переворачивая её смысл и последствия. Завтрак превратился в сущий кошмар!

– И вы продолжаете на него ходить? Платите лучше Вальзовату.

– В последние время все собираются у меня…

Нет, Занзимир не всхлипнул, но Карлу показалось, что ему этого очень хотелось.

– Приходят по традиции в час и уже через полчаса начинают скандалить.

– И не расходятся?

– Только после десерта… Как и раньше.

– Класс. Это напоминает «Письма, которые не мы сочинили», финальный сезон сейчас в трансляции на «Дабл-Ю-Ди-Ви». Там тоже все старые заслуги оцениваются заново. Похоже где-то всплыло завещание, о котором вы забыли сообщить. И дело все-таки в деньгах.

– Карл, дело не в деньгах, совсем не в деньгах! – пылко залепетал Занзимир, утирая сухие глаза. – В прошлую субботу внучатый племянник подставил мне подножку! Я обеспечил ему поступление и всегда втайне от брата снабжал средствами. Он называл меня «милейшим икс-юродным дедом»! И специально подставил подножку. Я сильно упал, уронил этажерку. Потянул ногу и отбил бок. Так вот, Карл. Все засмеялись. Все, Карл! И никто мне не помог…

– Да-а… – протянул Карл. – Интересные у вас субботники. Смотрите, так и до поножовщины дойдет. Постойте, Занзимир. А на видео снимали?

– Что, простите? – отвлекся от скорби Занзимир.

– Ну, ваше падение эти милые домочадцы фотографировали? Племянник коммуникатор в руках не держал?

– Не-ет… – задумчиво вспоминал «профессор». – Пальцем показывали…

– Жаль.

– Почему? – потерялся рассказчик.

– Не укладывается в теорию преподобного Клавдия, – объяснил Карл. – Съёмкой удивительного у нас занимается церковь, ищет в этом скрытые смыслы и предтечи апокалипсиса.

– Я не понимаю… – пролепетал Занзимир. – При чём здесь церковь?

– Как всегда, ни при чём. Идите в полицию.

– Зачем, Карл? Это моя семья! И они считают ненормальным именно меня.

Договорить им не дали.

– Вот он где! – раздалось от барной стойки. – Карл!

– Да кашу мне в рацион, – расстроился Разуто.

– А мы тебя обыскались!

Под словом «мы» Калюжный против обыкновения и статуса обзывал не только себя, а ещё слегка придушенного у себя под мышкой Грумника. Грумник вытягивал из-под мышки фон Бария шею и натянуто улыбался.

– Слушай, ну, спасибо, ну, то что нужно! Какие таланты у вас здесь пропадают! Нет, ну такой уровень контента на коленке мастрячит!

Калюжный сиял и только что не пританцовывал от распиравшей его радости. Грумник семенил в такт.

– Знал, что тебе понравится, – вздохнул Разуто. – Знакомьтесь, Занзимир, господин Калюжный. Где-то в чём-то «фон». Грумника вы знаете. Барий, это местный экономист Занзимир Прогалич, оплот классического образования.

– Ну что вы, Карл, – подхватился смущённый Занзимир. – Очень приятно.

– Да, классика налицо, – оглядел старенького преподавателя Калюжный.

– Барий, повежливей, – попросил Разуто.

– Ну а что, одной экономикой сыт не будешь. За какую школу ратуешь, болезный?

– Я приверженец…

– Вот и правильно, – закивал Барий. – По костюмчику вижу, она тебя не подвела. Видишь, Грумник? – он обратил взор под мышку. – Теория никого до добра не доводит.

– Ж-женщина… – пискнул из-под мышки Грумник.

– Начинается на букву «ж», – перебил нетерпеливый Барий. – И заканчивается на неё же. Карл, ты слышал его рассуждения? Про венец и предназначение?

– Слышал.

– Великолепно! Парень гений, но застрял в теории. Вот примерно как ты, как тебя… Экономист! Так, что мы тут употребляем? Нет, этого нам не нужно. А ну-ка постой!

– Занзимир, не обращайте внимания, – повернулся к преподавателю Карл. – Барий у нас из столицы, со слегка атрофированной вежливостью.

Барий тем временем поймал пробегавшего мимо официанта и заказал ему чуть ли не четверть бара. После чего усадил на место попытавшегося откланяться Занзимира и, не выпуская из объятий полузадушенного Грумника, продолжил:

– Я вот что тут Грумнику объясняю. Экономист, слышишь хорошо?

Не ожидавший обращения Занзимир испуганно кивнул.

– Во-от, поддержишь меня. Я ему, – Барий сильнее «обнял» Грумника, – толкую, что не туда он энергию тратит! За женщин права качать уже давно лишнее, тут впору уже снижать им самооценку! Но аккуратно, на этом погореть в секунду можно! Вот где задача, вот где страсть. Ведь чего придумали: потрогать чеё – согласуй, посмотреть ни-ни, взгляд в пол, чтоб не смутить, а уж достанешь, ну понятно что, так у неё шок до онемения – ты ей чувство прекрасного разрушил. И как здесь размножаться, а? Ведь они что сломали этими своими закидонами?! Демографию сломали! А это сложнейшая штука, чтоб вы себе представляли, её одними инстинктами починить невозможно!

И Барий пустился в рассуждения, в которых смешивал в одну кучу мужчин, женщин и энергетику, количество потраченных на половое влечение джоулей и выделение при этом тепла, связывая всё это с количеством разнополых особей при изменении климата. Грумник и Занзимир рты раскрыли, но перестали понимать уже после затраченных на размножение калорий. Разуто не слушал с самого начала.

– И здесь, в провинции, ещё сохранилась эта пропорция, в чем-то магическое семь к десяти, а лучше к двенадцати. В столице же всё, – Барий активно жестикулировал, – всё, схлопнулась симметрия. Вот за что нужно пластаться! Уловил?

Он наклонился к Грумнику. Грумник судорожно кивнул.

Удовлетворившись согласием, Барий повернулся к редактору:

– А старичок совсем глухой, что ли?