Резонанс единства

Фапир: Если бы! Шаф же с фантазией не дружит

(Фапир выкладывает видео.)

В кадре явно хорошо употребившие юноша и девушка снимают себя на коммуникатор и обсуждают дальнейшие планы на вечер. Диалог ведет юноша.

– Я сразу говорю: четыре минимум. Я страстный перец, жёсткий, но нежный! Устраивает?

– Смотря насколько нежный, – хихикает девушка.

Юноша высовывает язык и облизывает объектив.

– Гарантирую не меньше!

– Дурак, – улыбается девушка, – один уже мимо!

– У меня огромный запас, – юноша играет языком возле её лица, – не разочаруешься!

Девушка смеется и закрывает его рот рукой. Юноша отстраняет её ладонь, приникает к уху девушки и, понизив голос, шепчет:

– Без ограничений, согласна? Я проникну везде, я буду повсюду, и ты будешь на небе! Согласна?

– Ну что ж, попробуй, – поворачивается к нему девушка.

(Видео обрывается.)

Вольт: Херь какая-то, детский лепет

Лоскут: Угу, я даже петтинг подробней согласую. А тут бикса явно стрёмная, а он за секунду на весь карнавал! Обезопасился, пля… Но как же это всплыло в этих чатах? У Шафа двойные пароли даже на обычные галереи!

Вольт: Да-а… Вроде чушь, но в там… Девку жалко

Фапир: Всех жалко. И фиг знает, как теперь перепихнуться, чтоб не зависнуть. Что снимать, как хранить?

В «Матовый глянец» Клавдий не пошёл. Не пройдя и квартала, священник извинился и, сославшись на упущенное, пообещал навестить Грабова «может, попозже».

– Конечно, падре. Я займу вам место.

– Спасибо, Карл. Я постараюсь не задерживаться.

Обманув друг друга, собеседники разошлись.

Редактор вздохнул с облегчением. Разговор со священником вызвал недоумение и оставил после себя один только вопрос – что происходит с Клавдием? Ответ лежал в области фантазий, а фантазировать не хотелось. Ведь вечер пятницы… Время индульгенции, полученной на два следующих дня. Это как прикасание к неге отсутствия обязательств, как погружение в суть желаний, когда предвкушение ярче желаемого…

Если бы у Карла спросили, как он себе представляет идеальный вариант времяпрепровождения, он не задумываясь ответил бы:

– Каждый день как вечер пятницы. С на бесконечность отложенной субботой.

* * *

В пятницу «Глянец» преображался. Из тихого и в чем-то действительно респектабельного клуба он превращался в шумный вертеп, перемешивающий в алкогольном экстазе все слои населения маленького городка. В такие дни золотой зал оправдывал свое эксклюзивное предназначение. Доступ посетителей в зал определялся лично Грабовым по каким-то его собственным представлениям об эксклюзивности. Предполагалось, что здесь дороже, и Тори каждый год рассказывал об увеличении стоимости членского взноса, но редактор не помнил, чтобы ему выставляли какой-нибудь счёт. К тому же большинство посетителей золотого зала часто не могли позволить себе лишний коктейль, а не то что вечно дорожающее членство. Завсегдатаи были совершенно различны по социальному положению и достатку. Единственное, что их объединяло, – это, пожалуй, симпатия владельца и его фантазии о светском обществе. Но тем интересней здесь было.

Редактор давно вписался в этот разношёрстный коллектив и даже считался здесь щедрым человеком. Ведь для страждущих поменять реальность он всегда делал исключение из своих правил.

Он пришел в клуб, когда веселье было в самом начале. На сцене разминался племянник Грабова, задавая музыкальный фон гомону выпивающей публики. Карл считал, что в этом главный талант Дарвика: казалось бы, полная импровизация его «оркестра» очень точно ложилась на обстановку и в конце концов подчиняла её себе – посетители и не замечали, как начинали двигаться и говорить в задаваемом им ритме, постепенно увлекаясь звучанием. Когда Дарвик начинал основную программу, равнодушных уже не оставалось.

«Ему бы саундтреки писать, – решил Разуто, остановившись на пороге большого зала и послушав пару минут. – Парень напрасно считает себя поэтом».

Он подошел к бару и поприветствовал Бруно.

– Бородатый из группы больше не появлялся? – спросил он у бармена.

– Вообще больше никто из этих не приходил. Ну и отлично, я считаю, толку от них ещё меньше, чем прибыли.

– Ясно. Бруно, сделай мне что-нибудь духоподъёмное, но в рамках восприятия. Долгий вечер немолодого мужчины, как-то так.

– Хорошее название, господин Разуто. Я постараюсь.

– Постарайся, косорукий, а то в соцбюро тобой давно интересуются!

Из-за спины редактора выскочил ещё один завсегдатай золотого зала, талантливый механик Лорк.

– Это нужный парень, – кивнул он на Разуто, – хотя по виду обыкновенный жлоб. Но тем и цепляет.

Вечно одалживающий на выпивку механик считал себя принципиально честным человеком и каждой фразой эту принципиальность доказывал. Его нарочитая откровенность не снискала особой любви у окружающих, на механика постоянно жаловались, но Тори ценил Лорка и из списков «важных персон» не вычёркивал. Такую оценку редактор полностью разделял, и «откровения» механика его даже забавляли.

Карл давно убедился, что Лорк не только «откровенен» на словах, но честен и даже отважен на деле. В первый раз редактор это отметил ещё при переезде – приглашённый по совету Грабова механик, кроя владельца трёхсоставными эпитетами, привёл долго пустовавший дом в полный порядок, по собственному почину проверил все коммуникации и исправил «безруко сляпанные» участки. А затем, ещё где-то через год, заметив редактора среди фанатов космобола, Лорк с урной наперевес вломился в толпу, окружавшую недоумевающего Карла, и крутился вокруг, пока фанаты не отступили. Его энергичные действия позволили Разуто покинуть агрессивное окружение, хотя и показались Карлу излишне избыточными. И только потом случайно выяснилось, что механику это геройство обошлось в четыре глубоких пореза и кучу мелких ссадин – любители виртуального спорта отстаивали свои предпочтения реальными колюще-режущими предметами. После этого даже самые нелицеприятные и некорректные высказывания Лорка перестали для Карла иметь значение.

– Привет, Лорк. Коктейль будешь?

– Чаянья считываешь, но хреново получается. Чистым угощай, без примесей, мне вдолгую прозябать некогда. Слышал, стаканотёрка, двойной организуй, редактор справедливость оплатит.

Оплатив «двойной без примесей» Лорка, Карл дождался свой коктейль и хотел ещё немного послушать Дарвика, но появился Грабов и потащил его в золотой зал.

– Тори, умерь пыл, – притормозил друга Разуто. – О твоей эмоциональности и так уже в колокола звонят.

– Карл, у меня нет времени на загадки, – остановился Грабов. – О чем ты сейчас?

– С Клавдием пообщался. Он заинтригован мордобоем Калюжного. Считает это предтечей конца света.

– И правильно считает, – твердо кивнул Тори. – Я их больше на порог не пущу! Это что это такое, никакого уважения! Так они совсем обнаглели, – завёлся он и снова подхватил редактора под руку. – Не хотят забирать свою агитацию, представляешь?! И платить не хотят!

– Да ладно. Добились справедливости без демонстрации её желания?

– Я не знаю, чего они там добились, но еле-еле нашёл одного, кто хоть как-то в курсе. «Отпала целесообразность!» – плохо передразнил оппонента Тори. – Что это вообще значит?

– То, что мир полевел достаточно, боятся переборщить. Выкинь, коль неактуально.

– Там больше двадцати страйк-ап-панелей! Вот связался на свою голову: гардероб не работает, драку устроили, Барий до сих пор злится!