Ходячие библиотеки

– Простите, какое руководство?

– Иллюстрированное и дополненное по письмам читателей, если мне не изменяет память. Я говорила к тому, что ничего хуже штрафа из библиотеки за просроченный справочник с этим заведением не случилось. Вас обманули, чтобы вы вынули завещание из безопасного места.

Майрот как-то посмотрел на меня из темноты. Я не видела как. Наверное, он был ошарашен и взбудоражен, хотя, возможно, и не настолько, как когда впервые услышал гипотезу о ложной смерти своей тетушки. Но то, что он стал смотреть на меня как-то по-особенному, явственно следовало из того, как изменилось его дыхание.

– Ой, смотрите, там поезд! – неожиданно сообщил мне он, совсем по-детски указав пальцем на серебрящуюся вдали линию, и бодро потопал по направлению к нему, обогнав меня и натянув между нами хорду.

Мне пришлось прибавить на шаг или два скорость, чтобы выйти снова вперед и деликатно не замечать, как на его щеках тоже серебрится пара горящих линий. А вот я умру – сорвется ли с места какой-нибудь богатенький идиот, чтобы исполнить ту волю, что я не смогу уже исполнить самостоятельно? Хоть кто-то из тех, кого я, может, и не научила быть хорошим взрослым, но дала ясно понять, как не стать мертвым ребенком.

Из тех, кого спас мастер Сдойре, никто не прочтет его завещание. Даже тело его в гроб никто не положит. Даже из реки не выловит. Ну и… пусть. Пусть. Я заставила себя посмотреть на поезд. Когда-нибудь сюда придет поколение, где мастерам не придется умирать, спасая своих учеников.

– Похоже, поезд встал прямо на железнодорожном мосту, – без удовольствия ответила я. – Переправить на другую сторону ботинки нам это не помешает – для этого специальные механизмы внизу. Но нам с вами лучше не идти поверху, когда там поезд. Утянет еще.

– Вы думаете, с ним что-то случилось? – спохватился Майрот.

Я скривилась:

– Не наше дело. Если там и правда проблема, целому поезду нам с вами помочь не по зубам. Давайте заниматься своими делами, у вас же тетушка, как кошка в коробке.

Я прибавила шагу и потянула его на хорде за собой. Перед нашими глазами по рельсам пронеслась еще серебряная, трудноразличимая в свете сени звезд линия. Она направилась прямо к поезду на мосту и рассеялась, превратившись в движение и ветер. Что это такое, ни я, ни Майрот не поняли, но, видимо, он уже достаточно надышался воздухом нашей библиотеки и взглянул разок на меня так, что стало ясно: увиденное мы замолчим.

Чем ближе мы становились к мосту, тем больше нам хотелось смотреть на стоящий поезд. В серебряном свете восходящей луны он казался созданием потустороннего мира, сотканным из вод мифической пятой широты и волос нериин, однажды удержавших вместе разваливающийся мир.

– Этот поезд явно откуда-то не отсюда, – прошептал Майрот. Я посмотрела на него так, чтобы он заткнулся, но он не заткнулся: – Вы же понимаете, что это один из Черных Локомотивов! Он пережил на рельсах войну! Мы должны пойти и узнать, нужна ли помощь, там…

– Там внутри может быть опасная войра[1 - Войра – конгломерат микроскопических механизмов, хранящих в скрепляющей их жидкости всю встреченную за жизнь сообщества информацию.]. Хотите как мастер Сдойре выглядеть? Представьте – поезд катается по миру три-четыре сотни лет и все это время втягивает в себя всякую заразу. Вам это нужно?

– Что-то я вас не могу понять: когда я говорю, что решение проблем незнакомых детей не ваше дело, вы мне заявляете, что оно очень даже ваше, а когда я говорю, что помощь древнему локомотиву с целым городом внутри – наше дело, вы мне говорите, что оно вас не касается.

– Ну да, – согласилась я, – тут все просто: если это наше дело, то оно наше, а если нет, то нет.

Я отстегнула хорду и уверенно пошла по склону вниз, на подмостную станцию, с твердым намерением заправить котлы ботинок и отправить их на ту сторону.

– Но это Черный Локомотив! У него внутри находится все для закладки нового города! Вы можете…

– Умереть, – беспечно бросила я, скрываясь под мощными арками моста. – И лично я не хочу умирать, у меня «Отражение в бурной реке» не дочитано, а это издание, между прочим, с автографом корректора!

– Чьим?

Я выглянула из-под моста и уточнила:

– Корректора. Айнар-родом-из-Девятой-Горы страдал дисграфией и отвратительным почерком, но он отказывался надиктовывать текст, пользоваться пишущими машинками и требовал, чтобы его корректор правил все в черновиках, прежде чем направить машинистам и в редактуру. Этот писатель обладал воистину взрывным характером. Если корректор ошибался – он срывался и, по слухам, даже распускал руки. При работе корректора он присутствовал лично, словно упиваясь его сложностями. Он будто питался этим. А знаете, какой объем у книги? Три миллиона знаков. При этом, – надавила интонацией я, заметив, что Майрот открыл рот, чтобы что-то сказать о мистически-прекрасном поезде над нами, – Айнар часто переписывал уже переданный редактору текст. В общей сложности «Отражение в бурной реке» полностью переписано четырежды, а некоторые части, такие, как монолог Дейнарр перед казнью, – по двадцать или тридцать раз. Работа над книгой заняла семь лет ежедневного труда по двенадцать часов, и это – уже после создания финального, как утверждал автор, черновика. Так что, вы идете?

Мой клиент еще поколебался между желаемым и безопасным и в итоге выбрал остаться под охраной моего револьвера. Чем совершенно не удивил.

Мы спустились под мост, заправили котлы ботинок, закрепили их на подвижных платформах, специально устроенных под мостом на этот случай, подняли пары в котле, отвечающем за подвижной механизм, и отправили свои средства передвижения на ту сторону. Майрот с великим удивлением смотрел, как они постепенно уменьшаются в размерах, переносясь через ущелье над рекой. Он никогда раньше не видел переправы для ботинок.

– Вон там, – указала я на горизонт, – тот самый условный знак Шустрика. Я о нем говорила.

– Но вы сказали, что это незаметный знак, – возмутился мой клиент. – А там фиолетовое облако в виде черепа!

– Не незаметный, а непонятный для окружающих. Если он будет неприметным, – научила я его библиотечной мудрости, пока мы ждали, чтобы прошел поезд, – его никто не заметит и никто не расскажет другому, что? видел и где. Поэтому и мы можем не узнать, что он рядом.

Майрот презрительно хмыкнул и нахохлился, приготовившись ждать.

– Облако в виде черепа – слишком неправдоподобная информация, чтобы ее пересказывать.

– Вот дундук на печи! Выживает не правдоподобная информация, а интересная! Так что мой совет: хочешь жить – не будь скучным.

На это он ничего не ответил. И я ничего не ответила, и мы стали ждать, созерцая череп над медленно двигавшимися между железнодорожными ветками стадами подвижных цистерн и контейнеров для сыпучих материалов. Их по окружности облетали тусклые светлячки. Это светились фонари погонщиков, днем и ночью оббегавших в паровых ботинках караваны, охраняя груз от бегунов и проверяя его техническое состояние.

Тяжелый, опасный, особенно зимами, и не сказать, чтобы прибыльный или благодарный труд.

Я иногда поглядывала на поезд, все ожидая, когда он двинется, но он стоял и стоял. И стоял, и стоял. Окончательно стемнело. Я начала подмерзать.

– Ладно, посмотрим, что там, – согласилась наконец я. – Все это в любом случае имеет скучное объяснение, и мы разочаруемся. Спросим у машиниста, сколько еще будет длиться остановка. Если достаточно долго, то пока перейдем, а он пусть дальше тут стоит. У нас…

Я замолчала, потому что уже давно ожидала, что Майрот меня перебьет, но он почему-то не перебил. Так и стоял и смотрел: на ботинки, на цистерны, на погонщиков. Задумался наверняка о жизни и своем поведении. Я начала подниматься, он пошел за мной и совсем не побеспокоился о своей тетушке.

– У вас все хорошо? – уточнила я на всякий случай.

– Да. Нет. У меня приступ.

– Приступ чего?

– Дереализации. Мне кажется, что весь этот мир нарисованный и я смотрю на рисунок через толстое стекло. Но это не заразно, не опасно и ненадолго.

– Господин Майрот, – спросила я, повернувшись к нему и запустив в ухо мизинец, – вы что, сумасшедший? У нас для сумасшедших повышенная такса, потому что с ними работать сложней. У нас повышенная для всех, с кем работать сложней: сумасшедших, крокодилов, граммофонов, святых…

Он тяжело вздохнул, посмотрел на меня и очень спокойно сообщил:

– Из нас двоих это не у меня странствующая библиотека на фронтире.

Я не стала настаивать. Да и лезть к нему в принципе. В конце концов, главное, что я знаю, какой мир настоящий, а какой нет. Настоящий – это всегда мир той книги, что ты сейчас читаешь.

Мы поднялись и начали медленно приближаться к составу. Чем ближе мы подходили, тем красивее он становился. «Из волос нериин и лунного света, хрусталя и серебра – вот какой поезд увезет меня на Ржавую Станцию, моя любовь…»

Майрот наконец произнес громким шепотом:

– Он не делится на вагоны!

Я давно уже это заметила, но пребывала в уверенности, что:

– Так не бывает! Как он тогда будет поворачивать?

– Но он же из старого мира! А вдруг…

Его прервал затяжной стон, исходящий от самого поезда прямо к Луне. И мне в этот момент показалось, что Луна отозвалась таким же протяжным, тоскливым воем, где сосредоточилась и скопилась вся скорбь по ушедшей навсегда реальности. Мне показалось, что я слышу звук приближающегося поезда. Я прислушалась, и это ощущение исчезло.