Лето печали

– Русские, в проруби, мистер Браун.

Британец отозвался:

– Я знаю, но позвал я вас не поэтому, – Браун налил им еще чая. – Трупы остались неопознанными. Доктора установили, что жертвам было примерно от двадцати пяти до тридцати пяти лет и что женщина была замужем.

Сабуров усмехнулся.

– В нынешние времена не обязательно стоять перед алтарем, чтобы вступить в близкие отношения с мужчиной, – Браун заметно смутился. – Даже кольцо у нее на пальце тоже ничего не значит.

Хозяин кабинета покачал головой.

– На трупах не осталось и клочка одежды. Однако руки у них холеные, они не рабочего сословия. У мужчин нашли пятна чернил или краски, а судя по состоянию пальцев женщины, она часто музицировала.

Сабуров аккуратно сложил фотографии в стопку.

– Но почему вы послали за мной, мистер Браун? – он решил называть британца именно так.

– В Скотланд-Ярде хорошие инспекторы, – добавил Сабуров. – Я работал с ними неофициальным образом.

Браун опять поскреб себя по немного отвисшим старческим щекам.

– За три месяца хорошим инспекторам не удалось установить личности убитых, мистер Гренвилл. Мне нужна ищейка, поэтому я и позвал вас.

– И вы не ошиблись, – уверил его Сабуров, легко поднявшись.

– Я забираю материалы дела, – он почти бесцеремонно загреб папку. – Первым делом я должен увидеть трупы. Надеюсь, их еще не похоронили?

Браун подвинул к себе массивную министерскую чернильницу.

– Я дам вам записку в полицейский морг, мистер Гренвилл.

Давешнего парня в котелке Максим Михайлович обнаружил в безликой официальной передней. Головной убор красовался на расшатанном столике. Неизвестный закрылся The Times. Сабуров наметанным глазом определил, что парень изучает страницу некрологов. Тоби, свернувшийся в клубочек рядом с продавленным креслом, приветственно заворчал. Парень опустил газету.

– У вас воспитанный пес, мистер Гренвилл, – одобрительно сказал он. – Я предлагал ему печенье, однако он даже не посмотрел в мою сторону.

На блюдце рядом с пустой чашкой валялись крошки. Максим Михайлович взялся за поводок Тоби.

– Воспитанный, – согласился он. – Вы, кажется, решили рискнуть зубами, мистер.

Парень поднялся.

– Можете называть меня мистер Грин, – корректно сказал он. – Я привык к корабельным бисквитам, мистер Гренвилл. Раньше я служил на флоте ее величества.

Сабуров хотел отпустить шпильку касательно выбора фамилий служащих остающегося неизвестным ему ведомства, но прикусил язык.

– Раньше вы жили в Ливерпуле, – он забрал с вешалки красного дерева свое пальто и котелок. – Я прав?

Мистер Грин развел руками.

– Туше, как говорят континентальные соседи. Для иностранца вы хорошо разбираетесь в наших акцентах, мистер Гренвилл.

Максим Михайлович поднял бровь.

– Я родился в особняке графов Гренвиллов в Мэйфере, мистер Грин. Сейчас там обитает герцог Бедфордский, наезжая в столицу.

Отец нынешнего пэра Англии купил дом после окончательного разорения дядюшки Гренвилла. Коллекция картин, которую Сабуров помнил с детства, ушла с молотка. Пару холстов он недавно увидел в Национальной галерее. Тезка его покойной матери, леди Элизабет Гренвилл, позировала во времена Марии Кровавой живописцу Антонису Мору.

– Она была рыжая, как твоя покойная мать, – Сабуров услышал надтреснутый голос отца. – И тоже прожила недолго.

Сухие пальцы листали старинный том с гравюрами, потом проданный за бесценок какому-то петербургскому старьевщику.

– Ее муж сгорел на костре, отказавшись отречься от протестантизма, – отец закашлялся. – Она родила в Тауэре мальчика и умерла. Ходили слухи, что Мария Кровавая хотела выдать малыша за собственного ребенка, однако той порой она тоже была при смерти.

Захлопнув книгу, отец подытожил:

– Гренвиллы выживали в Тауэре, а Сабуровы в сибирской ссылке. Мы люди упрямые.

Максим Михайлович, которого успели похоронить заживо, тоже считал себя упрямым человеком.

Парень явственно смутился:

– Извините, я имел в виду что вы много путешествовали, мистер Гренвилл.

Сабуров снова восхитился способности своих почти соплеменников изящно выходить из неловкой ситуации.

– Ничего страшного, – он облачился в пальто. – Я поймаю кэб до полицейского морга.

Мистер Грин водрузил на голову котелок.

– Никаких кэбов, – отозвался парень. – Вам придают экипаж и возницу, то есть меня. В отличие от вас, я вооружен, мистер Гренвилл. На всякий случай, – добавил он.

Тоби вертелся у двери, однако Сабуров неожиданно поинтересовался:

– Зачем вы изучали страницу некрологов? – мистер Грин открыл рот. – Вряд ли там написали о наших жертвах.

Его собеседник покраснел.

– Там печатают и сообщения о безвестно пропавших. Посмотрите, – он сунул Сабурову газету. – Миссис Джеймс Бакли беспокоится о судьбе ее незамужней сестры, мисс Маргарет Перегрин, двадцати трех лет. В последний раз мисс Перегрин навещала миссис Бакли в феврале, а сейчас на дворе апрель.

Сабуров сверился с золотым брегетом.

– Морг подождет, – скомандовал он. – Мы едем к Бакли. Лошади здесь такие же скверные, как и чай?

Грин широко улыбнулся:

– За ними следит другой отдел, мистер Гренвилл. Через четверть часа мы окажемся на вокзале Чаринг-Кросс.

Связываться с миссис Бакли предполагалось через священника церкви святой Марии в Финчли. Поезда в северный пригород ходили часто.