Лето печали

Сабуров с наслаждением затянулся первой за несколько часов папиросой. За окном мелькали унылые кирпичные строения северных пригородов. Погода, по его утреннему выражению, опять выказала свою переменчивость. Горизонт затянуло серыми тучами, деревья мотались под сильным ветром.

Максим Михайлович неожиданно сказал:

– Удивительно, мистер Грин. Сегодня в половине одиннадцатого утра мы впервые увиделись на империале омнибуса. Сейчас половина четвертого дня, а мне кажется, что мы давно знакомы. Это моя русская часть так чувствует, – добавил он. – Англичане долго сходятся с друг другом.

Грин хмыкнул:

– Вы правы, но на морях мы быстро понимаем, что за новый парень появился в кубрике и стоит ли ему доверять, – серые глаза парня заблестели. – Вам стоит, мистер Гренвилл.

Почувствовав себя польщенным, Сабуров быстро рассказал напарнику о разговоре в доме преподобного.

– Интересно что они стали нанимать служанок, когда мисс Перегрин предпочла пойти по другой стезе.

Грин хмуро отозвался:

– Ничего интересного, мистер Гренвилл. Сначала его преподобие соблазнил собственную свояченицу, а когда девчонка сбежала, он принялся за других молоденьких дурочек.

Взглянув на брегет, Сабуров поднялся.

– Мне пора, иначе мое отсутствие покажется подозрительным. Я тоже так считаю, – он поморщился. – Однако доказательств против мистера Бакли у нас нет и взять их неоткуда.

В следующий раз Максим Михайлович увидел напарника во дворе полицейского морга. Мистер Грин появился за его спиной, выступив из моросящей сырости раннего вечера.

– Я оставил Тоби с полицейскими, – шепнул он Сабурову. – Я провожу миссис Бакли в кабинет. Его преподобие не позволит жене посетить морг, пусть речь и идет о ее сестре.

Так оно и оказалось. Мистер Бакли наставительно заметил:

– Такое зрелище не для женских глаз, особенно учитывая деликатное положение миссис Бакли.

Сабуров решил, что чета не пользуется христианскими именами даже в постели.

– Вы правы, – корректно кивнул Максим Михайлович. – Вашей жене принесут чаю. Следуйте за мной, ваше преподобие.

Распахнув тяжелую железную дверь, Сабуров прошел в ледяное безмолвие морга.

Новоиспеченный доктор химии и правая рука профессора Луи Пастера, фрейлейн Амалия Якоби, рассказывала Максиму Михайловичу о новом веществе, искусственном льде. На больших бойнях и пивоварнях уже устанавливали холодильные камеры, но до лондонского полицейского морга технические усовершенствования пока не добрались.

Низкие каменные своды напомнили Сабурову хорошо знакомый ему морг Литовского замка или тесный подвал больницы в Херефорде, где тоже использовали лед с солью. Оказавшись среди пустых оцинкованных столов, его преподобие испуганно оглянулся.

– Полиция обнаружила что-то, мистер Гренвилл? – священник облизал губы.

Под ботинком Сабурова хрустнула льдинка и мистер Бакли вздрогнул. Миновав растекшуюся по камням лужу, Сабуров попросил старика служителя в длинном холщовом фартуке:

– Покажите нам, пожалуйста, мисс Март.

Жертв пронумеровали в соответствии с месяцами обнаружения тел. Передавая Сабурову протоколы вскрытия, так называемый мистер Браун покрутил сильными, совсем не старческими пальцами.

– Мне показалось, что так более… – он поискал слово. – Уважительно, что ли.

Судебные медики считали, что жертвы пробыли в озерах и каналах не больше пары дней.

– Они не похожи на утопленников, долго болтавшихся под водой, – заметил Браун. – Перед тем, как попасть в дерюжный мешок, мистер Январь отлично пообедал.

Несмотря на мешки, на лицах жертв появились ссадины и царапины.

– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Браун. – Дерюга не спасает от камней на дне.

Полистав бумаги, Сабуров пообещал:

– Ссадинами я займусь. Получается, что свидетелей нет и никто не видел, как преступники избавились от тел.

Браун развел руками.

– Часть Риджентс-канала проходит по задворкам города, а Хэмпстедский пруд лежит в глуши. Я надеялся на Серпентайн, это бойкое место, но бобби ничего не видели и не слышали. Они предпочитают точить лясы в компании фляги с чаем, – недовольно добавил Браун.

Сабуров усмехнулся.

– К пруду ведет дорожка для экипажей, по которой каждый день проезжает сотня карет. Берег тоже бойкое место, где бесполезно искать следы или оброненные улики.

Он зорко взглянул на Брауна.

– Я надеюсь, что доктора при вскрытии взяли пробы воды из легких жертв?

Браун кивнул.

– Разумеется. После смерти они дышать не могли. Оставшаяся в легких вода – та, что их убила. Однако, мистер Гренвилл, невозможно определить, из какого района Лондона она происходит.

Сабуров коротко ответил:

– Impossible n'est pas fran?ais, мистер Браун. Я наполовину русский, но согласен с этим выражением. Я обещаю, что водой мы еще займемся.

Служитель выдвинул стальной ящик. Преподобный смертно побледнел.

– Погодите, – остановил его Сабуров. – Ваша свояченица, мисс Перегрин, музицировала?

Мистер Бакли хватал ртом стылый воздух.

– Да, у нее был хороший слух. Моя жена раньше тоже играла на фортепьяно, но с замужеством у нее появились другие заботы. Наш покойный органист показал Маргарет ноты. Я надеялся, что она заменит старика, однако упрямица отказывалась играть в церкви.

На щеках преподобного заалел румянец. Служитель откинул грубый холст. Тяжелые черные локоны расплескались по серому железу. Темные глаза девушки безучастно смотрели на Сабурова. Он едва успел подхватить его преподобие.

Мистер Бакли обреченно прошептал:

– Да, это она. Это бедная грешница Маргарет, да упокоит Господь ее душу.

Костлявые пальцы попытались осенить труп крестным знамением. Священник сдавленно взвизгнул:

– Что вы себе позволяете?