из стройной линейки, и камнем на дно.
сирены поют в пароходные трубы.
спорим, вы все заодно?
я с мачты смотрю на себя как в кино.
я держу обещание вовсе тебе не писать.
эти лишь бортовой журнал – надо чтить порядки.
у тебя сейчас, вероятно, больше на два часа.
и ты спишь как без ног. или без оглядки.
и я снюсь тебе в виде огромной тупой касатки,
севшей брюхом на очевидную вроде мель.
неудачники чем заметнее, тем глупее.
а ты пахнешь… табак и латте-карамель.
а ты спишь, словно эльф или юная фея.
и от этой одной картинки я млею.
и пока попугаи на палубе не поднимут шум,
предвкушая опасность заморской земли,
я смотрю на тебя через веки и еле дышу.
а ты тянешь сквозь сон одинокое «пли».
и мне явно плевать на мои корабли.
познерая осень
ну, куда ты пришёл? уже осень. довольно поздно.
все цыплята посчитаны и розданы задарма.
люди любят перетирать, словно есть о чём – по телеку познер.
по программе бессонная ночь. а по фактам тюрьма.
среди тех вещей, к каким ты стремился,
деньги пришли нарочитей всех прочих благ.
до тебя не доходит даже разносчик пиццы –
у тебя перед домом огромный сырой овраг.
к нашей встрече ведут две кривых дороги.
у тебя в порошке, как в дебильной песне, один цемент.
времени, как обычно, совсем немного.
от чего ты бежишь, прибегая порой ко мне?
распластавшись на верхней в пустом купейном,
обливаясь баккарди в тамбурной суете?
ты как лузер на скачках: в хвосте и в пене,
угловатый подросток с пивом на перемене.
ну куда ты пришёл? в эпицентр нигде.
изнутри
куришь уже в рубашке, а спишь в пижаме.
горячее в речах и раскованней в снах.
из тех, с кем знаком, до финиша добежали
самые осторожные. и это не лучший знак.
на ресторанной вывеске выглядит столь потерянной
обесточенная без повода на то «ё».
и вот на вечерне уже фабрикуешь истерику:
Бог, забери своё Божье, верни моё.
зрелость, за которой старость не явится.
как непродолженный числовой ряд.
зато каждая малолетка теперь красавица,
и непомерно прекрасно утро первого января.