Курт Сеит и Шура

– Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель?

Она не смогла найти сил ответить на эти слова. Волнение было слишком велико. Предчувствие, с которым она входила в этот дом, сбывалось. Она никогда не думала, что ее так запросто может пригласить на танец незнакомый мужчина. Но этот человек, чей взгляд пронзил ее, мог управлять ею, как хотел. Он был так красив и внушителен в своей форме, в высоких блестящих сапогах, что, когда, держа ее за руку, он повел ее танцевать, у нее не было сил отказаться. Она даже не ответила на его вопрос. Не говоря ни слова, она доверила себя вежливо, но твердо удерживавшим ее рукам незнакомца. Пока она кружилась с ним снова и снова, сердце стучало где-то в ушах, щеки пылали, синие глаза осыпали ее искрами, и Шуре казалось, что она попала в прекрасный сон. Его пристальный взгляд волновал и смущал ее одновременно, и она отвела глаза. Что ей отвечать ему, если он решит что-нибудь спросить?

Она не знала, сколько времени продолжалась эта сладкая пытка, так как каждая ее мысль, каждое действие происходило по воле незнакомца. Хотя другие пары несколько раз поменялись партнерами, они с Эминовым продолжали танцевать. Она боялась, что потеряет молодого человека из виду, если выйдет из танца. Они танцевали. Их глаза встречались, пока она обходила его вокруг, дав ему руку, а другой поддерживая подол платья, а он стоял на колене, держа ее за руку. Его ироничный и веселый взгляд, несколько резкие, но приятные и миловидные черты лица создавали искры, которые поражали ее. Ее маленькая нежная рука чувствовала его теплую и надежную ладонь, дрожь которой передавалась всему ее телу.

Когда танцы завершились фанфарами, молодой человек медленно повел ее из круга. Шура шла за ним покорно, ощущая волнение, обуреваемая жаждой неведомых прежде приключений, не говоря ничего, не задавая никаких вопросов, отдавая себя его воле. Незнакомец, чье имя ей только что назвали, повел ее из зала, взял ее пальто у гардеробщика и накинул на плечи. Они шли через анфиладу комнат, пока не достигли зимнего сада в глубине здания. На мгновение Шура вспомнила об отце и сестре и о том, будут ли ее искать. Все происходящее казалось ей нереальным, ей не верилось, что у нее хватает смелости делать это. Она гадала, что люди подумают о ней. Со страхом она следовала за Сеитом в сад. В саду никого не было. Красивые тюлевые занавески шевелились от ветра, светил мягкий свет. Она ждала, затаив дыхание, боясь, что молодой человек будет думать о ней как о кокетливой ветреной девушке, привычной к таким вещам. Она никак не могла бы доказать противоположное. Оба не проронили ни слова. Она задрожала от волнения и чувства вины одновременно. У нее не хватало смелости поднять голову и посмотреть не него. Она затаила дыхание и ждала.

– Вы замерзли?

Голос молодого человека был низким, мягким и теплым, почти неслышным. Он обернул ее пальто немного теснее и поднял ей воротник. Шура почувствовала, как от прикосновений его рук возле шеи и подбородка ее пульс ускорился. Она не знала, что делать с руками. Когда она подняла их, чтобы придержать воротник, их пальцы соприкоснулись. Несмотря на холод, она чувствовала, что ее лихорадит. Щеки пылали. Она не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо. А Сеит любовался застенчивой девушкой, стоявшей перед ним. Он чувствовал тепло внутри. Как отличалась она от других. Она должна быть намного моложе его самого. Даже пальто не скрывало, как стучит ее сердце. Ее светлые волосы падали на лоб, а щеки пылали. Длинные темные ресницы оттеняли большие, синие, слегка раскосые глаза. Изящный, чуть вздернутый нос завершал эту послушную, робкую красоту. На мгновение он подумал, что надо бы вернуть ее в зал, чтобы избежать скандала и, возможно, не ранить ее честь, ее чистоту и красоту. Но их глаза встретились. И Сеит после всего того, что он уже натворил, после всех женщин, с которыми он бывал все эти годы, был, к собственному удивлению, сражен этой юной невинной девушкой. Они смаковали потрясающее притяжение, сильнейшее притяжение между ними. Горевшие глаза Шуры, раскрасневшиеся щеки, вздымающаяся грудь, губы, раскрытые слишком застенчиво, – все было для Сеита теплым предложением любви, особым типом очарования, с которым он никогда не сталкивался раньше. Он чувствовал нежное тепло, которого ему всегда не хватало в одиночестве. Он не мог в это поверить. Это тепло дарила ему маленькая девочка, которую он прежде даже не встречал. Он отбросил мысль вернуться в зал. Нет, он останется здесь, вдалеке от остальных, и попробует узнать ее лучше. Возможно, перед ним стоит его судьба.

Сеит легонько коснулся руки девушки. Он боялся испугать ее. Шуре, глядевшей ему в глаза, казалось, что она находится в волшебной стране. Они стояли в зимнем саду, за окнами медленно падал снег, издали лилась музыка. Она собралась с духом и подняла голову, чтобы лучше видеть человека, который привел ее сюда.

Снежинки танцевали перед изящным светильником за окном, звуки музыки разносились по дворцу в ночи, все было частью волшебного сна. Шуре казалось, что ее ноги вот-вот оторвутся от земли и она взлетит, вот какой она ощущала подъем. Она пробормотала:

– Мне нужно идти… Меня будут искать… Сеит внимательно посмотрел ей в глаза:

– Мы увидимся еще?

Шура подумала, что он прощается, и расстроилась.

– Вы уходите?

– О нет, я буду здесь сегодня весь вечер. Я имел в виду позже. Где вы живете? Сможем встретиться снова?

Она не верила своим ушам. Этот бравый офицер, стоявший перед ней, хотел встретиться. Но как это сделать?

– У моего отца обследование в госпитале завтра. Я не знаю. Я не думаю, что мне разрешат выходить из гостиницы одной.

– Как насчет выходных? Вас не будет на благотворительном приеме в Большом театре, который организуют Боринские?

– Дядя Андрей говорил моему отцу что-то об этом. Я думаю, они договаривались пригласить Валентину и меня. Я не знаю. Все зависит от самочувствия отца. Может, мы будем.

Сеит улыбнулся:

– Отлично! Значит, мы снова встретимся. Теперь позвольте проводить вас обратно к гостям.

Шура, словно очнувшись, пошла в сторону выхода из зимнего сада, пытаясь восстановить душевное равновесие. Она боялась, что ее глаза выдадут, что случилось, первому встречному. Нужно было успокоиться. Когда они шли в зал, он случайно прикоснулся к ее плечам. Она остановилась и повернулась к нему. Сеит с трудом сдержался, чтобы не обнять ее. Но только открыл дверь и придержал, пропуская ее.

Вскоре они присоединились к веселой компании, разгоряченной вином, музыкой и танцами. Шура вздохнула свободно, увидев, что ее не хватились, но теперь ей отчего-то было тревожно. Он боялась потерять молодого человека, с которым их так тянуло друг к другу. Согласно правилам польки они танцевали с другими партнерами, чтобы затем сойтись вновь. Каждый раз, когда они танцевали вместе, ее сердце билось так, что ей самой делалось страшно. А когда они менялись партнерами, она страдала и ревновала.

Всякий чудесный сон когда-нибудь кончается, у этого сна тоже был конец. В полночь Юлиан Верженский сообщил дочерям, что им пора идти. Девушки неохотно согласились. Они знали: отцу на следующий день предстоит лечение в больнице, ему нужен отдых. Прощаясь с Боринским, Шура краешком глаза искала Сеита в надежде увидеть его еще раз. Но его рядом не было. «Кто знает, с кем он флиртует сейчас», – подумалось ей. Ей было неприятно, что она придает мимолетной встрече такое значение. Она чувствовала себя глупой. Даже если бы отец настоял, она бы не осталась здесь ни минутой дольше. Ей хотелось вернуться в их гостиничный номер, остаться одной и поплакать. Слезы уже навернулись на глаза. Пытаясь надеть сумочку на запястье, она уронила муфту. Она едва успела подобрать юбку и нагнуться, как услышала его голос. Он поднял муфту и протянул ей. Его прикосновение было мягче меха муфты. Он заглянул ей в глаза и прошептал:

– Я буду ждать вечера субботы.

Шура, трепетавшая, как лист на ветру, пробормотала что-то невнятное, прежде чем сбежать по лестнице к сестре и отцу. Ей хотелось кричать от счастья. Внимание было неподдельным. Она вновь увидит его.

«Боже! О, помоги мне, господи! Дай мне увидеть его, пожалуйста!»

Внезапно она вспомнила, что на следующий день у отца операция. По дороге в гостиницу она молилась Вседержителю и Богородице и просила о двух вещах: чтобы отец был здоров и чтобы она вновь встретилась с человеком, в которого влюбилась.

* * *

В приемном покое Голицынской больницы на Большой Калужской улице две девушки ожидали новостей из операционной. Поддерживая друг друга, они сидели, держась за руки. Они видели отца, перед тем как его отвезли в операционную. Они поцеловали его и пожелали удачи. С тех пор прошло более четырех часов, а они все ждали. Их тревога потихоньку перерастала в страх. Они молились про себя и ждали, боясь проронить хоть слово. Приемный покой больше напоминал гостиную хорошо обставленного дома. Единственное, что напоминало о больнице, – легкий запах дезинфекции, распространявшийся от коридора. Внезапно дверь распахнулась, и появился Андрей Боринский. Девушки вскочили и подбежали к нему. Со слезами на глазах они спрашивали:

– Дядя Андрей! Операция закончилась?

– Как отец? Пожалуйста, скажите нам.

Андрей Боринский обнял их за плечи и попытался успокоить:

– Тише! Я уверен, что все хорошо.

Валентина, все еще сомневаясь, спросила сквозь слезы:

– Операция идет слишком долго, дядя Андрей. Вы уверены, что с отцом ничего не случилось?

– Я уверен, дитя мое, я уверен. Доктор сказал, что все прошло по плану. Не забывайте, вашему отцу делают очень серьезную операцию. Это требует некоторого времени, но, поверьте мне, все под контролем. Не беспокойтесь, я тоже жду здесь вместе с вами. Как только наш дорогой Юлиан покинет операционную, нам сообщат. А теперь успокойтесь. Идемте присядем. Расскажите мне о Кисловодске. Как там жизнь? Так же весело, как в Москве?

Валентина начала отвечать на его вопросы. Шура растерянно смотрела в окно, прижавшись лбом к стеклу, потом стерла чуть-чуть изморозь со стекла и стала смотреть, как на сад падают снежинки. Путь некоторых снежинок она пыталась повторить, рисуя указательным пальцем по стеклу. Как все было безмятежно там, снаружи. Слезы навернулись ей на глаза. Она не хотела даже думать о том, что отец может умереть. Она потянулась к крестику на золотой цепочке и сжала его. Потом подняла голову. Небеса были покрыты серыми снежными облаками. Беспокойство нарастало. Лишь бы с отцом все было хорошо. Она чувствовала стыд за молитвы прошлым вечером. Молитвы должны были быть только об отце, да простит ее Бог, если он слышал их. Но она весь вечер молила Небеса о встрече с человеком, с которым едва познакомилась. Если что-то случится с отцом, она никогда себе этого не простит.

Еще час спустя главный хирург наконец-то вошел в приемный покой. Они затаили дыхание.

– Слава богу, все прошло отлично. Скоро придет хирург вашего отца и расскажет подробности.

Девушки обнялись, облегченно вздохнув. Им хотелось увидеть отца немедленно.

– Пока нельзя, он сейчас глубоко спит, но, поверьте, с ним все в порядке. Думаю, вам надо пойти отдохнуть. А завтра утром вернетесь и сможете недолго побыть с ним.

Доктор выглядел уверенно, так что не было смысла спорить с ним. Боринский решил помочь доктору увести девушек.

– Пойдемте! Сейчас поедемте к нам, отговорки не принимаются! Не думаете ли вы, милые барышни, что я оставлю дочерей лучшего друга одних в гостиничном номере?

– Но, дядя Андрей, у нас вещи в гостинице!

– Ничего страшного. По дороге мы заедем в вашу гостиницу, и вы заберете все ваши вещи. Мы в любом случае вернемся сюда завтра утром. Вашему отцу мы скажем, что вы у нас. Не пойму, почему мы не позаботились об этом раньше.

Ночью у Боринских сестры с трудом дождались утра. Встреча с отцом, однако, была не такой радужной, как они ожидали. Им не разрешили войти к нему в комнату, потому что он был еще слишком слаб. Им разрешили только посмотреть на него через стекло в двери. Шура с трудом узнала его – так он был изможден и слаб. Усы и бороду отцу сбрили. Глаза его казались меньше, черты лица заострились. Вокруг шеи торчали какие-то трубки. Девушки смотрели на отца в замешательстве. Доктор сказал отцу что-то. Юлиан Верженский попытался повернуть голову в сторону двери. Доктор попробовал помочь ему, придерживая трубки и подкладывая подушки. Бледное лицо повернулось, и глаза отца взглянули в сторону дочерей. С большим трудом он изобразил подобие улыбки. Они в свою очередь помахали ему, с трудом сдерживая слезы. Слабое движение оставило Верженского без сил. Застонав, он закрыл глаза. Доктор дал знак уйти, а пациенту помог лечь в прежнем положении. Главный врач повел Боринского и девушек прочь от палаты. Шура плакала. Валентина негодовала:

– Что с отцом? Разве ему не должно быть лучше?

– С вашим отцом все в порядке, барышня. Просто он перенес тяжелую операцию, поймите, и нужно время на поправку, – голос доктора был тихим и обнадеживающим.

Вмешался Боринский:

– Пожалуйста, расскажите все как есть, доктор, чтобы барышни отбросили все опасения.

Большая часть пояснений была непонятна – девушки были незнакомы с медицинской терминологией. Шура поняла одно: отец отныне будет жить с трубкой в горле. Может быть, Валентина поняла больше, но Шура не посмела переспросить.