Поэтам не найти Святой Грааль. Рок-н-ролл странствий

В мае в клуб пожаловала Оля. От отца ей досталась пара альбомов с марками, которые она собиралась пристроить. Лакмусов уже не раз грел руки на таких коллекциях, скупая их за бесценок: марки, не имеющие почтового штампа, разумеется, тут же падали в цене, а погашенные вообще объявлялись чуть ли не вне закона.

Он пустил в ход всё очарование, на которое был способен.

Оля не умела торговаться, это было видно по тому, с каким уважением она относилась к суждениям Лакмусова, веря каждому его слову. Мужчина показался ей весьма интересным. Движения руки филателиста, вооружённой огромной лупой, казались такими точными, профессиональными.

Ей было двадцать, ему – сорок пять. Внимание Лакмусова льстило. Он никогда не был женат, отчего-то это завораживало.

Они стали встречаться. Он кормил её мороженым с таким великодушием, что она стала опасаться ангины. Однажды преподнёс цветы. В другой раз сводил в недорогой, но уютный ресторанчик. Официант даже зажёг на их столике свечи.

Предложение руки и сердца последовало не так скоро, как ей хотелось, но всё равно, это было настоящее, железное предложение от обеспеченного мужчины с самыми серьёзными намерениями.

В браке Оля не нашла ничего привлекательного. Страсть, с которой Лакмусов отдавался своим маркам – маленьким, ничтожным клочкам бумаги, измазанных клеем, в конце концов, вызывала лишь отвращение.

Не прошло и месяца, как Оля поняла, что живёт с законченным занудой, человеком, внутри которого плещется клей канцелярский.

Поняв, что обманута, осознав, что она в ловушке, Оля бросила всё, что её связывало с этим человеком, и в один день покинула его дом. Никто не мог найти её – ни родители, ни милиция. Сначала даже подозревали в злом умысле самого Лакмусова, отчего тот чуть было не рехнулся. Ведь он любил её больше своей бессмысленной жизни!

Филателист опустился, часто грустил. Ему казалось, что без Оли он сходит с ума. С утра до ночи перекладывал свои марки из кляссера в кляссер, но они уже не доставляли ему ни радости, ни удовлетворения, понятного только избранным.

И вот однажды с Мальты пришла красивая открытка с видами Сент-Джулианса. На обратной стороне Оля коротко сообщала, что теперь она по-настоящему счастлива. Встретила хорошего человека, которого полюбила. Просила простить и забыть навсегда. Свой адрес она, разумеется, не написала.

– Всё равно я найду её, и она снова будет моей! – сквозь зубы процедил Лакмусов и на автомате принялся разглядывать открытку.

Через минуту он бросился за своей лупой. Так и есть! В углу была наклеена чрезвычайно редкая марка, которую Лакмусов безуспешно искал долгие годы.

И он тоже стал по-настоящему счастлив.

Мастерство

Был выходной. Егоркин взял напрокат серый «Лендровер» и повёз Даниэлу кататься по острову. День был солнечным и светлым, магнитные бури, терзавшие Мальту накануне, утихли. Прекрасное время для автомобильной прогулки, что бы вы там ни говорили!

Они с ветерком промчались по самым живописным местам. Ангел-хранитель арендованной машины скользил рядом, и поездка прошла без каких-либо эксцессов.

Когда стало смеркаться, Максим остановился возле придорожного ресторанчика и повернулся к Дани:

– Хочешь, поужинаем, и я куплю тебе выпить?

Даниэла благодарно кивнула.

– «Твои глаза блестят, как две оливки в бокале моего мартини», – влюблённо пропел ей Максим.

Потом он спел ей всю песню от начала до конца, но оставалось что-то ещё, чего никак нельзя было выразить в словах. Как всегда, что-то важное осталось за кадром.

«Люби её и удивляйся, что ты способен быть любимым…» – повторял он самому себе юношеские строки и любил Даниэлу так, как умел, постоянно испытывая страх, что завтра уже не будет так хорошо, как было сегодня. А послезавтра будет всё то же самое, что уже было вчера.

Ничто не изменится, ничего нового не случится. Всё уже было: не с ним, так с кем-нибудь из его многочисленных героев. К тому же, если не прописывать детали, поди, разберись, кто там на самом деле герой, а кто демиург…

Егоркин понимал, что катится под откос своей жизни чугунным паровозом под полными парусами. Откуда у паровоза взялись паруса, писателя уже не волновало. Грань между магическим и повседневным разрезала его на две неравные части. Он и сам уже понимал, что окружающий его мир не может быть реальным. Таких миров просто не бывает…

Мартини

Загоревшая девушка с острова Гозо принесла мне мартини и улыбнулась. Её глаза блестели, как две оливки, а улыбка пробила моё сердце навылет. Я никогда раньше не был сражён так внезапно. Но что мне было делать? Её глаза сияли, как две оливки. О-о-о, да!

Она сказала, что могла бы пойти со мной, но сейчас её смена. Зато она может принести мне новый мартини. Она пригубила его украдкой и мне подмигнула. Как быстро эта красотка похитила моё сердце! Я знал, что у неё что-то есть для меня, что-то особенное. О-о-о, да!

Детка, когда ты выходишь в сад, ветер играет твоими волосами, а солнце целует твои обнажённые плечи. И вот ты в прокуренном баре, а выглядишь на все сто. Две оливки украсили мартини и заставили смеяться твои глаза. В моём бокале две оливки. О-о-о, да!

Я помню, что пришёл к тебе в гости с гитарой, со мной был новый рок-н-ролл, придуманный под окнами твоей спальни. Я спел эту песню от начала и до конца, что бывало со мной, если честно, не часто. И осталось ещё немного, чего я так и не смог выразить в словах.

Девочка, ты оливка в бокале моего мартини… О-о-о, да!

Ценитель

Когда он остановился, чтобы перевести дух, из-за угла плохо оштукатуренного здания появилась Даниэла. Жизнерадостно защебетав, она подбежала к Егоркину, чмокнула в щёку и, взяв под руку, потянула прочь.

– Дюймовочка, куда ты меня тащишь? – посмеиваясь, спросил у неё Максим по-английски.

– Сейчас мы двигаться до ресторана, – по-русски ответила ему девушка. – И не называй меня так. Дюймовочка больше не для меня. Теперь я всегда Дани. Ты понимаешь?

– Конечно, детка, как скажешь, – улыбнулся писатель.

Миновав толпу придурковато одетых панков, которые курили на входе непривычно пахнущие сигареты, влюблённые прошли в зал и выбрали столик.

Егоркин уже подвязал под подбородком салфетку, когда в ресторане появился небритый и плохо одетый мужчина. Он выбрал место неподалёку.

– Боже мой, Дани, ты только посмотри, как могут опуститься люди! Чего только им не приходится терпеть в этой сволочной жизни… Как сказал Достоевский: «Ко всему-то подлец-человек привыкает». Был такой русский писатель.

– Ещё один?! – Даниэла была так удивлена, что даже перестала улыбаться. – Боже мой, русские такие талантливые! Вообще!

В этот момент официант в клетчатых штанах принёс убогому огромную вазу с клубникой со взбитыми сливками. Максим потерял дар речи. Биржуины опять преподносили сюрпризы! А ведь говорили большевики, что люди за границей всё время проводят в очередях за пособием по безработице. Но Егоркин видел очереди только в казино – из улыбчивых старичков с жетонами возле игровых автоматов…

Наконец принесли заказ. Пролетарский писатель обильно смазал форель, приготовленную на углях, чёрным английским соусом и задумчиво прошёлся вилкой по своей тарелке. Из колонок доносился новомодный шлягер и Егоркин негромко напел себе под нос строку припева: «Девочка, ты оливка в бокале моего мартини… О-о-о, да!»

Даниэла смотрела на него влюблёнными глазами. За время, проведённое с писателем, она неплохо выучила русский язык и в свободное время штудировала программный роман «Твою ж мать». Теперь она мечтала выйти за Егоркина замуж, это казалось ей престижным. Он, видимо, богат, да и выглядит неважно. Когда-нибудь она станет вдовой прославленного писателя и сможет рассказать людям, каким он был прекрасным, необыкновенным человеком!

Максим, уловив тёплый взгляд спутницы, поднял бокал.

– Давай выпьем за нас, моя дорогая! Здесь подают великолепное вино!

– Ты ошибаешься, Максим! Плохое вино, ужасное! Кислятина! Почему ты не разбираешься в винах? Ты должен всё знать, ты – писатель!

– «Плохое», «ужасное», «кислятина», – передразнил Даниэлу Егоркин и пообещал: – Вот приедем в Россию, и я угощу тебя самогонкой. После этого, детка, ты запоёшь совсем другие песни!

– Ты обещаешь? – звонко уточнила Дани, видимо, взволнованная перспективой.

– Слово прохвоста, всё так и будет! – рассмеялся Максим.

Аукцион