Черное копье

– Взяли в бою, – кратко сказал Торин, не желая вдаваться в подробности.

– Я видел почти такую же у Береля, – добавил раненый.

– Значит, он там был, – уверенно сказал Торин, меряя шагами комнату.

– Но был один, – подхватил Малыш.

– И что-то взял там, – подытожил Фолко. – Знать бы только – что?

– А зачем убивать рабов? – не унимался Торин. – Ясно, чтобы никто не узнал… О чём? О его интересе к Небесному Огню знал даже Герет! Может, они что-то увидели в самой яме?

– Яма как яма… – проворчал Малыш. – Странная, конечно, яма, но вы-то там ничего особенного не заметили.

– Может, это особенное он и забрал с собой? – предположил Фолко. – И именно это видели те, кто раскапывал яму!

– Короче, не мешает опередить Олмера у следующей ямы, – заметил Торин. – Судя по карте, это не так далеко… Правда, мы не знаем дороги, но, наверное, дорваги могут помочь с проводником.

Малышу явно не хотелось лезть куда-то в дорвагские дебри; он надул губы и скривил рот.

– Ты можешь довести до конца хоть один свой план, Торин? Сколько мы тут будем плутать? И откуда ты знаешь, что он не опередил нас? Это ж почти его вотчина… Наверняка там уже все окрестные леса прочёсаны!

– Не думаю, – ответил Торин. – Он же ускакал к хазгам и когда ещё вернется…

– А может, все только думают, что он у хазгов, – не унимался Малыш, – а сам совсем в другом месте?

– Нам всё равно нужно пробиваться на гряду, – сказал Торин. – Кто знает, где мы найдём тропу? Так и так придётся обшарить немало ущелий. Глядишь, нам и повезёт, и мы увидим этот след Небесного Огня до того, как там побывает Олмер. Тогда, быть может, нам и станет ясно, зачем он ему сдался!

Ни в тот день, ни в следующий они не видели ни Шаннора, ни воеводу. Из града летели куда-то спешные гонцы. На второй день к друзьям пожаловал Ратбор.

– Роды колена Этара оповещены обо всём, – хмуро сказал он. – Хочу спросить сам: что вы станете делать?

– Что и намеревались, – пожал плечами Торин. – Идти в логовище Олмера и покончить с ним.

– Кто знает, может, это и вернее, чем слать многочисленные рати, – вздохнул воевода. – Мы просим вас взять с собой нескольких наших разведчиков. Если роды всё же поднимутся – нам понадобятся точные сведения о враге. И кроме того, человек этот, Эрлон, тоже хочет идти.

– Он же пластом лежит? – удивился Малыш.

– Он позже выйдет. Одвуконь легко догонит. Ох и зол же! Дорвётся до кого из олмеровской свиты – зубами глотку перегрызёт. И опять же – лесной человек, бывалый. Впрочем, вам решать, вообще-то он просился с нашими.

Вечером того же дня Фолко зашёл к Эрлону. Раненых стало поменьше – всё больше и больше народу вставало на ноги. Хоббит сунул руку под плащ, и его пальцы нашарили тёплую рукоять заветного клинка.

Разговор был коротким, да и прислушивался хоббит больше не к словам собеседника, а к своим собственным ощущениям. Ему удалось скользнуть по едва различимой границе меж сном и явью, его мысленному взору открылись глубины чужой памяти (Фолко делал всё это, не в состоянии объяснить, как он это делает, но – получалось!). Человек не лгал. Его помыслы были чисты.

Они выступили на следующее утро. Трое рослых, крепких дорвагских воинов в полной лесной справе ждали их у околицы. Предутренние туманы теснились в полях вокруг града, по небу после ночного дождя медленно расползались кучевые облака. Эрлон, ещё слабый, но бодрый, вышел проводить их. Встречу назначили в приметном месте у Гелийских гор, откуда во все стороны шли удобные и скрытые тропы. С Эрлоном отправлялся четвёртый разведчик Ратбора. Перемётные сумы хоббита и гномов распухли от щедро положенного новыми друзьями припаса. Разведчики дорвагов хорошо знали земли до самой Опустелой гряды, и гномы приободрились; да и у хоббита, несмотря на несколько зловещих, смутных снов последней ночью, настроение изрядно поднялось.

Они простились с Шаннором и Ратбором, в последний раз поправили перевязи с оружием и сели в седла; постояли, подняв руки в последнем прощании, и тронулись. Что-то подсказывало хоббиту, что больше он сюда не вернётся.

Дорога через дорвагские леса оказалась не из трудных. Грады попадались часто, принимали в них радушно. Всюду Фолко видел, несмотря на радушие и гостеприимство, лихорадочные хлопоты, ошибиться в назначении которых он уже не мог – дорваги готовились к войне. Рылись ямы, куда ссыпалось зерно; обновлялись частоколы, кое-где возводились новые башни, углублялись рвы. Повсюду в кузнях звенели молоты – брызжа огненными искрами, в пламени горнов рождались новые мечи, брони, наконечники для копий и стрел. Кое-где свозили лес ближе к дороге, намереваясь, очевидно, в случае надобности перекрыть её завалами.

Разведчики Ратбора не скрывали своих тревог. Старший, Келаст, командовавший одним из пеших отрядов в бою с арбалетчиками, прямо говорил, что если дело обстоит так, как ему поведали почтенные гномы (о том, что Фолко – не гном, а хоббит, пока ещё никто не догадался; он сильно подрос и ростом был уже почти с Малыша, лишь только уже в плечах), то не миновать большой беды и большого горя! И теперь им очень важно вызнать – в каких силах враг, что засел за грядой, и когда он собирается начать, и хорошо бы выяснить, куда повернёт Олмер свои сотни?

Славные люди оказались эти дорваги, упорные, основательные, немногословные. Торин заикнулся как-то, что хорошо бы пробраться за гряду, попутно обшарив её северное окончание, – и был разочарован, услыхав, что через тамошние великие болота перейти почти невозможно, а уж вести сколько-нибудь правильные поиски, подступая со стороны леса, и вовсе немыслимо. Пробиваться нужно было с юга, по самому краю гор. Но сомнений в том, что они проберутся туда и разузнают всё, что ему, Торину, может потребоваться, – ни у кого из дорвагов не было.

«Вперёд, по лезвию ночи, покуда звёзды горячи!» – дружно пели они все вместе походную песнь. Гелийские горы приближались.

Глава 5

На подступах

– Ну вот, пора сворачивать. – Келаст натянул поводья. – Вот эта тропа ведёт к Гелийским горам, нам туда и надо. На краю подождём Эрлона…

Было одиннадцатое мая, и всё вокруг уже вовсю цвело и зеленело. Весна вступила в дорвагские леса, и они сделались необычайно хороши; но в душе у хоббита по-прежнему царила осень. После бесхитростного рассказа Шаннора о чудесах восточных стран он вдруг ощутил, насколько мал тот, казавшийся ему необъятным западный мир, ограниченный Великим морем и восточными границами Арнора и Гондора! Другой мир – странный, пугающий, живущий по каким-то своим законам, постепенно раскрывал перед ним свои тайны, и этому миру, похоже, не было дела до всяких там Колец, магов и властелинов, казавшихся хоббиту краеугольными камнями мироздания. Ночная хозяйка, леса Ча, гурры, Пожиратели Скал, Восточные эльфы, Чёрные гномы – всё это было не из Красной Книги, всё это, похоже, было даже не из наследства Саурона. И какую роль во всём этом должен был сыграть их поход? Начатый, если говорить честно, едва ли не от одной зависти к героям прошлого. Эти герои думали о будущем лишь как о благополучном, но бесцветном времени Владычества людей, когда магия минувшего исчезнет и весь мир подчинится новому Властелину – Всемогущему Времени… И как хорошо, что это оказалось не так, что ошиблись даже самые великие, самые сильные того мира – как Владычица Галадриэль, например. Пали Три эльфийских Кольца, и эльфы Нолдора покинули Средиземье; но остались Телери, Зелёные эльфы и какие-то Восточные, о которых очень скупо повествует даже Красная Книга. Благословенная Земля на Заокраинном Западе, обиталище Валаров, стала окончательно недосягаемой для смертных, но остались сами смертные, которые упрямо не хотели признать ничьего права распоряжаться их пусть короткой, но яркой и полной борьбы жизнью, и рано или поздно кто-то из них должен был восстать против Непреодолимой Черты и попытаться силой или хитростью пробиться на Прямой Путь, что ведёт к отодвинувшимся из кругов нашего мира Бессмертным Землям.

И тут хоббиту впервые стало ясно, что вольно или невольно те, кто проводил ту Черту, кто повергал в пучину Нуменор и наложил на род людской Проклятье, обрекшее его смерти, сделали ужасную ошибку, наделив младших детей Земли свободой воли, тем самым научив их презирать смерть в бою и даровав им вечное, неутолимое желание, жажду познания, ещё более острую и ненасытную, чем та, которой обладали Перворождённые. И в этом кроется корень того, что впоследствии было названо Злом. И люди по собственной воле, а не только из страха, вставали под знамёна Моргота или Саурона; вставали под знамена тех, кто обещал им (пусть лживую!) свободу от наложенных непонятно кем и для чего пут, кто обещал им владычество над Средиземьем.

В этом черпал силы Олмер, и как жаль, что они не пристрелили его ещё тогда, в Аннуминасе! Да, они взяли бы на себя непрощаемую вину первой пролитой крови; и, прочтя историю Первой Эпохи, хоббит знал, что Судьба жестоко отомстила бы ему за это. Однако он сам оборвал себя, ибо что толку сожалеть о несбывшемся?..

Гелийские горы, невысокие, старые, сильно разрушенные водой и ветрами, стояли в глубине дремучих дорвагских лесов. Здесь были самые богатые грады, самые обширные поля и самые густые сады. Как всегда, когда люди и гномы селились в близком соседстве, и те и другие начинали процветать и быстро богатеть. Здесь была колония гномов народа Дьюрина, и Торин надеялся найти тут помощь и поддержку.

Разведчики Ратбора остались ждать Эрлона на гостином дворе, как назывались в этих краях придорожные трактиры, а гномы и Фолко направились по широкой, тщательно вымощенной дороге к Воротам Гелии.

Толстенные каменные створки были широко распахнуты, в глубину уходил широкий, плавно заворачивающий коридор, освещённый множеством факелов. Перед воротами расстилалось обширное торжище, сейчас, по-весеннему времени, почти пустынное. Но движение в воротах было оживлённым – люди и гномы сновали туда-сюда. Поручив своих пони заботам трактирщика, друзья вошли под гулкий свод, и хоббита вновь охватило странное волнение – он вновь словно очутился на пороге пугающей Мории, хотя своды здесь, надо сказать, и высотой, и отделкой куда как уступали морийским.

От главного тоннеля ответвлялись боковые коридоры, людей постепенно становилось всё меньше – они рассасывались по ближним покоям и залам; стало больше попадаться гномов. Видно было, что строители не слишком заботились о красоте тоннеля: стены обработаны кое-как, пол лишь заглажен, кое-где трещины, выбоины и ямы. Друзья миновали ещё один поворот, дневной свет померк, мрак разгоняло лишь пламя факелов. На них уже поглядывали с любопытством, кое-кто останавливался, интересовался, из каких они краёв и что слышно о ратях Дори Славного?

Оказалось, по Рудному Эху пришла весть, что Дори вывел из Эребора многочисленные отряды гномов рода Дьюрина и направился к Мории. Но что стало с ними дальше, никто не знал. Многие из Гелийских гор тоже отправились в этот поход, оставшиеся друзья и родственники с нетерпением ждали вестей.

Коридор вывел друзей на широкий, с завидной тщательностью отделанный подземный тракт; от встречных гномов Малыш вызнал, где найти мастерские его родни. Туда они и направились.

Небольшим и уютным оказалось Гелийское поселение; так удививший сперва Фолко грубостью своей отделки тоннель был пробит лишь несколько лет назад для большего удобства торгового сообщения, и там ещё предстояло много работы. Здесь жили тревогами и заботами дорвагов, сжившись с ними настолько тесно, что, как оказалось, на Большом Совете дорвагских колен и родов обязательно присутствовали выборные Гелии. И ещё друзья узнали, что в Гелии не было короля или правителя; по образцу дорвагов гномы избирали в Совет Гелии самых искусных и правдивых.

Всё это сообщила им родня Малыша – Фреир, Дис, его жена (Фолко впервые видел женщину-гнома и таращился на неё с изумлением…) и их дети Наргор, Берир и сестра их Фир. Давным-давно они покинули Западные горы и отправились на Восток, и не просчитались – здесь и горы были богаче, и дышалось легче. Дорваги оказались хорошими покупателями; а тревоги на рубежах не давали забыть и то, что всегда прославляло гномов – их оружейное искусство. Мощный седобородый Фреир, чьё лицо стало тёмно-багровым от жара подземных топок, с гордостью показывал когда-то непутёвому Строри и его почтенным друзьям свои кольчуги и кинжалы. Всё это было заказано и вскоре должно было отправиться к покупателям. И чтобы не ударить в грязь лицом, Торин едва заметно кивнул Малышу; на столе, сверкая серебристо-жемчужными переливами, с лёгким звоном, подобным журчанию пробившегося из-под снега ручейка талой воды, несущего в себе прозрачные хрусткие льдинки, мягкой тенью развернулась мифриловая кольчуга, выкованная в Горне Дьюрина.

Хозяева глядели на это чудо молча, приоткрыв рот и выпучив глаза; с этой минуты Малыш и Торин поднялись в их глазах на недосягаемую высоту. Рассказ Торина о Кузне Первого Гнома поверг их в священный трепет; и Фреир, яростно скребя бороду, вдруг проговорил, глядя остановившимся взором куда-то в недоступную даль:

– Как жаль, что мы не пошли со Славным… – Губы его сжались, и брови сошлись.

Разговор сам собой перешёл после этого на дела серьёзные. Тороватые и лёгкие на подъём гномы Гелийских гор не гнушались странствий, много видели, слышали и рассказывали по возвращении; не прошёл тут незамеченным и поход Олмера.

– Этой весной он засылал к нам своих людей, – понижая голос, сказал Фреир. – Да только у нас глупых нет – мы работу нашу грабителям не продаём. Сперва он, признаться, соблазнил многих обещаниями щедрой платы, предлагая перекупить всё готовое к продаже из доспехов и прочей воинской справы. Но когда он стал вытаскивать золотые браслеты, ожерелья, серьги и узорные пояса, нам стало не по себе. Такое купцы с собой не возят! Все торгуют на триалоны Гондора, а если их нет, то слитками, рубленками или ковками, кому как удобнее. А это… сразу видно, что взято на приступе да силой с людей сорвано! Наши выборные ему отказали. Хотя, я знаю, он нашёл где-то несколько беглых гномов, которые стали работать для него. Но самого интересного я вам ещё не рассказал!

И Фреир поведал им удивительную историю о том, как лет сто назад в Гелии появился странный пришелец откуда-то с востока, по виду и языку – гном, не из колена Дьюрина; само по себе это ещё не было удивительно, ибо существовало ещё шесть младших родов, пошедших от остальных шести Праотцов; но этот гном был и не из их числа. На голову выше любого из обитателей Гелии, он обладал огромной силой и владел поистине чудесными секретами мастерства. Из его рук выходили такие совершенные в своей законченности самоцветные камни, что раз взглянувший на них уже не мог оторвать взгляда; и камни эти за огромные деньги покупались вождями Прирунских племён и племенных союзов. Пришелец назвал себя Наугримом (Фолко удивился – это значило всего-навсего «гномы» по-эльфийски, на языке Синдара; пришелец скрыл свое настоящее имя, а речь Перворождённых гелийцы, конечно же, давным-давно позабыли, если когда-либо и знали). За сто лет он сотворил лишь пять или шесть таких камней; но они принесли ему и богатство, и славу. Однако он отдал всё полученное за них Совету Гелии, сказав, что ему ничего не нужно; и ещё он часто давал дельные советы, никогда не ошибаясь, а потом постепенно стал и предсказывать. Сначала он говорил лишь о сугубо подземных вещах – где следует ожидать прорыва вод, куда должна повернуть хитро проведённая жила и так далее, но постепенно стал предупреждать и о возможных тревогах на поверхности. Он предсказал великое вторжение с востока, когда соединённые силы истерлингов Великой степи, дружины дорвагов и Торговой области вкупе с подошедшими отрядами гномов Гелии с величайшим трудом и большим для себя уроном отбили натиск неведомых кочевников с юго-востока; после этого Наугрима хотели выбрать в Совет, где ему давно следовало быть по его искусству, знаниям и рассудительности, но он вновь отказался. А за несколько лет до появления Олмера он предрк появление «короля за грядой» и советовал гномам не пропустить его туда; но предсказание оказалось настолько мрачно и запутанно, что его никто не понял; на расспросы же Наугрим не ответил, он был в страшном отчаянии, и впервые за долгие десятилетия народ увидел его плачущим. Только после появления Олмера гномы поняли, в чём был смысл тёмных слов пришельца; но было уже поздно. Леса Ча словно пробудились от векового сна; воспряли духом мерзкие гурры, и чащобы стали окончательно непроходимы. Наугрим лишь горько сжал губы при этом известии.

– А что он говорил об Олмере? – стал допытываться Фолко.

– Это было что-то вроде стихов, – отвечал Фреир, – и звучало так:

Когда Чёрный Страх в Казад-Дум заползёт,
Тогда за Грядой Собиравший взовьёт