Черное копье

– О магах? – поднял брови старый вождь. – Говорили, но вскользь. Маги – слуги Великой королевы, посланные противостоять первородной Тьме, принявшей в те дни своё очередное обличье, которое должно было быть разрушено. Но маги, сосредоточив в себе немалые и непонятные смертному силы и знания, распорядились ими по-своему. Один, я знаю, вообще предался злу, другой стал повелителем зверей, птиц и растений, третий же две тысячи лет потратил на открытый поединок с Чёрным Замком, в конце концов переложив главную тяжесть на плечи маленького существа из невообразимо далёкой отсюда западной страны, а потом ушёл за Море. Погоди, не спрашивай с меня слишком строго! – в шутливом страхе прервал себя Шаннор, видя, как хоббит подпрыгивает на месте от нетерпения, желая возразить ему. – Я лишь вспоминал услышанное за многие годы от Восточных эльфов. Посланцы Трандуила говорили иное.

– Но, быть может, они упоминали Чёрных гномов, Тропу Соцветий, Дом Высокого или Первых Слуг Стихий? – с мольбой вопросил хоббит.

– Никто не в силах удержаться от разысканий, лишь краем уха услыхав об этих чудесах, – ответил старик. – Кое-что они упоминали, но лишь вскользь, и обо всём, перечисленном тобой, говорили, как о вещах, от которых смертным надо держаться подальше. А говорят ли тебе что-нибудь такие слова, как Ночная хозяйка, ущелье Прыгающих Камней, клад Ореме?

– Только об Ореме я кое-что слышал, – признался хоббит.

– А знаешь ли ты, что ещё дальше на восток есть удивительные земли, где и слыхом не слыхивали ни о каких Кольцах? Что есть где-то страна Великого Орлангура? Знаешь ли ты о Пожирателях Скал? О Чёрной Бездне, нет, не поселении гномов на Западе, а о настоящей Чёрной Бездне, где обитают удивительные, невиданные живые твари, не подвластные ни свету, ни тьме? Знаешь ли ты, что там, по Восходным Странам, по-прежнему странствуют искатели клада Ореме, о котором опять же никто не знает, где это и что в нём, известно лишь, что он есть? Что есть области, где властвует Ночная хозяйка и смертные живут в вечном ужасе перед незримой, неотвратимой Смертью, что приходит ночами в образе ужаснейшего существа, против которого никто не устоял? Что в мире множество сил, и белых, и серых, и чёрных, среди которых эльфы Запада, постоянно глядящие в морские дали, – лишь малый отряд? Так-то, мой мальчик, прости за эти слова – ты ещё так юн! Всё это мы узнали от Восточных эльфов… Но мы не стали глубоко вникать в это. Человек должен пахать, сеять и убирать хлеб – и не лезть без нужды туда, где его раздавят, как муху. Ты хочешь узнать об этом больше? Тогда ищи, жди, и, быть может, постранствовав год-другой по нашим лесам, ты и встретишь эльфов…

– Но как же Олмер? Вы же можете его остановить, ведь он враг вам и враг эльфам, от которых вам было столько добра! Почему вы не хотите выступить против него?

– Потому что мы не любим войны, – ответил за Шаннора Ратбор. – Мы воюем по необходимости, а не по желанию, как, скажем, истерлинги.

– Но тогда война сама придёт к вам! – воскликнул Торин.

– Тогда мы и дадим ей отпор, – невозмутимо ответил воевода.

– А если будет поздно?

– Ты хочешь сказать – против нас окажется слишком большая сила? Но откуда ей взяться? Степной коннице дороги в глубь наших лесов и болот нет, а с пехотой мы как-нибудь справимся, уж ты мне поверь, нам приходилось постоять за себя.

Воспользовавшись перерывом в беседе, гостеприимные хозяева пригласили друзей за богато накрытый стол. Малыш приободрился, увидев пенящиеся кружки с тёмным пивом, Торин же равнодушно вглядывался куда-то глубоко-глубоко в себя, что-то напряжённо обдумывая…

Словно растратив запал, друзья весь обед говорили с дорвагами об иных вещах. Рассказывали о пережитом, об Арноре, о гномьих поселениях на Западе, но ещё больше расспрашивали сами, и хозяева охотно отвечали им. Они узнали, что дорвагов много, что земли их тянутся на сотни и сотни лиг к востоку; они владеют всем лесом от Восточного хребта, именуемого ещё Баррским, что в переводе на всеобщий означает «изобильный сверканием». Гномы тотчас навострили уши, и Шаннор, улыбаясь, сказал, что ручьи в тех местах, подмывая склоны, часто обнажают россыпи самоцветных камней. Но гномов в Баррских горах нет, там живут совсем иные существа, покорившиеся Ночной хозяйке и в свою очередь сами покоряющие для неё новые земли, откупаясь от этого неумолимого создания жизнями пленников. Хоббит невольно кинул не слишком смелый взгляд на тёмные углы дома, где скапливался мрак, и поспешил заговорить об Опустелой гряде и о лесах Ча.

Ратбор ответил, что когда-то, совсем-совсем давно, Опустелая гряда была местом, где люди добывали руду и редкие камни, вывозили мрамор для отделки королевских дворцов Юга; гномы за хорошую цену продали людям эти места, а сами перебрались в нетронутые Гелийские горы. В те годы возникли первые поселения на местах нынешних Айбора и Невбора. Люди Гондора двинулись в леса Ча за так нужной им древесиной, однако Восток сумел постоять за себя. Дошедшие до наших дней предания, заботливо сохранённые дорвагами, донесли известия о невиданных, вышедших из земли чудовищах, полузверях-полурастениях (Фолко сразу подумал об энтах). Выбравшись из своих тайных болотных логовищ, они погубили несколько десятков лесорубов, однако никого не преследовали за границами леса. Наученные горьким опытом, гондорцы оставили леса за грядой в покое, тогда же и появилось это название – Ча, что в переводе с басканского значит «подземный ужас». И по сей день об этих лесах идёт дурная слава. Говорят, будто изгнанные эльфами из Чернолесья огромные хищные пауки нашли себе приют в этих местах, будто среди деревьев там есть такие, что сами собой выкапываются из земли и бродят по тропинкам, проложенным неведомо кем, и забредают в населённые людьми области, хватая неосторожных и ломая им ветвями кости. («Хьорны, не иначе», – подумал Фолко.) А вполголоса передавались вести о делах ещё более странных. О зачарованных полянах, где в ночи полнолуний собираются на свои бдения гурры, а служащие им огромные жабы приносят туда похищенных в деревнях младенцев. Собравшиеся варят там особые тайные снадобья, поя ими украденных детей, и те навеки превращаются в рабов; или же убивают свою живую добычу и из их крови варят себе страшные яства… («Кто же это такие, гурры?» – удивился хоббит.) И если такой гурр совьёт себе подземное гнездо где-нибудь вблизи деревни, люди бросают её – он отравляет колодцы, засыпает, иссушает родники, портит хлеба, насылает страшные болезни. И горе тому, кто неосторожно столкнётся с несколькими гуррами! Сами они невелики собой, и, если гурр один, смелый и опытный охотник убьёт его, но если их пять-шесть… Нагонят, схватят и затащат под землю, где заставят ходить за корнями молодых тополей – их излюбленной пищей, а когда человек состарится – его сжирают. И ещё говорят, будто бы эти гурры копят и копят силы, чтобы в один прекрасный день выйти из своего добровольного заточения и превратить в свои владения всё Прирунье, лишив тех, кто дерзнёт противостоять им, воли и мужества, наслав обессиливающий страх. («Интересно, откуда всё это известно? – подумал хоббит. – Слишком уж смахивает на бабьи сказки!») Одним словом, никто не решался вступать в эти леса; они стояли, словно несокрушимые бастионы, ограждая с юга и востока небольшое свободное пространство между ними и Опустелой грядой…

– Кстати, а насколько она проходима? – деловито осведомился Торин.

Шаннор и воевода вновь обменялись быстрыми взглядами.

– Тропы там есть, – медленно проговорил старейшина, – но вам их так просто не найти… Гряда велика, а тропы – тайные.

– А почему она именуется Опустелой? – с важным видом справился Малыш, как будто от её названия зависело невесть что.

– Потому что оттуда ушли гондорцы и во всей округе стало необычайно тихо и пустынно после многих лет их напряжённого труда, – пожав плечами, ответил Шаннор.

Торин уже раскрыл рот, чтобы спросить ещё что-то, касающееся дороги до гряды, но тут встрял Фолко.

– А Небесный Огонь? – вдруг спросил он. – Слышали ли вы что-нибудь о Небесном Огне?

– Конечно, – кивнул головой старейшина. – В молодости я сам видел его падение, а кроме того – наверное, вам это будет интересно – мы узнали, что ваш Олмер почему-то очень интересуется им.

– Всё очень просто, – продолжал Ратбор. – Во время боя мы освободили нескольких рабов, что арбалетчики гнали с собой скованными. Мужчины посильнее тут же похватали какое ни есть оружие и пошли сводить счёты; и полегли все, потому что бились, как бешеные, не щадя ни врагов, ни, увы, себя. Уцелел лишь один, жестоко израненный. Когда его несли к лагерям, я сам слышал, как он прохрипел: «Небесный Огонь! Ждите главного около Небесного Огня!..» – и лишился чувств.

– Гей, Гердар! – распорядился Шаннор. – Сходи посмотри, как там тот освобождённый, которого ранили.

Прислуживавший за столом мальчик поклонился и поспешно выбежал на улицу. Разговор невольно пресёкся. Прошло несколько минут, и запыхавшийся посланец появился на пороге.

– Пришёл в себя и говорить хочет, просит кого-нибудь из старших позвать, – произнёс он на всеобщем языке, медленно и с запинкой.

– Что ж, идём, – сказал старейшина и поднялся, тяжело опираясь на резной посох.

На улице царило радостное оживление. Как пояснил Ратбор, готовился пир в честь победы. Мужчины восторженно и восхищённо рассказывали что-то охавшим женщинам и сбежавшейся со всех концов шустрой ребятне. И хотя кое-где слышались рыдания и причитания по не вернувшемуся из боя мужу, сыну или отцу, радостных криков и смеха было куда больше.

Раненые лежали в чистом просторном доме, заняв обе его половины. Вокруг них сновали несколько пожилых женщин и стариков, очевидно, лекарей. По стенам были развешаны пучки сухих трав, и вокруг стоял густой пряный аромат какого-то отвара. Лица раненых, несмотря на гримасы боли, казались Фолко удивительно светлыми – воины исполнили свой долг, и исполнили его хорошо.

При виде Шаннора и воеводы люди зашевелились, раздались хриплые приветственные возгласы; те, кому было полегче, приподнялись, приветствуя своих предводителей.

Пришедшие остановились возле одного из лежавших. Его лоб и грудь были затянуты белыми холстинами, глаза закрыты; дышал он хрипло, с трудом. Ратбор осторожно коснулся плеча раненого. Глаза человека тотчас открылись, словно он только и ждал этого; пальцы судорожно вцепились в широкую ладонь воеводы.

– Говори, мы слушаем тебя, – произнёс Ратбор, склоняясь к нему. – Вот Шаннор, старейшина нашего рода. Говори, мы слушаем.

– Убейте убийцу! – Губы говорящего с трудом вытолкнули слова. – Убейте, пока он не убил всех вас.

Раненый говорил на всеобщем языке с явным признаком того, что он родился и вырос в Арноре. Он говорил, временами останавливаясь, облизывая пересыхающие губы, и тогда Ратбор подносил ему чашу с дымящимся отваром. Раненый делал несколько глотков и продолжал.

…На крохотный починок, приютившийся на северных склонах Серых гор, беда свалилась ранним зимним утром, когда от крепкого мороза трещали деревья в лесу. На росчисть из заснеженной чащобы стали один за другим выбираться всадники, каких ещё не встречали в этих краях от самого их заселения.

Несколько верховых подъехали к наглухо закрытым по ночному времени воротам починка и стали выкрикивать хозяев. Из-за тына ответили, спрашивая, что нужно доблестным воинам от мирных поселян; в ответ раздалось – зерна, сена, хлеба и всего, что есть в закромах! Хозяевам предложили самим открыть ворота, пока это не сделали силой.

Однако в починке жили три смелых и гордых рода; и они поняли, что верить пришельцам нельзя, что войско это голодает и что оно возьмет всё, оставив людей умирать медленной и мучительной голодной смертью; и они ответили насильникам стрелами. Но, отбитые из луков и дубьём в двух местах, нападающие ворвались в пяти других. Началась резня…

Нескольких оставшихся в живых охотников заставили таскать из развороченных амбаров мешки с зерном, выгружать тщательно свезённое по лету сено; лошади воинов как безумные рванулись к корму…

Так пал починок, у которого не было даже имени; и его недавние хозяева, которых случайно пощадили меч и копьё, стали рабами Великого Вождя. Почти все родичи говорившего умерли от голода и стужи во время ужасного перехода через заснеженные пространства; и ещё несколько раз он видел, как горели разграбляемые поселения; когда его самого гнали на стрелы и пики отчаянно защищавших своё добро хозяев, он молил об одном – о быстрой и лёгкой смерти от праведной стрелы. Вокруг него падали такие же несчастные, принуждённые покупать свою жалкую жизнь кровью и смертью других, но он был словно заговорённый… Но зато он видел и слышал и под конец дал обет во что бы то ни стало рассказать об этом тем, кто встанет на дороге убийц; им он сможет принести своё покаяние и сообщить добытые сведения.

Он видел Вождя – близко-близко. И он не мог не трепетать в его присутствии – странная и страшная была в нём сила. Иногда, если в осаждаемом починке защищались особенно упорно, он сам, не обнажая меча, подъезжал к воротам, и тогда у защищавшихся словно руки опускались. А его собственные воины, казалось, забывали про страх, безоглядно бросаясь вперёд. И стало ясно, что именно этот Вождь – причина всему. Не станет его – и у смуты не будет корня, ибо заменить его не может никто. У него есть несколько ближайших подручных, командовавших отдельными частями его отряда; главные среди них – Санделло, страшной силы горбун, и Берель, бывший сотник из королевства Лучников. Воины толковали о надёжном укрывище за лесами Ча и Опустелой грядой и что не всё ещё потеряно, надо только собраться с силами. И ещё он понял, что Вождь разыскивает места падения Небесного Огня, для чего рассылает лазутчиков во все стороны, словно убеждён, что места эти находятся где-то поблизости. А однажды, посланный рубить дрова в ближайшем лесу, он вдруг увидел Вождя; тот ехал вслед за одним из разведчиков в сопровождении воинов. Из лагеря пригнали десятки рабов, велев копать снег на небольшой округлой поляне, в то время как воины Олмера окружили её двумя широкими кольцами; сам-то он вскарабкался на высокую ель, откуда увидел обнажившуюся под руками рабов чёрную, выжженную скалу, чёрную глубокую яму на горном склоне… А потом нежданно взвились мечи ближних охранников Вождя, и раскапывавшие яму рабы полегли все, безжалостно зарубленные на месте; а потом Олмер отослал охрану и, оставшись в одиночестве, что-то долго делал в яме, но было плохо видно, что именно; а когда Олмер вылез из ямы, то рассказчик едва не свалился со спасительного дерева – столь странным показался ему облик Вождя.

– Что-то слишком многие толкуют нам про этот Небесный Огонь… – мрачно пробормотал Торин. – Вразуми меня Дьюрин, ну зачем ему эта яма?!

Больше раненый ничего уже не мог добавить. Он и так говорил долго, и силы его истощились, голова бессильно запрокинулась. Неслышной тенью возле него возникла старушка с какими-то новыми травами. Шаннор сделал знак, что пора идти.

– Ну что скажешь теперь? – спросил у него Торин, едва они очутились на улице.

– Мы будем говорить и думать, – вдруг холодно произнёс Шаннор, и глаза его уже смотрели куда-то поверх голов друзей. – Нужно собирать большой совет родов нашего колена… Отдохните, друзья, дом для вас будет вскорости готов, Ратбор покажет и распорядится.

Старейшина, почти не горбясь и не опираясь на свой посох, зашагал прочь. Ратбор кликнул нескольких мальчишек, что-то быстро и строго приказал им, и те, бросая любопытные взгляды на пришельцев, быстро разбежались в разные стороны. И спустя немного времени друзья уже сидели в небольшом чистом доме, а их пони получили вдоволь сена.

– Небесный Огонь, Небесный Огонь, – ломал себе голову Торин. – Что нужно было Олмеру в этой яме? Не идёт у меня из головы та яма, что вы видели в Арноре, – кто же там рылся, неужто Олмер?

– Постойте! – вдруг спохватился Фолко. – А фибула, что мы там нашли?!

– Фибула?! – схватился Торин. – Верно! Мы ж про неё давным-давно забыли! Надо у этого, раненого-то, расспросить!

Лицо пришедшего к тому времени в себя раненого тронула слабая усмешка.

– Да, я узнаю её, – проговорил он. – Этот рисунок я частенько встречал у них на фибулах и других вещах, это их знак… Но откуда она у вас?