Варшавский вокзал. Они вели бой, и они прорвались, а потом его ударило. Уже в тамбуре, на волосок от победы. И ударило сильно, раз очнулся в санитарном поезде.
Они куда-то едут. Покачивается вагон, вместе с ним и совсем тусклая ночная лампочка. Федя лежит на нижней полке, рядом широкий проход, и у противоположной стены – другой раненый.
Совсем рядом кто-то шевельнулся – над Фёдором склонялась совсем молоденькая девушка в косынке сестры милосердия. Стой, я же её видел – да-да, видел, когда ненадолго вернулось сознание, перед тем как вновь погаснуть!..
Девушка устало улыбалась. Под глазами залегали тёмные тени.
– Как вы себя чувствуете, милый кадет?
«Милый» было обычным обращением сестёр – не зря же они прозывались сёстрами милосердия.
Где же он видел это лицо – лицо не писаной красавицы, но и впрямь какое-то тонкое, воздушное, будто иконописное?..
– С-спасибо, с-сестра… Чувствую хорошо…
– Подать вам что-нибудь? – участливо спросила она. – Воды?
Фёдор с трудом кивнул.
– Немного, – строго сказала она, осторожно подсовывая тёплую ладошку под стриженый Фёдоров затылок. – Так Иван Христофорович велели.
Простая вода показалась Фёдору напитком богов. Холодная освежающая волна прокатилась вниз по телу, и, кажется, даже болеть стало меньше.
– Где… я?
– Вы в санитарном поезде Её Величества императрицы Марии Фёдоровны, – сестра подпустила в голос чуть-чуть официальности. – Мы все едем на юг. Куда – не знаю, милый кадет. Вас ранило, когда бой уже почти кончился.
– Но… мы же…
– Тсс, тише, тише, ради Бога! – испугалась девушка. – Иван Христофорович услышат, заругаются. Да, мы победили. Вырвались из города. Собрали всех, кого могли. Вот… и наш поезд тоже.
– А… вы…
– Татьяна. Просто Татьяна.
– Спасибо вам, мадемуазель Татьяна…
– Ах, бросьте, Фёдор Алексеевич. Я… слышала, как вы с друзьями спасали… государя.
И глядела с этой странной, удивительной русской теплотой в глазах, что только у нас и встретишь в женском взоре.
– Да что вы, мадемуазель… мы ничего и не сделали…
– Вы с господином Аристовым ворвались в узилище, где заточили государя с… с цесаревичем. Освободили их, доставили через весь город, под пулями, под обстрелом…
– Ну… доставили, – признался Фёдор. – Но это всё Константин Сергеевич, полковник Аристов! Он всё спланировал. А когда от ДПЗ прорывались, так это Севка Воротников с пулемётом дорогу расчистил!..
– А вы, Фёдор? – Большие тёмные глаза поблескивали. И соврать ему уже не удалось:
– Я за рулём сидел.
– Вот! Вот! Я же говорила! Вы государя спасли!
– Мы все спасли, мадемуазель…
– Всё равно! – настаивала она. – Вы настоящие герои! Знаете, как в «Илиаде»! Или в «Энеиде»! Когда Эней спас отца, – и процитировала:
«Милый отец, если так, —
поскорее садись мне на плечи!
Сам я тебя понесу, и не будет мне труд этот тяжек.
Что б ни случилось в пути —
одна нас встретит опасность
Или спасенье одно».
Фёдор совсем смутился, ощутил, как запылали щёки. А ещё вспомнил Лизу.
Которая осталась с матерью в Гатчино. Варвара Аполлоновна Корабельникова наотрез отказалась эвакуироваться, даже когда бои уже шли на окраинах городка. Тогда ещё оставалась надежда, что из столицы вот-вот подойдут «верные части», что неприятель будет отброшен; а потом, когда стало ясно, что немцы и предавшиеся им бывшие наши полки обходят Гатчино с севера…
Глаза Фёдора закрылись сами. Он ощутил, как заботливые руки сестры милосердия осторожно поправляют ему одеяло.
…Они шли строем по Бомбардирской, мимо дома № 11; шли брать станцию, ту самую, где погибнет Юрка Вяземский, и сам Юрка как ни в чём не бывало балагурил и шутил, заставляя всех идти в ногу.
А на крыльце дачи с мезонином стояла Варвара Аполлоновна. Рядом, на перилах – раскрытая коробка с патронами, и хозяйка деловито заряжала свою «американскую дробовую магазинку Браунинга».
– За нас, дорогой Фёдор, не беспокойтесь. Мы отсюда не уйдём. Никогда Корабельниковы ни от кого не бегали, и впредь не побежим.
– Варвара Аполлоновна, немцы совсем рядом. И эти… смутьяны. Бунтовщики. Вы думаете, вам дробовик поможет?
– Кадет Солонов! – хлестнул голос Двух Мишеней.
– Бегите, Федя, бегите. Нельзя от своих отставать. – Мать Лизаветы скрылась в дверях, зато вместо неё на улицу выскочила сама младшая m-lle Корабельникова.
Волосы растрёпаны, кулачки крепко сжаты. Белая блузка, длинная юбка, как положено, до самой земли.
– Феденька!
И они обнялись.
Прямо при всех, никого не стесняясь.
– Лиза, пожалуйста… уходите. Ну хоть ты!..
– Федя… – Его щеки коснулось что-то влажное и горячее. – Ты же знаешь мою муттер – её ломовой лошадью не сдвинешь… Но ко мне вот Зина пришла, и знаешь, что у неё есть? Револьвер, настоящий!..
– Лиза… не поможет вам ни дробовик, ни револьвер, бегите, Лиза, бегите!
– Солонов! – донеслось вновь.
– Не беспокойся, ну, пожалуйста, – быстро-быстро зашептала Лиза, хватая его за плечи. – Только возвращайся, ладно? И Пете накажи. Что Зина, если с ним что случится, из-под земли его достанет…