Александровские Кадеты. Смута. Том 1

И тогда он её поцеловал.

Ну как «поцеловал» – неловко потянулся вдруг вперёд, она потянулась тоже; неловко и неумело ткнулись губами в губы, жарко вспыхнули оба, чуть не в ужасе отпрыгивая друг от друга.

Лиза так и замерла, вновь стиснувшиеся кулачки прижаты к груди, ветер треплет волосы, а Юрке Вяземскому наконец удаётся построить кадет, и они начинают отбивать ногу, сперва как бы в шутку, дурачась, – а потом всё чётче и твёрже, и вот уже колонна кадет чеканит шаг, словно на высочайшем смотру; и люди выбегают из домов, кто-то плачет, кто-то крестит их, а Две Мишени кричит севшим надтреснутым голосом:

– Уходите из города! Скорее! Уходите все, куда угодно, только уходите!..

И в словах его отчаяние, потому что он уже знает – никто не послушается.

Лиза… Лизавета Корабельникова…

– Фёдор?

Нет, это не её голос. Но в нём тоже тревога и забота – настоящие, неподдельные. И что-то ещё, что он смутно чувствует, о чём догадывается, но боится признаться даже самому себе.

– Фёдор Алексеевич? – Кажется, он её испугал, эту милую сестру…

– В-всё хорошо, – выдавил он.

– Вот не надо так больше делать, – наставительно, но с явным облегчением сказала она, в шутку грозя тонким и длинным пальцем, тем самым, что принято называть «аристократическим».

– Не буду, мадемуазель Татьяна… – повинился он.

– Всё, вам надо спать, милый кадет, – она поднялась. – Утром вас осмотрит Иван Христофорович, узнает, что вы ночью бодрствовали, мне попадёт. – Лёгкая улыбка на бледных губах.

– Есть спать. – Фёдор попытался улыбнуться в ответ.

Она молча кивнула и отошла – к своей конторке.

Фёдор Солонов, однако, спать уже не мог. Потому что думал разом о всех, оставшихся позади, – о родителях, сёстрах, Лизе и всех остальных, с кем свела жизнь за годы в корпусе, кого он успел полюбить и кто полюбил его.

Мама, сёстры и няня должны были быть уже в безопасности, во всяком случае, там, у них, не стреляли. Папа… Фёдору только оставалось надеяться, что Туркестанский стрелковый полк сумел пробиться из окружения под Стрельной.

А вот Ирина Ивановна Шульц…

Ох, ох, Ирина Ивановна…

Но на этом месте силы покинули кадета Солонова уже окончательно.

Он спал.

Две Мишени проснулся за минуту до того, как началась стрельба. Что его разбудило – неведомо; только что спал мёртвым сном, чёрной тьмой без сновидений, а вот уже руки сами сбрасывают шинель, натягивая сапоги и спеша нашарить кобуру с оружием.

Бронепоезд сбрасывал ход; с передней площадки звучно и зло лаяло носовое орудие. Где-то невдалеке грянули разрывы; по броне стегнули пули.

– Где мы? С кем бой? – Две Мишени ухватил за рукав пробегавшего мимо штабс-капитана из артиллеристов.

– Торошино. У входных стрелок. Обстреляны со стороны станции, – махнул рукой офицер. – Ваш полковник Яковлев разворачивает цепи.

Вот и кончилась прямая наша дорога… Две Мишени застегнул портупею. Что ж, посмотрим, кого нам на сей раз судьба послала в противники!..

Серый день поздней осени, едва начавшийся рассвет, низкое северное небо, словно потолок блиндажа.

Аристов спрыгнул на насыпь. Со стороны почти невидимых в сумерках окраин Торошино постреливали одиночными, дал две короткие очереди пулемёт. Полковник оглянулся – мост через Пскову остался позади, слава Богу. Не успели взорвать, слишком долго прочухивались.

С обеих сторон к полотну подступал лес, огороды и выгоны начинались дальше. Однако противник всё-таки не совсем спал – от Торошино до окраин Пскова полтора десятка верст, успели выдвинуться. Вот уж воистину, хвала Создателю, что мост цел!

Слева и справа от главного хода уже разворачивались цепи – и кадеты, и гвардейцы, и добровольцы – все вперемешку. Две Мишени встряхнулся, побежал к своим.

– Константин Сергеевич!..

– А вы быстро, Семён Ильич!

– Первыми под гребешок попадём, намекаете, господин полковник? – ухмыльнулся Яковлев.

– У нас впереди ещё Черняковицы. – Две Мишени вспомнил карту. – И ещё один мост. Вот что, Семён Ильич. Возьму-ка я своих охотников, кадет, кого сам учил, из первой роты, да пройдёмся мы чуток вперёд. Нам у Торошино засиживаться нельзя, того и гляди разберутся псковские, кто б там у власти ни был, «временные» или немцы, да мост и рванут.

Яковлев отрывисто кивнул.

– Я их тут свяжу. Будут заняты. Не сомневайтесь, Константин Сергеевич.

– Как пройдём всю станцию, пущу зелёную ракету. Будьте готовы.

– Будем. Как юные скауты.

Карта г. Пскова, 1890 г. (фрагмент).

…Первых немцев они увидели совсем скоро – на путях и рядом на скорую руку было сложено укрытие из шпал.

Впереди ползком пробирался Воротников, так и не расставшийся со своим пулемётом. Рядом – Бобровский. Эта парочка неразлучна, особенно с тех пор, как без вести пропал их третий, Костя Нифонтов. Рыжий Павел Бушен и Варлам Сокольский – надёжные ребята, отличные стрелки. Вместе с Фёдором Солоновым держали фланговую позицию на дамбе, пока не пришла пора отступать…

Немцы устроились крепко: насыпь, самые подступы к ней, где лес сведён, они простреливали полностью. Но вот чуть в стороне – густой лес. Там у них тоже секрет?..

По левую руку – настоящая чаща, за нею – извивы узкой Псковы. Аристов махнул рукой – его команда, пригибаясь, двинулась через успевший подняться кустарник к тёмным елям.

Немцы на посту не позволяли себе никаких вольностей – ни звука, ни огонька. Но едва ли они тут успели всё облазать…

Пробиравшийся первым Бушен вдруг резко присел, его движение тотчас повторили и остальные. Пашка в темноте видел не хуже кошки.

Бушен жестом указал направление. Как он сумел углядеть залёгшего меж двух елей вражеского солдата – Бог весть, однако вот углядел. Севка Воротников ухмыльнулся, извлёк из кармана тонкую ременную петлю, продемонстрировал полковнику. Аристов кивнул.

Севка все последние годы оставался непобедимым «первым силачом» корпуса, хотя с Фёдором Солоновым у них не всё выходило так однозначно.

Отработано это было на практических занятиях сотни, если не тысячи раз; и, кто бы мог подумать, применено на летних манёврах 1914 года, когда нынешняя первая рота, а тогда вторая, дерзко нарушила все каноны и регламенты, проникла в тыл условного противника (в роли коего выступали лейб-гусары, не слишком любимые старшими кадетами за неимоверное зазнайство), повязала часовых и захватила штаб, как раз когда гг. штаб- и обер-офицерам был подан обед.

Государь тогда очень смеялся, велев господам проигравшим отдать обед нахальным кадетам. Шалость эта создала александровцам немало недоброжелателей среди золотой гвардейской молодёжи, ну а уж лейб-гусары – те, говорят, на клинках поклялись а) отомстить; б) скоро отомстить и в) страшно отомстить, однако так и не успели…

Кто-то из этих лейб-гусар навсегда остался в Стрельне, кто-то пропал без вести в Петербурге, а кто-то – надеялся Аристов – и сейчас окажется с ними.