Если путь осязаем

– Я слышу и чувствую тебя там. Я… – продолжал голос, выныривая из прошлого в настоящее. – Ты не способен понять, каково это и что это для меня значит. И значимость эта всё еще перекрывает ее негативные последствия в виде твоего демонстративного молчания или необоснованных упреков.

– Еще как способен, моя сладкая, – произнес про себя Герман.

Голос осекся, зафиксировав бесконтрольный переход на «ты», спешно открыл заметки и записал диктуемый на высокочастотной волне текст:

«Когда ты смотришь на меня так, я становлюсь моложе,

Когда вдыхаю запах твоей соленой кожи, я превращаюсь в ветер. Похоже,

Всё это выдает в нас вечность».

– И что мне с этим делать теперь? – пробормотал голос.

– Включить в первую главу, – ответил кто-то с той же высокой частоты, – роскошная же сентенция. Дарю.

В силу того, что подобные прямые включения случались последнее время с завидной регулярностью, голос не только не удивлялся постоянному аудиальному сопровождению, но и пользовался случаем для коротких, но содержательных бесед. Особенно это выручало, когда вокруг было полно заумных челов, спешащих выплеснуть на нее свою эрудицию. Она смотрела на таких вот умников, а сознанием переключалась на другую частоту и слушала уже совсем другие истории, которые потом еле успевала записывать в перерывах между третьим и пятым глотком одного бокала, который Кира предпочитала растягивать на весь вечер.

В то утро бокал, к счастью, был наполнен лимонной водой. Сделав пару глотков, девушка вернулась в постель, подправила настройки реакции и продолжила:

– Что же вы так тогда во мне обожаете, и обожаете ли, если я всё уничтожаю и крушу ваши лучшие устремления?! Возможно, вам просто потребовалась новая порция цифрового секса? А мне нужен был всего лишь ваш живой звук. Всего несколько слов. Не слишком ли дорогую цену вы устанавливаете за такую малость?!

– Я просил не общаться с ней. Вы обещали. И даже какое-то время выполняли обещанное. А потом наплевали на меня. И даже бравируете этим.

– Вы тоже кое-что мне обещали.

– А последовательность не напомните? Может быть, мои действия всего лишь реакция? Впрочем, это пустое. Мой порыв так и остался порывом.

– Все ваши действия и диалоги у меня подробно письменно изложены. Слава создателям гаджетов! И последовательность там налицо или, уместнее сказать, во всю диагональ экрана. И видим мы там лишь одни сплошные ваши обещания и мои неоправдавшиеся ожидания, ни одного реализованного порыва или искреннего разговора, доведенного хотя бы до середины. У вас всё время одни: «я так и думал», «ну, понятно» и «сама виновата». Впрочем, это пустое. То, что я не услышу вас месяц или два, никак не изменит мое внутреннее убеждение. Я всё равно вас не слышу и не вижу уже порядочное количество недель. Нечем тут пугать. Вы считаете меня говорящей куклой, типа спам-подкаста, которую можно отключать словами «не сегодня», которая по наступлении буднего дня должна снова говорить, улыбаться и развлекать своего подписчика. Но, увы, я не хочу улыбаться, когда меня всякий раз доводят до края, а потом обвиняют в том, что я, б*, грохнулась вдребезги с этого края. И вам похрен, что мне больно, что я вся переломалась, падая. Более того, вы меня готовы порывно обожать вместо того, чтобы задуматься над тем, что надо бы поднять меня и хоть как-то постараться больше не ронять, – упруго бомбил запретную зону черный каучуковый матовый кнут, за которым еле поспевали коченеющие кончики пальцев.

– Это не так, – обнимая ее мысленно изо всех сил, неуверенно возражал противник.

– Это так, и вам нечего этому «так» возразить, кроме «ты же сама падаешь, я тут ни при чем», кроме «я тут пришел к тебе со своим обожанием, а ты мне мозг выносишь своей неврастенией», кроме «я вообще занят, пусть сама разбирается, я ей в няньки не нанимался, я ее обожать хотел, а она ведет себя как ребенок опять». Все? Закончилось обожание?! Поздравляю! Вы побили предыдущий рекорд в два часа.

– Нет, конечно. Я вас любую обожаю. Некоторые ваши поступки нет, но не вас.

Это была обезоруживающая инъекция, от которой голос напрасно силился подобрать противодействие:

– Да, да, это психологи так рекомендуют с капризными детьми беседовать. Знаем, проходили, – шаря по пустым бойницам в пересохшем горле, голос жаждал живительного примирения.

– Мне не рекомендовали. А что вы делаете?

– Вы, видимо, хотели сказать «я всё в очередной раз понял, не сердитесь на меня, я к вам очень скоро приеду и запишу вам сколько угодно своих голосов? – в ожидании окончательной капитуляции шелестел бережно скручиваемый в тугое кольцо кнут.

Последовавшее аудиосообщение вдохнуло жизнь в самые нижние ноты удовольствия и хриплым эхом отозвалось в животе. Запись была прослушана еще несколько раз:

– Зачем вам мои голоса, Кира? Что вы собираетесь с ними делать?

Repeat:

– За-чем ва-аам мои-ии, голоса-а, Кира? Что-о вы собира-ааа-ете-ееесь с ними-и де-ееее-лать?

Repeat:

– За-че-ееем ва-ааааам мои-ии….

Волны голоса Германа замедлялись и резонировали в каждой ее свободно мыслящей клетке, обостряя органы чувств, провоцируя легкие вкусовые, тактильные и визуальные галлюцинации. Достигнув наконец глубины глубин, они вырвались наружу стоном и печатным сопровождением:

– Смею предположить, что моя реакция на твой голос равноценна твоей реакции на мои трусики.

Выдав в эфир это дерзкое сравнение, Кира тут же вообразила Германа в офисе, без стука входящего в ее кабинет, демонстрирующего подаренные ему сто лет назад ее же трусики со словами: «Ничего нет равноценного». Фраза эхом заметалась в лабиринтах воображающей, погружая ее всё глубже в новую сцену. Кира вмиг заключила наглеца в свои фирменные объятия, в прыжке обхватывая его ногами и руками, на ходу блокируя самоконтроль, подчиняясь первобытным алгоритмам лимбической системы.

– Рыыырррррр, – завороженная вслух спугнула наваждение и резюмировала в отправленном сообщении:

– Нет. Я бы точно не смогла с вами работать.

Затем воспроизвела про себя загугленный подходящий отрезвляющий контекст:

«На языке науки, любовь – это древний коктейль из нейропептидов – молекул, которыми нейроны "общаются" между собой. С точки зрения эволюции, любовь – это поведение, способствующее появлению и сохранению чувств, которые, в свою очередь, помогают размножаться и выживать».

Продолжать род, когда тебе за сорок и у тебя три офигенных наследника, как-то незачем, подытожила Кира и дальше уже не читала болтовню страждущего.

А всё тот же наглец, уловив без труда намек про «не смогу с вами работать» и ход дальнейших мыслей, подыгрывал уже в пустоту:

– Почему нет? Я бы смог. Есть же затычки в нос, которые спасут меня от аромата корицы, исходящего от твоих плеч, шоры, которые уберегут меня от твоего зовущего взгляда, и беруши, благодаря которым я не услышу твой задорный смех.

Диалог оборвался так же нелепо, как и начался. Без поводов на продолжение и прощание. Так случалось часто. Кира знала об этой особенности соавтора. И хотя она никак не вписывалась в рамки нормального человеческого общения, это не помешало девушке исключить привычную стадию разбора и выводов. Вместо этого девушка спокойно вернулась к диктовке:

Надеюсь, вы не ждете от меня рассказа о сокровенном и трепетном, не рассчитываете отыскать где-то на 134 или 243 страницах путь к вечным «Кто виноват?» и «По ком звонит?». Пытливые умы давно вычислили, что виноватых нет, а колокол – всегда только по вам. Здесь не будет ни острых идеологических рефлексий, ни разоблачений догнивающей цивилизации, ни злободневных мироточащих полотен человеческого опыта. Мне нет никакого дела до чужого хлеба. Всё это не про прайм-тайм-контент, не про хайп и кринж, но про старые добрые превратности Сансары, злодейки судьбинушки (и прочие вариации) и тот самый чертов внутренний выбор, субъективную волю, трагическую иллюзию, обрекающую на небезызвестное одиночество чаще всего в сети. Не то высокопарное одиночество, о котором скорбел Маркес и Мюриель, а то банальное бытовое одиночество, о котором не принято задумываться, которое давно стало нормой. Речь пойдет о разрушающей силе нормы, пронзившей сознание главной героини, Киры, едва успело жесткое пеленание сковать ее младенческое сердце, беспощадно извергнутое утробным космосом.

Хорошо бы включить это состояние в медицинскую практику в виде полноценного диагноза, а не сопутствующей симптоматики. Как считаете? Поскольку, достигая в наши дни пандемических масштабов, он нуждается в изучении не менее, чем какая-нибудь гемангиома или плоскокостный ганглий, не говоря уже о кровожадном COVID-19. Львиная доля человечества давно поражена такой Нормой и подсознательно ждет изобретения и внедрения действенного протокола лечения, чтобы однажды обрести надежду на исцеление:

– Доктор, что со мной?

– Ничего особенного – это Норма, распространенная разновидность острого одиночества. Я выпишу вам рецепт. Современная медицина далеко шагнула в области профилактики и лечения острого одиночества. Через пару недель всё пройдет.

Вот бы нам с вами такой рецептик, а?

ГЛАВА 2. Раз ступенька, два ступенька

Сильную влюбленность буквально можно наблюдать на томограмме: вы показываете человеку фотографию возлюбленного, и в мозге активируется система вознаграждения, причем картина примерно такая же, как у наркомана при виде вожделенного вещества. Любовь – это важно. Любовь – залог выживания и процветания нашего вида. Любовь дает мотивацию для великих свершений.

Ася Казанцева

0. Запах

1. Притяжение

2. Целостность