Моя дочь от бывшей

– Ты просто его не видела, – усмехается Иришка и медленным шагом направляется к своему столу. – Грудь… Губы… Задница… А руки…мммм… Жаль, эти отчеты вечером понесу к нему не я. Уж я бы не упустила такой шанс!

Она взбивает прическу рукой с ярко-красным маникюром и демонстративно облизывает губы. Не удержавшись, мы смеемся – обе понимаем, что ничего предосудительного Иринка бы никогда не посмела сделать.

– Но по поводу мужика я серьезно, – вдруг подает голос она. – Тебе давно уже пора снять стресс. Хотя бы. И показать свою МарьИванну не только гинекологу!

Пуляю в нее бумажный шарик, и девушка со смехом скрывается за монитором.

Весь остаток дня похож на цирк, только коней не хватает. Голова начинает пухнуть, глаза слезиться. Работы очень много, потому что начальница одной из первых написала заявление об уходе, оставив меня исполняющей обязанности. Отслеживая стрелку часов, я с ужасом понимаю, что могу не успеть до пяти вечера, и от этого на душе становится так тяжело, что хочется выть волком.

Но выбора нет, и вот уже без пяти пять я стою в приемной нового директора со всеми своими отчетами.

– Он сегодня не в духе, – пожимает плечами секретарь, когда я кладу ей на стол бумаги. – Поэтому занеси, пожалуйста, все это сама.

Я делаю выдох и скольжу глазами по новой хромированной табличке, где написаны инициалы и незнакомая фамилия нашего нового рабовладельца. Как жаль, что прежний хозяин решил продать свои активы, не выдержав новой экономической обстановки в мире…

Как вчера помню тот день, когда пришла сюда устраиваться на работу. Тогда меня и брать-то никуда не хотели из-за маленького грудного ребенка, и только здесь пошли навстречу, войдя в положение матери, которая осталась одна сражаться против всего мира.

Именно поэтому я и не написала заявление об уходе, как многие. Не дело это – предавать тех, кто протянул тебе руку помощи в трудную минуту…

– Может быть, я потом?

– Александр Сергеевич, к вам Тихонова, – секретарь даже не дает мне возможности сбежать из логова дракона, и тут же указывает глазами на дверь.

Прижимая к себе бумаги, которые готовятся разлететься от неловкого движения, берусь за ручку и через секунду попадаю в полутемный кабинет.

Новый владелец уже обжился на этом месте. С грустью отмечаю, что пропал шкаф, где были выставлены красивые открытки, стена с дипломами сиротливо чернеет дырочками от гвоздей, а большой стол передвинут на середину комнаты.

– Я… – моргаю несколько раз, чтобы после света привыкнуть к полутьме.

Темная фигура одним слитным движением, в котором чудится что-то кошачье, буквально перетекает из-за стола ближе ко мне. Какое-то неясное предчувствие тут же сжимает сердце, а в висках начинает гудеть. Прижимаю руку к груди и делаю несколько выдохов, чтобы успокоиться. Да что это со мной?

Мужчина встает позади меня, и я не могу сделать ни единого движения – чувствую себя кроликом, попавшим на ужин к питону. Глаза, наконец, привыкают к полутьме, и я ясно различаю все мелочи, с которыми изменился кабинет.

Он стоит позади, и я буквально обмираю от ужаса. Руки покрываются гусиной кожей, а губы пересыхают. Быстро облизываю их.

– Здравствуйте… Александр… Сергеевич.

– Ну, здравствуй, Вика, – говорит он мне в ухо, от чего волосы буквально встают дыбом, а сердце начинает колотиться так часто, что кажется, оно готово пробить грудную клетку на раз-два. Мне так страшно, что я сейчас могу упасть в обморок. Потому что я только теперь понимаю, кто стоит за моей спиной. Кто спрятался за чужой незнакомой фамилией нового директора нашего предприятия. Кто достоин того, чтобы гореть в аду на самом сильном огне.

Это голос моего бывшего мужа.

*Саша*

Я знал, что она зайдёт сама. Как только ознакомился со списками сотрудников и увидел такое знакомое мне имя, голова сразу же пошла кругом. Весь воздух выбило из лёгких, и я решил, что точно выкуплю эту компанию, чтобы превратить жизнь бывшей в самый настоящий ад. Когда-то она так поступила со мной, настала моя очередь прийти с ответным ударом. Неужели Вика совсем не думала своей головой, когда творила такое? Неужто считала меня настолько влюблённым лопухом, который даже не заметит подвоха и будет вечно расстилаться под её каблуком?

– Т-ты! – заикается Вика, широко распахнув глаза.

– Я, милая, я. Ожидала увидеть кого-то другого? – посмеиваюсь, прикасаясь подушечками пальцев к нежной коже лица твари, предавшей меня.

Когда-то я любил её, весь мир готов был положить к её ногам, но за пять лет многое изменилось. Я изменился, став наследником богатой империи. А она осталась прежней: тихая серая мышка, в душе которой прыгают самые черные черти.

– Но п-почему? – она делает шаг назад.

Я не держу – хочет сбежать, пусть бежит как можно дальше, так даже интереснее, ведь я всё равно настигну её. Все эти годы я наивно предполагал, что смог отпустить её, оставить прошлое в прошлом, но я ошибался. Я жаждал снова посмотреть ей в глаза и спросить, как она могла так жестоко обойтись со мной. Однако последний вопрос я задам позднее, когда доведу её до исступления.

– Почему я выкупил эту компанию? Решил сделать подарок своей будущей жене… Подарю ей эту гнилую конторку на свадьбу, как только приведу в порядок и подниму до нужных высот, достойных истинной королевы.

Вика стискивает зубы, бледнеет и кивает. А что она думала? Что все эти пять лет я буду горевать и вести отшельнический образ жизни? Я не монах, и орешки при месте. Нужно как-то жить дальше, несмотря на то, что тебя жестоко предали, вытряхнув душу.

– Не прикасайся ко мне, – как змея шипит бывшая, когда я делаю шаг в её сторону.

– А иначе что? Обвинишь меня в изнасиловании? Знаешь, у меня нет настроения на лишнюю болтовню. У тебя есть две недели, чтобы найти новую работу.

Знаю, что обстановка с работой в городе не самая удачная, кроме того, я скупил большую часть компаний здесь, а своих коллег убедительно попросил не принимать Вику, если не хотят в ближайшее время стать банкротами. У меня всё схвачено, и я уверен, что через две недели она приползёт ко мне и в слезах будет каяться за содеянное. Хотя какие там две недели? Скорее всего, даже раньше. Вика уж слишком держалась за это место: рядом с домом, платят хорошо, а график позволяет уходить раньше и приходить позднее. Я разузнал о ней практически всё от бывшего владельца этого места: одна воспитывает ребёнка-инвалида. Жизнь чересчур круто наказала Вику за содеянное, но мне ничуть не жаль её.

– Новую работу? – переспрашивает бывшая, словно оглохла. – У тебя совести совсем нет?

– Совести? И это ты будешь говорить мне о совести?

Становится смешно, но я сдерживаюсь. Бреду к своему столу, плюхаюсь в кресло и закидываю обе ноги на столешницу.

– Ты слишком несправедлив, Саша… Думаешь, что обзавелся деньгами, спрятался за чужой фамилией и сможешь отмыть все свои грешки?

Мне становится смешно.

– Сменил фамилию? Ты чересчур высокого мнения о себе, если думаешь, что я стал бы прятаться за чужой фамилией. Я не собираюсь просиживать здесь штаны, поэтому в скором времени это место займёт директор, а я буду управлять всем на расстоянии.

– Ты не можешь лишить меня работы! – всхлипывает Вика и скрещивает руки на груди, отчего бумаги вываливаются и рассыпаются по полу.

– Ты даже документы сдать нормально не можешь, на кой чёрт мне держать тебя здесь? – фыркаю я.

Вика присаживается на корточки и трясущимися руками начинает собирать рассыпанные по всему полу бумаги, а я очерчиваю взглядом идеальные изгибы её тела. Кажется, она похудела, но все приятные округлости остались при ней. Когда-то я был без ума от её фигуры, от её близости. Вспоминаю, как не мог надышаться ароматом её кожи, как любил, а потом сгибался пополам от боли, которую она причинила мне, снова и снова прокручивая перед глазами момент предательства.

– Если ты решил уволить меня, я подам на алименты, – решительно заявляет Вика, бросает документы на столешницу и смотрит на меня разъярённым взглядом. – Ты заплатишь за всё, что сделал со мной и маленькой Варей.

– Рискни, если сможешь доказать, что этот ребёнок мой, а не плод твоих больных утех.

Вика широко распахивает глаза от удивления, хлопает ресничками, внимательно глядя на меня, словно не поняла, о чём идёт речь. Она отшатывается, точно получила пощёчину… правда оказалась чересчур больной? Не думала, что мне станет известна правда?

Я не хотел тыкать её носом в эту проклятую измену, но вижу, что другого выхода у меня нет. Все девять месяцев я надеялся, что это мой ребёнок, представлял, каким отцом я стану, а потом получил результаты ДНК… Я готов был простить ей измену ради малыша, но даже он не мой… Губы растягиваются в хищной улыбке.

– Я всегда была верна тебе, – с обидой заявляет Вика. – А ты сбежал, как последний трус, столкнувшись с опасностью лицом к лицу.

Она разворачивается и быстро покидает мой кабинет, оставляя шлейф своей дешманской парфюмерии, который проникает в самую душу, затрагивая что-то чересчур болезненное, снова уничтожающее меня изнутри.

Вот и поговорили…

Понимаю в эту секунду, что так и не успел высказать всё, что так сильно кипело на душе. С грозным рыком сметаю все бумаги со стола и поднимаюсь из-за него, желая поехать в бар и немного развеяться. Телефон начинает звонить, но я даже не смотрю на экран: плевать, кому и что нужно… Я столько всего готовился сказать ей, но слова потерялись, а я понял одно – эти годы ничего не изменили, я не смог вытравить яд под названием «Вика» из своей крови.